Вчера соседка по палате подарила мне необычный сувенир – ярко-красный цветок из бисера.

Минут десять я разглядывала алые лепестки, которые твердо держались на крепком зелёном стебле.

Внезапно я схватила ручку и дневник, куда записываю свой рацион, и начала строчить, чтобы отвлечься. Так я спрячусь от приближающегося приступа, что словно чудище растопчет остатки моей никчёмной воли. Но письмо не лучший вариант для успокоения: ручка давит на израненные пальцы, которые еще не успели зажить. Живот скрутило спазмом. Он как будто очнулся и яро запротестовал.

Я перевернула несколько страниц. Еще вчера я наугад открыла тетрадь приблизительно на середине и нарисовала то самое чудовище, что убивает меня.

Живо закрыв рисунок безобразной старухи чистыми листами, я вновь поглядела на алый цветок. Я буду писать медленно, и пальцы не станут болеть.

Итак.

Лепестки. Стебель.

Теплое июньское солнце ласковыми лучами обогрело узенькую тропинку Маковой улицы, по которой короткими шажками брела очень странная старушка с клюкой.

Вдруг она остановилась перед небольшим особняком, из окна которого доносились девичьи крики.

Улыбаясь, бабушка присела на скамеечку. Крики все не прекращалась.

Ох, и чудная это была улица! И дело не только в ее необычном названии.

По размерам она могла сравниться с немаленьким городом – чтобы проехать из одного конца на другой, нужно было сесть на электричку!

При въезде стояла очень высокая, самодельная скульптура мака, вырезанная из дерева, на которую были навешаны красные рваные тряпки (олицетворяющие алые лепестки цветка), но больше походила она на уродливое пугало. И оно (пугало) замечательно справлялось со своей задачей: немногие люди захаживали в здешние края.

С высоты птичьего полета улица с домиками, закоулками и тропинками напоминала стебель с листьями, завершавшийся лесом – цветочной чашечкой. Осенью, когда листья становились багряно-красными, название улицы полностью себя оправдывало.

Жители Маковой делились на два «лагеря»: жившие в Лепестках – богатые, и в Стебле – бедные.

И никогда маковцы, грубо говоря, «не смешивались»; пока не случилось неслыханное – в младшую дочку бедного учителя литературы влюбился наследник приличного состояния – сын известного художника.

Препятствовать счастью молодых не стали, и Татьяна – дочь учителя – стала женой художника Алексея Малеровского, который навсегда забрал девушку из нищеты Стебля в сказочные Лепестки.

Родители невесты места не находили от радости.

Но у Тани была сестра – прехорошенькая Милена. Она оказалась менее проворной и вышла замуж за обычного работягу.

Много лет прошло с тех пор.

Милена с мужем жили душа в душу, а женские крики, которые услышала старушка, издавали их дочери. Девочки были разными, как мать и тётя – сдержанная Арина и взбалмошная Леся.

– Противная, мерзкая девчонка! Читалка проклятая! – кричала Леся. Ей не понравилось, что старшая сестра заняла книгами последнюю полку в шкафу.

– Да, сестрёнка! Я много читаю! И горжусь этим! Сто раз скажу, если угодно! – Арина спокойно разбирала рюкзак, пока Леся высказывала претензии.

– И других унижаешь! Этим меряешься?! Кучка страниц, а за душой высокомерие!

– Я хоть как-то выделяюсь из серой массы!

– Ага. Мрачной физиономией и тощей фигурой.

Арина спокойно выдохнула.

– Если в человеке нет капли мозгов, он ничто! Считаешь это высокомерием?! Тогда нам не о чем говорить! Тем более, ты на днях сказала, что всё отдашь, лишь бы перебраться к тётке в Лепестки! Давай! Скатертью дорога!

Арина быстрыми шагами подошла к двери и резко распахнула.

– Вперёд, сестрёнка! – она деланно засмеялась. – Что же ты стоишь?!

Леся, сдвинув брови, хмуро глядела на сестру.

Она тихо что-то бормотала, будто насылая проклятья.

Затем резко двинулась и, схватив первую попавшуюся книгу с полки, запустила в сестру. Та успела поймать.

