Синохара представил пульт в своей руке и отключил ее. Она вырубилась так быстро, что веки остались открытыми.
Нет, это неправильно. Прикрыл глаза. Чтоб не казалась мертвой и не вызывала нехорошие ассоциации. Хотя, черт возьми, она и была... неживой. Изначально. У нее даже сердца не было. То есть еще и бессердечной в прямом смысле. Разработчики поместили им в грудину пульсирующую стучалку, а то некоторым впечатлительным пользователям было страшновато. Но не ему, он был не из пугливых. Он даже иногда спать с ней рядом ложился, хотя было много городских легенд про то, что так делать не надо. Мол, вопреки законам робототехники, ее холодные пальцы могут сомкнуться на вашей шее…
Чушь. И пальцы вовсе не холодные.
Синохара вспомнил старые игрушки «Фёрби». Мохнатых питомцев, похожих на птичек, которые были у него в шесть лет. В Японии популярны старые вещицы. Острова, несмотря на все их увлечение будущим – это страна любителей старины. Особенно сейчас, в Эру опадения сакуры, сменившую предыдущую Эру гармонии и благоденствия – Рейва[2].
В детстве он считал этих птичек живыми. У них было пять вариантов настроения. У Аннабель их было около двадцати. А у живых людей иногда и того меньше. Два или три.
Но зато у гиноида их можно менять по его желанию.
«Жаль, что у живых женщин нельзя», – подумал Гарольд и улыбнулся, – «уменьшать громкость голоса, повышать или снижать влечение».
Жалко, что со всеми людьми нельзя так.
Она была у него третьим роботом. Первого он купил, когда был подростком. Когда начал жить. Это тоже был гиноид, но не «Матильда», а предыдущая более универсальная «Хлоя». Которая очень многое не могла из того, что умела эта. У той первой даже анатомия была куда менее детализированная. Если «Матильды», как и другие новые гуманоидные роботы, превращала «съеденную» пищу и выпитую воду в безобидную кашицу или белые гранулы, то «Хлоя» не могла есть и пить. Еще она не могла полноценно купаться и боялась грязи. Нестираемые пометки об этих запретах были нанесены на ее тело – на левом боку, там, где у человека ребра, а у роботов их имитация под кожей.
И с той первой он никогда не спал. У них был только эмоциональный контакт, но очень сильный. Она была его другом, ведь ее личность была сконструирована им очень тщательно, он потратил на это тысячу часов, на основе выборки из многих тысяч образов. Ручной выборки.
Они были очень близкими… людьми, и иногда он даже забывал, что все это – имитация. В каком-то смысле он находился у нее в статусе друга, и в этом была своеобразная прелесть, ведь он мог в любой момент приказать ей что угодно, но Гарольд этого не делал. А потом она сломалась. Гарантийный ремонт ничего не дал. Брак всей партии в сто тысяч штук. Заменили бесплатно.
Со следующей, которой он написал личность попроще, Синохара уже реализовал все свои фантазии… довольно, впрочем, типовые и скромные… особенно по меркам этого десятилетия и его нации.
Но современная женщина, думал тогда он, могла бы даже такие мечты не воплотить, а если воплотить, то это обошлось бы куда дороже. По крайней мере роботы не могут забеременеть, не могут потребовать алименты, не наймут адвоката и не будут шантажировать, чтоб обобрать до нитки.
Оставался еще час. Синохара поиграл в игры. Вирки.
Надо же, оказывается это слово произошло от фамилии van Virk – одного из теоретиков компьютерной симуляции.
Но былого удовольствия это не принесло. Неинтересно. Крупные вирки надоели, он быстро заметил, что несмотря на их разнообразие, все они подчиняются общим принципам. А независимые инди-проекты (существовала неполиткорректная шутка, что «инди» – они не потому что их делали индивидуально, а потому, что их клепали малообеспеченные индусы), хоть и были душевнее, но из-за экономии на тестировании и использовании бесплатных шаблонов оставались слишком сырыми.
А теперь еще и стали малолюдными. У людей хватало реальных проблем.
К тому же после всех этих атак на wetwareмногие из инди-вирок, включая его любимые «Ржавые земли», закрыли.
За пять минут Гарольд просмотрел новости в режиме быстрого чтения. Не куцую выжимку, которую Сеть подсовывала для диванных овощей, чтоб они не забивали голову, а свою собственную более широкую выборку, алгоритм для которой он составил сам. Там были не только новости от информационных агентств и «платиновых» логгеров с миллиардным соцкапом.
