Утро. Каждое утро я встаю с вопросом «Кто я?». Несколько лет назад я выпустился из школы и шел по намеченному мне пути. Но стал ли я кем-то? Говорят, даже без профессии и цели у человека всегда остается его «я», его имя, он сам. Но имеет ли моё имя значение? Я человек потерявший себя. Я становлюсь с кровати на ноги, я делаю каждый день шаги, чтобы стать человеком, чтоб стать тем, кого она хочет во мне увидеть, чтобы не разочаровать её.

Кто она? Если моё имя не значит ничего, то её имя значило всё. Внутри себя я мог бы отвечать на этот вопрос бесконечно, говорить, писать стихи, петь оды, кто она для меня, какая она драгоценная женщина. Внутри себя. Для всех вокруг я не могу сказать и слова, не могу произнести и фразы – это та сокрушающая тебя сила, это те мрачные противоречия, что раздирают тебя на части – любовь, которую не можешь высказать, потому что это лишь неуместное никому ненужное чувство, готовое схорониться с тобой, остаться в тебе до могилы. Чувство, о котором приходилось молчать, которое нужно было прятать в самых укромных уголках своего сердца, лишь бы она ничего не заметила. Пока для всех это была просто новая учительница, появившаяся в нашей школе – новый строгий директор, жесткой, но при этом нежной рукой, устанавливающая свои правила, для меня, того, наивного 14-летнего мальчишки – это была звезда, появившаяся на небосводе моей жизни и ознаменовавшая начало долгого пути.

Наши взаимоотношения построились быстро – это была спокойная мирная рутина с учебными работами и школьными выступлениями. Я был для неё старательным учеником, единственным, кто не боялся с ней – директором делать какие-то дополнительные проекты по учебе. Я стремился удивить её. А она удивлялась.

Быть с ней рядом – это как стоять посреди клубка змей, быть в эпицентре ядовитого облака или на острие ножа. Злые учительские и ученические языки в школе хоть и шептались тихо, но до меня всё доносилось, для них я был «цепной пес директора». Их лица сводило от злобы при виде меня подле неё. Моё существование вставало им словно в горле кость, а я в свою очередь знал о них больше, чем должен был, поэтому видел все эти лицемерные искаженные злостью лица насквозь. Но меня всё это не волновало, пока я просто был рядом с ней.

Всё кончается и начинается, закончилась школа, и начался мой жизненный путь, проложенный ею. Она хотела взрастить во мне своего преемника. А я? Чего хотел я – я и сам не знал, мне был не важен путь, пока этот путь следовал по её следам. Тогда я впервые подумал: «А может, они правы? Может я и правда её верный пес?»

Поэтому всё, что я смог – это покинуть её на время, пойти придуманной ей дорогой, почувствовать жизнь, открывающуюся за дверьми родного школьного дома, в котором она оберегала меня от бед. Пора было преодолевать преграды самому, наступать на грабли и получать шишки, пора было получить опыт и попробовать на вкус свободу, чтобы вернуться и вновь её удивить.

В этих поисках я старался быть таким, каким она говорила, идти так, как она указала, стать тем, кого она видела во мне. Я учился, я работал, я искал себя, – это была бесконечная гонка за ускользающим миражом – непонятным и необъятным, плывущим по горизонту, которого, как быстро я не двигался, я не мог коснуться. И пока я гнался за ним, меня не оставлял вопрос: «Кто я?». Мало того, что я не мог ответить, я не мог больше выдерживать эту гонку.

Я ушел. Ушел с учебы, с работы, я завел отношения и больше не писал ей. Я пытался искать себя в этой суете большого города, я пробовал всё, я скитался от места к месту, чтобы ощутить хоть частичку своего «я», быть уместным, быть нужным, быть собой. Но этот большой многолюдный каменный гигант жил своей жизнью в своем бешеном ритме, где моё сердце не хотело биться с ним в одном ритме. Я был как честный, но дикий зверь, который не мог понять красивую цивилизованную лживость. Я хотел сокрушить гиганта, доказать ему, чего я на самом деле стою, показать кто я. «Я найду! Я стану кем-то! Приду и обрадую её, тогда я снова посмотрю ей в глаза, а она снова улыбнется. Я снова удивлю её», – так я думал.

