Она повернула экран к Бабу и включила запись. Баб оставался совершенно неподвижным, как кобра перед ударом.

- Вторые вороооота.

- Тот же самый код, - сказала Харкер, стараясь, чтобы это звучало искренне. - Я бы записала, но меня почти поймали.

Баб пристально посмотрел на нее. Джули не знала, зачем солгала. Возможно, потому, что выпускать девятифутового демона на свободу было не самым разумным решением. А возможно, потому, что она не совсем доверяла Бабу в том, что он сделает для нее ребенка. Если все получится, Харкер возможно даст Бабу второй код позже. Может быть, если он исполнит еще ее одно желание. Харкер хотелось бы иметь маленького мальчика, с которым ее дочь могла играть.

- Мы ведь договорились, да? - Харкер сузила глаза. Она была уверена, что Баб не сможет догадаться об ее обмане. Она была прирожденной лгуньей.

- Какого цвеееета глаза?

Харкер моргнула. Она никогда не задумывалась об этом.

- Голубые глаза. И светлые волосы. Вьющиеся светлые волосы.

Как у Ширли, - подумала Харкер.

- Следи за двеееерью, - проинструктировал Баб.

Он потащил тушу овцы в глубину вольера и остановился за кустами. Харкер стояла в дверном проеме комнаты, попеременно посматривая в коридор и на вольер.

- Как насчет камеры наблюдения? - обратилась она к Бабу.

Он не ответил. Проходили минуты. Харкер могла видеть ноги овцы, высовывающиеся из-за кустарника. Сначала они подергивались, затем подергивания перешли в конвульсии. Когда брызнула кровь, Харкер отошла от двери, чтобы посмотреть поближе.

Баб положил ладонь на грудь лежащей овцы. Та дергалась под его рукой, как будто через нее пропускали электрический ток. Медленно ее туша начала расширяться. Шерсть, черная от крови, отслаивалась, как полосы мокрого ковра. Овца раздулась и стала вдвое больше своего первоначального размера. Она начала блеять, громко и неистово.

Раздался громкий хлопок, когда кожа лопнула. Туман крови оросил Баба, покрыв его каплями. Одним из когтей Баб сорвал оставшуюся кожу. Под ней оказались темно-красное, жилистое и...

  ...измененное тело.

Все четыре ноги укоротились, казалось, что они сжались сами в себе. Как будто кости были сделаны из резины, они сгибались и скручивались, пока животное не перестало походить на овцу, превратившись в корчащуюся массу соединительной ткани.

Хриплое блеяние стало похоже на удушье утопающего.

Затем голова взорвалась и стремительно расширилась до формы человеческого черепа.

- Следи за двеееерью, - скомандовал Баб.

Но Харкер не сдвинулась с места, глядя на изменяющееся тело, бывшее еще недавно овцой. Оно свернулось в позу эмбриона. Баб продолжал держать ладонь на груди, в районе сердца.

Тело становилась все светлее и светлее. Харкер поняла, что оно не меняет цвет, а это формируется кожа. Оно дрыгало ногами, которые теперь были не копытами, а вполне узнаваемыми ступнями. Харкер наблюдала, как его ладони, похожие на две варежки, начали делиться и раздвигаться, пока на каждой из них не стало по пять пальцев.

Баб был очень сосредоточен. Казалось, он почти впал в транс.

Теперь блеяние было таким высокочастотным, почти как вой сирены. Оно медленно стихало, становясь ритмичным, более узнаваемым.

Плач ребенка.

Харкер попыталась сглотнуть, но комок прочно застрял в горле.

Изменения становились все более стремительными. Харкер подошла к вольеру и прижалась лбом к плексигласу. Она смогла разглядеть тонкие волосики, пробивающиеся из кожи головы, мокрой от крови. Когда девочка заплакала, Харкер смогла разглядеть, как формируются десны и язык.

- Невероятно, - прошептала Джули.

Ребенок моргнул, открыв удивительно голубые глаза. Детали на ее маленьком теле стали четче: формировались соски, росли ногти, появился пупок. Гениталии, маленькие и нежные. Многочисленные изгибы ушей. Брови и ресницы. Как будто Харкер смотрела на нее издалека в бинокль, медленно настраивая фокус.

