– Если вы говорили об Эдуарде Ивановиче Дробышеве, – вспомнил Кудеяров, – то у него имеется алиби. Вечером накануне он повез оплаченный товар в Лахденпохью, а это в Карелии, и вернулся домой только в десять утра.

– Да-да, – подтвердила Виолетта, – как раз уже полиция здесь была. Он подошел и узнал о том, что произошло с Алечкой. Для него это был удар, судя по всему, она ему действительно очень нравилась. Говорят, он неделю из запоя не выходил.

– Выходил, – покачал головой Кудеяров, – и даже показания давал. Но меня он не интересует. Кто-то другой еще оказывал знаки внимания девушке?

– Был еще Юрий Юрьевич, – вспомнила женщина, – это Алечкин сосед. Он даже пообещал построить на ее участке гостиницу для собак. Но потом, вероятно, передумал. Да у него такая жена, что шаг вправо, шаг влево считается как попытка побега, прыжок на месте – провокация. Да и потом, он очень занятой человек: у него автосалон «Рено» и станция технического обслуживания. А Наташа его там же бухгалтером работает. Могла бы, конечно, и дома сидеть, но надо же держать мужа под контролем. Хотя я зря наговариваю: она с Алей была в дружеских отношениях, даже помогала ей интерьер до ума доводить. Там же домик был практически без внутренней отделки.

– Что можете сказать о доме Черноудовой?

– Кого? А, это вы про Алю. Дом стоит на отшибе, там раньше было болотце небольшое – без дождей как лужа. А во время дождей чуть ли не озерцо. Но еще Хепонен покойный канаву прокопал и осушил участок, потом привез строительный бой, песок, землю и все там выровнял. Говорил, что будет использовать для общественных нужд – детскую площадку сделает или волейбольную. А потом просто выкупил у членов товарищества эту землицу и построил дом. А потом, как вам прекрасно известно, Лужин в лесочке убил Олега… Жена Хепонена съехала, потом она продала свой дом, а этот стоял, пока вот Алечка не появилась. Наташа ей помогала и по участку, подарила пару яблонь, клумбы обустроила… Наташа – большой специалист по цветам. Если к мужу обращались мужчины, когда с машинами что случалось, то к Наташе – все женщины, которые хотели свою территорию облагородить. Наташа никому не отказывала.

– То есть между супругами ссор не было?

– А кто вам сказал, что были? Если Наташа и могла Юрию Юрьевичу что-то высказать, то наедине.

– То есть вы не были свидетелями их семейных ссор?

– Нет, конечно. Да они вообще-то очень дружно живут. Я почему о них вспомнила – просто они ближайшие соседи бедной Алечки.

– Убитая нигде не работала, но не бедствовала. Не знаете, откуда у нее средства?

– Она только официально нигде не числилась, – вступил в разговор Иван Андреевич, – но она занималась собачками, круглосуточно, можно сказать.

– Вы ей перевели полгода назад сто тысяч рублей. За что? За какие услуги? Собачки у вас нет.

– Она попросила в долг, сказала, что за дом не до конца рассчиталась. То есть у нее кредит за дом не выплачен. Я перевел сто тысяч, сказал, чтобы она отдала, когда сможет. Я же человек не бедный – вам это известно.

Павел посмотрел на Виолетту:

– А вы давали ей в долг?

Виолетта задумалась, как будто пытаясь вспомнить, а потом тряхнула головой.

– Я – нет, а вот моя подруга – вам известная Люба Гуревич давала ей деньги. У Любаши ведь собачка – вольфшпиц. И Аля иногда гуляла с ним, а когда Гуревичи уезжали, то брала Боню на это время. Если вы все переводы на ее счет проверяли, зачем расспрашивать? – Она посмотрела на Кудеярова почти с негодованием. – У бедной девочки мечта была построить гостиницу для собак. Искали бы убийцу лучше. А то народ уже вопросы задает – доколе?

Павел кивнул:

– Ищем. Следователь Карпов, который вел это дело, решил все-таки на пенсию выйти. Возраст уже, да и здоровье пошаливать начало.

– Бегал слишком много, – усмехнулся Иван Андреевич, – видимо, ваш Карпов считал по старинке, что следователя ноги кормят.

