— Да, волшебно… они были так прекрасны… самые красивые девушки, которых я когда-либо видел…

Хьюберт смотрел куда-то вдаль, а перед его затуманенным взором плясали образы женщин. Его глаза начали закрываться.

Правая бровь Мадлен медленно изогнулась, пока ее лицо не превратилось в маску более спокойного, гневного вопроса.

— Самые красивые? — спросила она с опасным спокойствием.

— Одна из них, — пробормотал Хьюберт, — Ты не можешь себе представить, какая она была великолепная…

— Уверена, что не могу, — холодно сказала Мадлен, — и ты говорил с этими женщинами, не так ли?

— Да, конечно. Я заснул, но когда проснулся и увидел, как они танцуют в свете скал, я окликнул их, и мы заговорили. Ну, я говорил в основном со Сьюки Годейн, полагаю…

— Сьюки? — Лицо Мадлен превратилось в маску ужаса.

— Да, а что? Ты ее знаешь? — нетерпеливо спросил Хьюберт.

— Нет, это просто самое нелепое имя, которое я когда-либо слышала, — Мадлен задохнулась от смеха, а затем взяла себя в руки. — У тебя не было порезов на руках и волос, когда ты проснулся прошлой ночью, Хьюберт?

— Господи, я не могу вспомнить! Какое это имеет значение?

Мадлен взяла себя в руки и заправила волосы за уши, когда поднявшийся ветер начал обдувать ее лицо.

— Ты узнал этих женщин, Хью? Ты когда-нибудь видел этих удивительно красивых женщин с их волшебным пением и танцами до вчерашнего вечера?

— Нет, ни одну из них.

В этот момент Мадлен протянула руку, чтобы проверить температуру его лба, и он раздраженно отпрянул.

— Я не болен, — проворчал он.

— Нет, не болен, дорогой, — мягко сказала Мадлен. — Ну, тогда, Хью, я думаю, будет лучше, если в будущем ты будешь держаться подальше от Скалы Ведьм. Ты сделаешь это для меня, любовь моя? Ты обещаешь?

— Что? Нет, Мадлен! Я возвращаюсь сегодня вечером. Я пообещал Сьюки, что так и сделаю. Я должен встретиться с ней не позже полуночи.

Рот Мадлен удивленно шевельнулся, но на мгновение из него не вырвалось ни слова. Затем она громко сказала:

— Ты сошел с ума, Хьюберт? Ты не можешь туда вернуться! Эти женщины — ведьмы!

— Что? — Хьюберт посмотрел на нее, как на идиотку: — Не говори глупостей!

— Волшебное пение? Танцы вокруг Скалы Ведьм? Ты, без крови и волос, сидишь здесь в оцепенении, полусонный посреди дня! Ты выглядишь как наполовину остриженная овца и только что сказала своей невесте, что встретил самых красивых женщин, которых когда-либо видел! Ты что, с ума сошел, Хьюберт? Встреча в полночь? Ну нет, — саркастически заметила она, — Это совсем не звучит жутко или зло. Сегодня ты не вернешься на этот дурацкий камень. Я запрещаю тебе!

— Не будь смешной, Мадлен, — Хьюберт протянул руку, чтобы поймать первые капли дождя, которые начали падать, когда облака сомкнулись. — Эти женщины были ближе к богиням, чем к ведьмам. Кроме того, я дал обещание! Я намерен держать его. И вообще, кто ты такая, чтобы мне что-то запрещать?

— Я твоя жена! Или буду, если ты выйдешь из этого ступора и подстрижешься. Ты тоже давал мне обещания, Хьюберт. Что из этого?

— Я не знаю, Мадлен, — сказал Хьюберт, его голубые глаза были черными и рассеянными, — тебе было бы все равно, если бы я их нарушил? Не могла бы ты перестать читать достаточно долго, чтобы заметить это? По крайней мере, я знаю, что Сьюки любит меня. Когда дело касается тебя, я никогда не знаю, о чем ты думаешь. Иногда мне кажется, что ты была бы так же счастлива и без меня.

У Мадлен от удивления отвисла челюсть.

— Я согласилась выйти за тебя замуж, Хьюберт, — сказала она, и на ее бледных скулах проступили два ярких пятна, — Разве это не указывает на определенную степень привязанности?

— Привязанности? — Хьюберт рассмеялся: — Это то, что ты предлагаешь мне, Мадлен? Привязанность? Сьюки страстно любит меня!

— Неужели, Хьюберт? — прорычала Мадлен. — И что же могло случиться прошлой ночью, что заставило тебя так подумать?