За этими поисками и скитаниями прошел не один год. Мир менялся вокруг меня, и происходили вещи, которых я не мог не замечать. Жестокость, которая нарастала в городе, в стране, выплескивалась на улицы, а я не мог оставаться в стороне. Я видел, что моей отчизне нужны изменения, и не мог молчать по этому поводу. Так я влился в протест.

Вечерняя прогулка по городу закончилась наблюдением задержания протестующего. В такие минуты твоё тело будто замирает. Это ступор, появляющийся от внутренних страхов, которые проносятся за долю секунды. Ты хочешь помочь обычному человеку, попавшему в серьёзные трудности. Трудности, воспринимающиеся тобой как враги. В моменты опасности, в моменты критических ситуаций для тебя нет серого, есть черное и белое, есть либо враги, либо друзья. Люди в чёрном и в шлемах становятся врагами, приносящими насилие, и эти враги пугают тебя просто до мурашек. Поэтому секунды, в которые ты мог на что-то повлиять, упущены, а ты становишься лишь молчаливым наблюдателем. Снова. Эта роль всегда мне претила, но каждый раз какая-то черта, граница внутри меня запрещала мне что-либо делать, а страх сковывал похуже оков, и я оставался лишь просто смотреть.

Чтобы как-то успокоиться, я просто сел на ступеньку какой-то лестницы неподалеку и открыл страницу соц. сетей. Возможность просто отвлечься на что-то, уткнуться хоть в какую-то информацию, лишь бы успокоить бешено колотящееся сердце, воспринимается в эту минуту как спасительная соломинка. Трясущимися пальцами я просто нажимаю на свой профиль, лишь бы на что-то нажать.

– Моих друзей стало на одного меньше, – думаю я, – хах, ну и кто такой предатель решил избавиться от меня? Сейчас посмотрим на тебя! – с внутренним злорадством я нажимаю на нужную вкладку.

– …Что? – кроме этого вопроса я просто не мог ничего не выдать из себя. Там была она. Она удалила меня из друзей, – Но почему? Почему ты это сделала? – от шока я даже внутренне перестаю называть её как обычно на «вы».

Дальше я помню только то, что гнев сменялся яростью, ярость закипала в бешенство, а бешенство сжималось в горе. К ночи в голове осталась только пустота. Тогда я уже даже понимал, почему она это сделала, но одновременно не понимал. Не понимал, как она могла просто взять и отказаться от меня. Неужели моя политическая позиция, всего лишь мои посты на стене могли перечеркнуть несколько лет тесного общения, могли стереть в порошок связь «ученик –учитель»?

– Ну а чего ты ожидал? – вывел из раздумий меня голос подруги-одноклассницы, хорошо знакомой с моей драгоценной женщиной в жизни, – она директор, часть этой государственной системы. Помнишь, когда мы учились, ее в Заксобрание приглашали?

А и правда, чего я ожидал? Честно говоря, вообще ничего, потому что о таком я подумать просто не мог. Когда кажется, что люди вокруг тебя поступают по-другому, резко меняются, ты их винишь. Но, может, это не они меняются, а ты стал настолько другим в их системе координат, что не вписываешься со своей риторикой в их жизнь? Как бы ни была проста реальность, как бы ни был очевиден ответ, я просто не мог его принять. И не мог смириться с такой данностью уже месяц, поэтому пришел поговорить с кем-то об этом.

– Или вспомни, – продолжила она, – как директриса заводила роман и изменяла своему мужу с депутатом нашего района, чтобы заполучить финансирование для школы? Или как мы с тобой гадали, способствовала она фальсифицированию выборов или нет? Ты думаешь, такой человек мог иметь какое-то другое мнение? Ты свои посты видел вообще?

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.