Василий Юрьевич Галин
Гражданская война и интервенция в России. Политэкономия истории
© Галин В.Ю., 2022
Пролог
«Превращение современной империалистской войны в гражданскую войну, есть единственно правильный пролетарский лозунг…, – указывал в 1914 г. Ленин, – Как бы ни казались велики трудности такого превращения в ту или иную минуту, социалисты никогда не откажутся от систематической, настойчивой, неуклонной подготовительной работы в этом направлении, раз война стала фактом»[1]. «Революция во время войны, – пояснял лидер большевиков свою мысль, – есть гражданская война»[2].
Революция в России началась на третий год мировой войны, без участия большевиков, тем не менее, она действительно сразу же поставила страну на грань гражданской войны. Только «переход высшей власти в руки Временного правительства в марте 1917 г., – отмечал А. Керенский, – при разгуле анархии в первые дни революции, уберег Россию от гражданской войны»[3].
Вместе с тем, особенности России привели к тому, что в результате буржуазно-демократической революции в стране образовалась не одна, а сразу две неразрывно связанных и непримиримо враждебных друг другу высших власти[4]. «Разрыв с Советами, – характеризовал их отношения военный министр Временного правительства А. Гучков, – кончился бы анархией, хаосом и гражданской войной…»[5]. «Отказ от принципа власти, стоящей выше партий, представляющей все классы страны, – подтверждал А. Керенский, – означал немедленную гражданскую войну…»[6].
Переломным моментом, окончательно расколовшим общественные настроения, стал корниловский мятеж, который являлся попыткой праволиберальных сил поставить на пути разгулявшейся народной стихии военную диктатуру. Но одна только угроза ее появления резко толкнула маятник общественных настроений влево и радикализовала их. «Авантюра Корнилова…, – приходил к выводу А. Керенский, – сыграла роковую роль в судьбе России, поскольку глубоко и болезненно ударила по сознанию народных масс. Этот процесс повсеместно распространялся с быстротою молнии… Никому никогда не удастся поставить под сомнение роковую связь между 27 августа (9 сентября) и 25 октября (7 ноября) 1917 г.»[7].
И именно «корниловское наступление на Петроград в августе-сентябре 1917 г…, – приходил к выводу историк Н. Корнатовский, – знаменовало собой начало кровопролитной Гражданской войны»[8]. Октябрьская революция, сама по себе, стала уже одним из актов этой войны. «Пролетарская революция, – восклицал любимец большевистской партии Н. Бухарин, – есть… разрыв гражданского мира – это есть гражданская война…»[9]. «Насильственный захват большевиками государственного аппарата в ноябре, – вторил А. Керенский, – открыл в России период гражданской войны и террора…»[10].
Однако Временное правительство никто не защищал. И при штурме Зимнего дворца, как отмечал американский историк Р. Уорт, «ни одна из сторон не проявляла жажды крови»[11]. Мало того, как вспоминал деятельный член «Комитета спасения родины и революции», созданного для борьбы с большевиками, В. Станкевич, «странным образом, борясь с большевиками, все боялись быть смешанными с (Временным) правительством…, вопрос о необходимости восстановления правительства низвергнутого большевиками… ни один голос не поддержал. Все указывали, что при непопулярности правительства в стране лучше о нем совершенно не упоминать»[12].
Вся надежда была на Учредительное собрание. Общее мнение политических сил отражали слова Керенского: «Даже после реакционного государственного переворота 7 ноября большевики (созвав Учредительное собрание) имели возможность погасить разгоравшееся в России пламя гражданской войны, предотвратить гибель и развал страны»[13]. В свою очередь французский посол М. Палеолог не связывал с этим собранием больших надежд. Еще в апреле 1917 г., он замечал: «Русская революция по существу анархична и разрушительна… При необузданности, свойственной русскому характеру, она скоро дойдет до крайности: она неизбежно погибнет среди опустошения и варварства, ужаса и хаоса. Вы не подозреваете огромности сил, которые теперь разнузданны… Можно ли еще предотвратить катастрофу такими средствами, как созыв Учредительного собрания или военный переворот? Я сомневаюсь в этом. А между тем движение еще только начинается…»[14].
Тем не менее, большевики, придя к власти, в призрачной попытке сохранить гражданский мир, провели выборы в Учредительное собрание в установленный срок. Большинство голосов набрала партия социалистов-революционеров (эсеров), программа которых была нацелена на максимальное удовлетворение народных чаяний: крестьянам она обещала землю, национальностям – федеративное устройство, солдатам – обращение к союзникам с требованием немедленного мира…
Однако, на практике это были лишь «благие пожелания», поскольку практическая реализация программы эсеров неизбежно вела к непримиримому конфликту, как с праволиберальными силами, так и с существующими реалиями: помещики никогда не отдали бы землю добровольно, казаки не согласились бы с расказачиванием[15]; националисты – с урезанием их, уже взятых за время революции, прав; союзники никогда не пошли бы на подписание немедленного мира, тем более «без аннексий и контрибуций»[16]; буржуазия и либеральная интеллигенция никогда не согласились бы на передачу власти социалистам.
Объединившись вместе либералы, правые и «белые генералы» с оружием в руках выступили против Учредительного собрания, еще до того как большевики без единого выстрела распустили его. Рожденное в стихии бунта и насилия, «в дни народного помешательства», это Учредительное собрание, – оправдывал свое выступление «белый» генерал А. Деникин, – «не выражало воли русского народа…»[17]; «Российское Учредительное собрание…, – приходил к выводу один из лидеров кадетской партии Н. Устрялов, – было даже большей пощечиной идее демократизма, нежели даже весь большевизм»[18]; «Если у большевиков и мало положительных сторон, то разгон этого Учредительного Собрания является их заслугой, – подтверждал А. Колчак, – это надо поставить им в плюс»[19]. Когда ген. Л. Корнилов в своем манифесте призвал к восстановлению Учредительного собрания, взорвался сам лидер российских либералов П. Милюков. В своем письме ген. М. Алексееву, по этому поводу, он обозвал Корнилова дилетантом и авантюристом[20].
«Белые» генералы приступили к формированию своих армий за два месяца до созыва Учредительного собрания: 2 (16) ноября 1917 г., по направлению «Союза спасения Родины», организаторами которого «являлись, главным образом, представители кадетской партии»[21], на Дон прибыл ген. Алексеев для формирования Добровольческой армии. Создатели белой армий Юга России считали этот день датой ее основания. Именно «в ноябре (1917 г.), – приходил к выводу бывший начальник петроградского охранного отделения ген. К. Глобачев, – уже началась Гражданская война на Юге России»[22].