— Она так сказала!

— Боже милостивый, какой же ты дурак!

— Может быть, я дурак! — крикнул Хьюберт, вскакивая на ноги. — В конце концов, я планировал жениться на женщине, которая может предложить мне только любовь, которая едва позволяет мне прикасаться к ней и которая предпочитает проводить время, уткнувшись носом в книгу или вязание носков, чем со своим чертовым женихом! Теперь, когда я знаю, что такое настоящая любовь, мне интересно, заботишься ли ты вообще обо мне!

Мадлен сделала неуверенный шаг назад и сложила руки на груди, дождь теперь шел непрерывно, тяжелые капли пропитали ее платье и прилипли к волосам. С побережья зловеще прогрохотал гром, и Хьюберт вдруг посмотрел на море со странной легкой улыбкой.

— Это несправедливо, Хьюберт, — хрипло сказала Мадлен, — ты же знаешь, что я не это имела в виду. Ты же знаешь, какие сплетни ходят в этой деревне. Я должна защищать себя от скандала. У меня никого нет, кроме тебя, а теперь ты… — Ее красные губы скривились, как будто она собиралась заплакать, но затем она яростно покачала головой.

Решительно расправив платье, она посмотрела ему в глаза.

— Ну, нет смысла разговаривать с тобой, когда ты в таком состоянии. Ты явно околдован или заколдован, так что я думаю…

— Верь в это, если тебе от этого легче, Мадлен, — холодно сказал Хьюберт. — Сьюки сказала, что будет гроза. Похоже, она не только красива, но и мудра. Тебе лучше пойти домой, ты промокнешь.

Он вернулся в дом и закрыл за собой дверь.

Под проливным дождем Мадлен вернулась в свой дом. Ветер поднимался и трепал ее волосы цвета воронова крыла по лицу и глазам.

Ей было трудно дышать из-за стеснения в груди. Было ли это колдовством? Или Хьюберт просто нашел кого-то, кого предпочел? Слезы смешались с дождем на ее щеках, и она нетерпеливо вытерла влагу. Ветер бил ее, заставляя спотыкаться. В нарастающей буре послышался странный звук, песня на ветру, и на мгновение Мадлен удивилась, как буря поднялась так быстро. Люди в море будут вытаскивать свои сети так быстро, как только смогут. По крайней мере, Хьюберт был в безопасности дома. Во всяком случае, пока.

Она отперла входную дверь, ключ дрожал в ее руках, а слезы застилали ей глаза. Ее скромный коттедж скрипел от надвигающейся бури, и ветер свистел в пустом камине. Взяв себя в руки, Мадлен опустилась на стул за маленьким кухонным столом и очень долго просто сидела. Ее одежда была влажной, а зубы покусывали нижнюю губу, когда буря снаружи набирала силу. Дождь барабанил по ее окну, как сердитые пальцы.

Она играла с переплетом последней книги, которую одолжила у одной из пожилых дам в деревне. Это был третий том готического романа Энн Рэдклифф, опубликованный всего несколько лет назад. Мадлен находила его довольно ужасным, но все же она наслаждалась им безмерно. Она знала, что сейчас не сможет сосредоточиться на этом. Встреча с Хьюбертом взволновала и напугала ее.

Наконец она поняла, что сгущающаяся темнота снаружи — это не только тяжелые дождевые тучи. День клонился к вечеру, а она сидела и волновалась. Она пошевелилась и моргнула, затем, приняв решение, встала и направилась обратно к двери.

Мадлен помедлила на пороге, прислушиваясь к завываниям ветра, наблюдая, как дождь барабанит по земле. Затем она тихо выругалась и, быстро и решительно шагая, направилась к приходской церкви Святого Климента.

К тому времени, как она добралась туда, она промокла насквозь, а когда открыла дверь церкви, ветер подхватил ее и с силой ударил о стену внутри, заставив преподобного Бромли Ле Кутера заметно подпрыгнуть.

— Преподобный, сэр, — позвала Мадлен, шагнув к нему, — что вы знаете о колдовстве? Я уверена, что слышала, как вы упоминали об этом в нескольких своих проповедях.

— Ах, Мадлен, — преподобный Ле Кутер пригладил волосы и взял себя в руки, — а я-то думал, ты не обращаешь внимания. Ты всегда вяжешь, разве нет?

— Дьявол создает работу для праздных рук, Преподобный, — сказала Мадлен с извиняющейся улыбкой, глядя ему в глаза с высоты своего роста. — Если женщина думает, что ее жених может быть заколдован, что она может с этим поделать?