Осознав услышанное, я взбунтовалась и нацелилась высказать ему всё, что я думаю, но догнала только у дверей кухни:
– Перов, ты самый непредсказуемый человек, которого я знаю! Это меня так бесит!
– Ты же говорила, тебе это нравится и интересно, – с невинным видом возразил он, беспардонно подцепив крем с боков торта и облизнув свой палец.
Меня бросило в жар от этого действия, а он снова хитро улыбнулся.
– Нравится! Но иногда прям убить тебя за это хочется!
– Знаю, жена мне тоже так говорит, – усмехнулся он, не поняв, какую глупость совершил.
Господи, мужчины иногда бывают такими болванами! Он осознал оплошность в тот момент, когда улыбку словно стёрли с моего лица за секунду. Словно не было. Я не могла этого вынести. Я развернулась и молча ушла в спальню. Как он мог?!? Словно удар под дых. Словно нож в сердце. Так же всё было хорошо, зачем это дурацкое, тупое сравнение с женой? Или он не понимает, как это больно? Как это бесит? Какую дикую ревность я испытываю?
Шторы в спальне были не задернуты, и лунный свет заливал комнату, отражаясь в реке, что можно было не включать освещение.
Я опёрлась руками о подоконник и постаралась дышать глубже и реже, чтобы успокоить рвущийся наружу гнев. Конечно, была другая опасность – что гнев перейдёт в слёзы, и это тоже был не лучший вариант.
Чёрт, да и то, что у нас с ним происходило сегодня, сейчас – тоже не лучший вариант. И если бы мне кто-то подсказал, как правильно, может быть, я бы и последовала совету. Но жизнь пишется набело, готовых ответов нет. Правильных решений нет. Либо тебе делают больно, либо ты.
– Ир, прости, я идиот. Я не знаю, как себя вести. Я всегда говорю, а потом думаю. Я не подумал, уместно ли это говорить, просто вырвалось.
Я развернулась к Сергею лицом, полыхая воинственным огнём:
– Уместно?!? Да это как минимум бестактно! Или ты думаешь, мне по кайфу каждый раз слушать это сравнение меня и твоей жены?!? Делать вид, что меня это не задевает, шутить, словно это не бесит?!?
– Ревнуешь?
– Чёрт, да, ревную! – потом выдохнула уже спокойнее, – Прости. Я знаю, что не имею права ревновать и такое вообще чувствовать…
– Это ты прости. Я бываю редкостным ослом иногда. Дебилом. Я тоже тебя ревную, ты ведь никогда не оставалась в долгу и тоже козыряла своим мужем в ответ. Ну…раньше…Прости…
– Похоже, у нас уже вошло в привычку причинять друг другу боль.
– Это потому, что мы не вместе.
– Думаешь?
– Конечно. Но сегодня я только твой и ничей больше. Или мне уйти?
– Думаешь, это правильно?
– Ириш, я не знаю, что правильно. Вернее, чисто в теории знаю, но не могу себя заставить уйти. Поэтому если ты можешь меня остановить – останови…
А дальше Сергей поцеловал меня. Робко, будто неумело коснувшись моих губ и чуть приоткрыв свои. Разве я могла остановить его, прогнать, отстраниться, не ответить на этот поцелуй?
Я поднялась на цыпочки, чтобы быть выше и ближе к нему и запустила пальцы ему в волосы, проведя языком по его, вновь сомкнутым, губам.
Он попытался поймать мой язычок губами, но я быстро спрятала его и, дразня ещё больше, медленно провела ногтями снизу вверх по его затылку, против роста волос. Сергей вздрогнул и судорожно выдохнул, удивленно распахнув глаза, словно не ожидал такой реакции, а руки крепче стиснули мои бёдра.
Кончик языка быстрым движением проник за уголок его губ, побуждая их разомкнуться, и также же быстро исчез.
Он повернулся, целясь в мои губы, а я увернулась, и поцелуй пришёлся по касательной. Я тихонько засмеялась, а он зарычал.
– Любишь дразниться?
– Обожаю! А что такое, не нравится?
– Нравится, но я хочу тебя поцеловать по-нормальному, а ты уклоняешься!