Глянула на название – "Кентервильское привидение" Оскара Уайльда. Арина простила бы сестре выходку. Но поднять руку на английского классика – непристойно!

Аккуратно положив книгу на стол, она кинулась на сестру, словно взбесившаяся кошка. Наверное, ей удалось бы победить Лесю, ведь та не ожидала внезапной схватки, но сестра была намного крупнее, и потому быстро заломила ей руки за спину. Арина громко вскрикнула, но резко вырвалась из тисков.

– Бог мой! За нами баба Зита наблюдает! – возмущённо произнесла она, глядя в окно.

– Где?! – Леся подскочила к подоконнику и бесцеремонно оттолкнула сестру. – Вот чёрт! Противная бабка! И чего ей надо?!

Она, грозно сдвинув брови, глядела старушенции прямо в глаза.

Та наблюдала с прежним спокойствием. Лесю это возмутило ещё больше. Она скорчила смешную рожу и поспешно закрыла шторы.

– Дочь, на улице день-деньской, почему солнце не пускаешь в комнату?

Девушки одновременно вздрогнули. Милена зашла так тихо и неожиданно, что сестер чуть не хватил удар.

– Что с вами?! – ахнула мать.

Лесины волосы стояли дыбом, будто их долго расчесывали против роста, она походила на пушистого перса, который нечаянно наступил на оголенный электропровод.

Арина же резко спрятала руки за спину: рукава были безнадежно разорваны. Ее щеки залились краской, напоминая свеклу в разрезе, да и сама походила на отважную деревенскую девицу, что не жалея сарафана, старательно рубила дрова.

Милена, ошарашенная, разглядывала дочерей. Потом брови ее резко нахмурились.

Девочки не раз видели подобные перемены в мимике матери.

Обычно, ничего хорошего это не сулило, но мать не стала причитать, а лишь обессилено опустила руки.

Яблочный бисквит залежался в духовке, потому, громко жалуясь господу богу на любимых, но недружных дочерей, она спустилась на кухню – спасать выпечку.

Сестры облегчённо посмотрели друг на друга.

Леся подошла к окну и одернула шторы. Баба Зита ушла.

* * *

Две сестры. Ариадна и Александра. Арина и Леся.

Что мешало им быть дружными и терпимыми друг к другу?

Милена каждый день задавала себе этот вопрос, правда, ответа не находила. С самого детства сестры не ладили.

Леся была младше Арины на три года.

Рослая, крупная, в ней не было той грации, которой обладала ее мать. Ведь глядя на Милену, с трудом верилось, что она жена рабочего.

Но у Леси были другие достоинства.

Она славилась характерной славянской красотой. О таких говорят «кровь с молоком», «коня на скаку остановит и в горящую избу войдёт».

Ее тяжелые, светло-русые волосы доходили до талии, а зелёные лисьи глаза и нежная улыбка на широком круглом лице, очаровывали местных мальчишек.

Обаяние, которое излучало ее улыбающееся лицо, не оставляло равнодушным никого, и у Леси было очень много друзей. Всегда общительная, весёлая, жизнерадостная – девушка-огонек.

Чего не сказать об Ариадне.

Молчаливая и задумчивая старшая дочь могла минут тридцать смотреть в одну точку, забыв о времени и обязанностях.

Рисунок на ковре, хрустальные сосульки на люстре, узор на обоях, зола в печке и другие, неприметные с первого взгляда вещи, занимали Ариадну.

В простых вещах она замечала мистическое, волшебное и таинственное.

Часто что-то вспомнив, девушка улыбалась, напевала давно забытую мелодию, читала вслух стихи, чем ужасно бесила младшую сестру.

Арина была не от мира сего, чего Леся не хотела ни понимать, ни принимать.

Каждый божий день Ариадна читала. Открыв книгу, она отправлялась в незабываемое приключение по страницам.

Ни на отца, ни на мать она не была похожа. Уродилась чистой копией прабабки по отцовской линии: тоненькая, темноволосая, ее всегда хотелось обогреть и накормить. В ее карих глазах читалась лёгкая грусть истинного меланхолика, который искренне любил и ценил жизнь и находил прекрасное в обычных вещах.