Он почему-то вспомнил, как дедушка рассказывал ему про своего деда, его прапрадеда. Тот жил тогда в городе, но у него был единственный телевизор на весь многоквартирный дом. И прапрадеда очень уважали, и все соседи ходили к нему смотреть единственный транслировавшийся канал. Дело было лет через десять после мировой войны. А еще старикан вспоминал, какими люди тогда были дружными, и сколько было единения. Не то что сейчас, мол.
Ну, конечно, традиционное общество, оно такое. Пока ты винтик нужной формы, тебе очень удобно. Вот только выкрутиться тебе не дадут, а уж стать другой деталью… тогда тебя просто выкинут. Многое ли поменялось с тех пор?
А телевидение еще существовало. Но смотрели его люди старше девяноста лет в домах престарелых да еще узкая кучка любителей ретро, которая восстанавливала оборудование на свои деньги. Промышленно оно не производилось. В общем-то новости там не отличались от сетевых… потому что из сети и брались. Только проецировались в двухмерном виде на плоские экраны без возможности сменить угол обзора, потрогать или быстро воспринять выжимку. И зачем нужно это старье?
Но все равно в мире творилась полная дичь, как на нее ни смотри.
В мире спорта опять трясли проблему людей с нулевым гендером. Для них давно проводились отдельные олимпиады и чемпионаты, но теперь они хотели и традиционалов побеждать, и других спектральных.
Опубликована петиция к Мировому совету с требованием разрешить хирургические операции на головном мозге без медицинских показаний. То есть нейромодификации. Вроде бы хорошо. Но самой популярной процедурой среди них было не усиление когнитивных способностей, а «инфантилизация» – операция, превращающая человека в ребенка через симулирование психических реакций среднего десятилетки.
Среди его знакомых была пара таких человек. Уже давно бывших знакомых, потому что все контакты они оборвали. Он стал для них слишком скучен и взросл.
Память оставалась прежней. Просто отношение ко всему менялось. Оно становилось легким. Судя по оставленным описаниям, мир начинал играть новыми красками, казаться простым и если в чем-то и страшным, то заманчивым. Появлялась новизна и ощущение чуда во всем привычном. Даже мороженное и воздушные шарики снова радовали. Уже тысячи человек прибегли к ней нелегально. Просто они, тридцати-сорокалетние мужики и тетки, задолбанные работой и жизнью, чувствовали себя в глубине души маленькими мальчиками и девочками. И хотели на ручки и конфетку. Естественно, при этом они становились социальными инвалидами, способными в эмоциональном плане только на то, что и делает десятилетний сопляк. То есть жить, развлекаться и учиться, будучи опекаемым другими. При этом интеллект не падал. Менялась только волевая сфера. Но этого было больше чем достаточно.
Как правило, это были люди с деньгами. Но в итоге уже через месяц они оказывали на мели и с жуткими долгами. Для них существовал приют, работали волонтеры… У некоторых из них даже семьи раньше были… которые после операции рушились. Плюс физиологию и работу желез внутренней секреции не обманешь, даже изменив процессы в головном мозгу. Половое влечение сохранялось. А иногда даже усиливалось. Как и агрессивность. И способность заниматься опасными вещами типа гонок на спорт-карах по улицам под кайфом – тоже сохранялась. При абсолютно детском отсутствии самоконтроля и «тормозов» да полном отсутствии эмпатии. Стоит ли говорить, что эти существа были опасны, особенно учитывая то, что на первый взгляд их даже не каждый психолог мог распознать. Притворяться ведь и дети умеют. Врачей за эти операции судили и дисквалифицировали, но существовали наборы, с помощью которых такую хирургию можно было провести и на дому. С риском побочек. Хорошо, что данное вмешательство было обратимым. Модулятор можно было извлечь. Загвоздка была в том, что процент суицидов и случаев заболевания шизофренией после возвращения во взрослый мир из страны ни за что ни отвечающего Питера Пэна был чудовищно высок. Под петицией подписались уже триста тысяч человек. Но скорее всего ее снова отклонят. Законодатели – не самоубийцы. Страшнее этой модификации был только «Лотос». Но уже сам факт взрывного интереса к таким практикам… многое о человечестве говорил. Очень многие хотели не вверх, а вниз. А как только нейроинтерфейсы позволят создать достаточной ширины канал для передачи не только отдельных символов, никакие запреты не остановят опыты по подключению человека к человеку, вплоть до слияния. И даже человека к животному.