– О, так ты все же умеешь? Да лааадно! Там, на пирсе, мне так не показалось…
Я понимала, что испытываю его терпение и хожу по краю, но уже не могла остановиться. Я хотела провоцировать его, дразнить, подначивать, я обожала его отклик, ведь я сама любила вызов. И теперь, в едином порыве, это было невероятно круто. И почему в юности мы не понимаем своей сущности и не знаем, что делать с этим в себе и в других, почему забиваем себе голову всякой ерундой, почерпнутой из книг, журналов, рассказов родных и друзей, но не слушаем сами себя? Нам бы тогда нашу нынешнюю мудрость, и мы были бы счастливы. Гораздо счастливее, чем сейчас.
Осознание этой простой истины подстегнуло меня, доведя до такого же градуса нетерпения, как и Сергея, и я услышала его сердитый ответ:
– Я много чего умею и много чему научился! Тебе доказательств не хватает? – он прижался теснее, и я поняла, о каких доказательствах идет речь.
То ли алкоголь сыграл свою роль, то ли я так расслабилась, что ему не нужно никуда спешить, а мне не нужно ничего придумывать и его соблазнять, что я прошептала ему в ухо:
– Да ты не сдюжишь!
– Я не сдюжу?!? Женщина, да ты просто не знаешь о моих возможностях! Это ж надо такое ляпнуть!
Сергей наконец поймал мои губы и показал, как умеет целоваться. И это был совсем другой поцелуй. Не такой, как в прошлый раз, на пирсе. Иной. Странно, что до этого момента я, вполне уже взрослая и опытная женщина, испытала удивление. Я представляла себе что-то невозможно романтичное и нежное, а вышло так, как я всегда делаю: страстно, дерзко, порывисто и местами грубо.
Прервав поцелуй только для того, чтобы сказать «Ого!», он вновь начал целовать меня, уже без разбору куда, но с не меньшим энтузиазмом, пока его руки уже вовсю залезли под мою футболку, а мои тут же – под его.
Ещё мгновение – и футболки полетели на пол, так же, как и бюстгалтер, показавшийся нам обоим досадной преградой на пути к телу.
Едва наши тела соприкоснулись, нас словно пронзило током, и я покрылась гусиной кожей. Сергей подхватил меня за бёдра и направился к кровати, сел, усадив меня сверху.
Он гладил мою спину, целовал грудь, а я, ничуть не смущаясь, прогибалась в его объятиях, легонько царапала ему спину и ерзала бёдрами.
Надолго нас не хватило. Через несколько таких горячих движений мужчина снова зарычал и переместил меня в положение лёжа. Теперь он был сверху и задавал правила игры. Теперь он меня дразнил.
– Любишь…дразниться? – срывающимся голосом прошептала я, выгнувшись дугой, когда он втянул губами сосок на моей правой груди.
– Обожаю! – Сергей плотоядно ухмыльнулся и перешёл ко второму.
Тело покрылось испариной, и он потянулся к пряжке ремня на моих джинсах. Нарочито медленно он расстёгивал ремень, снимал одну штанину, потом другую, прокладывая дорожку из поцелуев по каждой моей ноге и заставляя ёрзать от нетерпения.
Потом, словно невзначай проведя рукой по моим трусикам и услышав очередную порцию моих вздохов, он решил снять и свои джинсы, оставшись только в боксерах. Они облегали его, словно вторая кожа, не оставляя места воображению, и я жадно оглядывала все очертания в свете Луны. Никакой свет мы так и не зажгли, словно он мог разрушить эту химию, которая вела нас сейчас за собой.
Через мгновение и разглядывать ничего не пришлось – мы избавились от остатков одежды, и я уже чувствовала его кожа к коже. Он дразнил меня, целуя в самые разные уголки тела, исследуя руками то, где не дотягивался, накал желания нарастал, но, едва я почувствовала его возле своей самой сокровенной точки, меня словно отрезвило, и я задала тот вопрос, который расставил все точки над И.
Позже, прокручивая в мозгу тот момент, я буду ругать себя последними словами, и в то же время хвалить, что я сделала всё правильно. Я буду думать, что именно этот вопрос всё испортил, разрушил, и стоило сделать всё иначе, но я тоже иногда говорю, а потом думаю. Совсем как Сергей.
Я спросила:
– У тебя есть презерватив?
Мужчина замер на локте и, если бы это можно было увидеть, клянусь, я бы увидела, как стрелка на барометре его желания поползла вниз.
Он несколько секунд смотрел на меня во тьме, пытаясь осмыслить то, что я сказала.