Кудеяров не ответил сразу, он смотрел некоторое время на собеседника, а потом пожал зачем-то плечами и произнес негромко:

– Только между нами: Карпову пятьдесят три года, и у него обнаружили онкологию.

– Простите, но мы не знали, – попыталась оправдаться Виолетта и оглянулась на писателя.

– Павел, – произнес тот, – нам известно, что вы не последний человек в Главном управлении процессуального контроля.

При этих словах Виолетта удивленно вскинула брови, скорее всего, она не слышала совсем, в каком управлении работает Кудеяров, а хозяин дома продолжал:

– Неужели вы здесь по делам вашей службы и начальство отправило вас сюда, чтобы разобраться в обстоятельствах смерти, то есть в обстоятельствах убийства ничем не примечательной девушки?

– Жизнь любого человека важна. Убийца остается таковым независимо от того, кого он убил – банкира Панютина или Алену Ивановну.

– Какую Алену Ивановну? – не понял Карсавин и тут же сообразил. – Вы вспомнили старуху-процентщицу из романа Достоевского? Очень неудачное сравнение: поставили в один ряд какой-то пусть очень яркий, но все же выдуманный литературный персонаж и нашего друга, нашего соседа… Вон его дом за окошком виднеется.

За окном задувал ветер, швырявший по сторонам крупинки жесткого снега, от которых шарахались воробьи и синички.

Кудеяров поднялся, демонстрируя, что беседа окончена, но все же произнес:

– Достоевский так не считал.

– Так я не Достоевский, – усмехнулся писатель, – когда-то повезло, что опубликовали первый роман, а теперь старые книги мои расходятся со скрипом, а новые что-то не пишутся.

– У Марины остановитесь? – поинтересовалась Виолетта для того только, чтобы сменить неприятную для хозяина дома тему.

Следователь задумался, словно вспоминая, задавали ли этот вопрос ему совсем недавно, или не зная, как ответить на него, а потом молча покачал головой.

– Ну да, – согласилась женщина, – нашей Мариночки и не видно в последнее время.

– Она в Германии… вернее, в Европе, – сказал Павел и направился к выходу в сопровождении хозяина.

Вышли на крыльцо, и Карсавин протянул руку, прощаясь.

– Будет время, заскакивайте, – произнес он, поеживаясь, – я безвылазно дома, разве что в магазинчик отлучаюсь. – Он оглянулся и удивился: – Смотрите-ка: а снег-то всю землю покрыл – нежданно-негаданно. В тот вечер то же самое было.

Писатель вернулся в дом, и Виолетта бросилась к нему.

– Вот ведь кого к нам снова занесло, – шепнула она, как будто следователь все еще стоял на крыльце и мог услышать. – Теперь сиди и трясись, как бы чего не вышло.

– Тебе-то что переживать, – отмахнулся Карсавин.

– Так я за тебя переживаю, Ванечка! Вдруг он что пронюхал уже и начнет под тебя копать: не зря же Достоевского вспомнил. Там же тоже был какой-то дотошный следователь. Как его звали?

– Порфирий Петрович, – подсказал Иван Андреевич и поморщился, – все как-то не ко времени.

– Никто ничего не узнает, – еще тише произнесла его подруга, – а вообще, не надо было по молоденьким бегать. И кстати, твой рассказ про ее папу-поэта был очень неубедителен, как будто ты специально переводил разговор на другую тему. Я даже хотела поддержать тебя.

– Каким образом? – не понял Иван Андреевич.

– Вспомнила, как в нашей английской школе, в моем классе был мальчик из очень простой семьи: учился он плохо, но его не отчисляли, потому что он писал очень правильные стихи и выступал с ними в школьных концертах. Даже и сейчас кое-что помню:

Маленький Ленин сидит на холме

И к небу поднял свои очи.

И мысли родятся в евонном уме

О будущем и о рабочих.

– Ну что же – прекрасные стихи, – оценил Карсавин, – интересно, кем стал тот мальчик?

– В конце девяностых тот мальчик создал финансовую пирамиду, обманул несколько тысяч человек и сбежал с деньгами в Англию.

– Так вот, оказывается, зачем он в детстве пошел в английскую школу, а не как я – с филологическим уклоном.

Женщина посмотрела на него внимательно:

– Ваня, ты опять уходишь от темы. Ты не скажешь, так кто-нибудь другой ляпнет, что она к тебе шастала, как к себе домой.