Девочка перестала плакать. Она лежала на спине, шевеля ручками и ножками.

- Она готова? - спросила Харкер.

- Даааа.

- Принеси ее, - попросила Джули.

Баб осторожно подхватил ребенка одной рукой и отнес его к люку. Харкер поспешила туда.

- Моя дочь, – прошептала она.

Она взяла ребенка обоими руками, прижимая его к себе. Это было так естественно. Так хорошо.

- Маме нужно помыть тебя, Ширли. Ты вся в крови.

Ребенок схватил ее за блузку, и Харкер чуть не упала в обморок от радости. Она должна была незаметно вернуться в свою комнату.

Но как?

- Присмотри за ней минутку, - сказала Харкер, передавая ребенка обратно Бабу.

Девочка закрыла глаза и стала сосать большой палец.

Харкер вылетела из комнаты, прошла через ворота, миновала Голову Осьминога и направилась по Зеленому рукаву. В Зеленой 8 находились два больших холодильника для продуктов. Харкер открыла первый и нашла большую коробку, наполненную замороженными буханками хлеба. Она высыпала хлеб на пол. Коробка казалась достаточно большой.

Она поспешила обратно в Красную 14. Ширли спала на ладони Баба, свернувшись клубочком.

Отлично.

Харкер осторожно положила ребенка в коробку, чтобы не разбудить.

- Повеселиииись, - сказал Баб, ухмыляясь.

Харкер слишком нервничала и была слишком взволнована, чтобы ответить. Коробка была громоздкой, но она была рада этой ноше. Джули крепко прижала ее к груди, стараясь не шевелить драгоценный груз внутри. Ценнее золота. Ценнее, чем даже свобода.

Коробка, полная любви, - подумала Харкер.

Слезы выступили у нее на глазах. Радость была настолько всепоглощающей, что у нее едва не остановилось сердце. Вновь, после долгих лет бесплодных и отчаянных мечтаний, Джули Харкер снова стала полноценной.

Она стала мамой.

Глава 22

Отец Трист никогда не чувствовал себя так близко к Иисусу Христу. Он ощущал Его в своем сердце. Чувствовал, как Он течет по его венам. Чувствовал Его каждым вздохом, каждым шагом, каждой порой.

Священник поспешил по Красному рукаву, намереваясь совершить свое первое крещение за последние двадцать лет. Баб, прочитав Библию, которую он ему одолжил, решил стать католиком.

Помимо принятия первого причастия, Баб с нетерпением ждал и других: второго причастия, покаяния, и третьего причастия, евхаристии, принятия Тела и Крови Христовых в Святых Дарах.

Мир скоро изменится, Трист знал это наверняка. Баб откроет новую эру религиозного пробуждения. Его послание о божественности Христа дойдет до всех уголков земли. Сомневающихся больше не будет. Даже самые упрямые противники веры отступят. Убеждение рабби Шотцена в том, что Иисус никогда не был Мессией, вскоре будет опровергнуто. Все народы обратятся к единому истинному Богу, и поклянутся в верности ему. И когда это произойдет, лев возляжет с ягненком, и наступит всеобщий мир, хвала Христу.

Трист оделся по случаю. Поверх зеленой рясы и римского воротника священник надел белый стихарь и нарамник, посох и белую мантию длиной до пола. Гордость, конечно, была грехом, но Тристу нравилось носить полное христианское литургическое облачение. Это давало ему почувствовать себя святым.

Он вошел в Красную 14, воодушевленно улыбаясь.

- Добрый день, Баб.

- Отеееец.

Демон сидел в центре вольера в странной позе лотоса – странной, потому что колени сгибались назад, а не вперед.

Он выглядел умиротворенным.

- Ты уже выбрал христианское имя? - спросил Трист.

- Лююююцифер Михаиииил, - ответил Баб.

Трист буквально сиял в предвкушении таинства крещения.

- Это честь для меня. Люцифер Михаил. Меня назвали в честь архангела Михаила. Ты знал его?

- Неееет.

- Расскажи мне о Боге еще раз, - попросил Трист.

Он чувствовал себя ребенком, который никогда не устает от своей любимой сказки на ночь.

- Боооог - это чистая блаааажь. Он наблюдает за наааами прямо сейчас. Он любит тебяяяя.