Маленькая серая птичка лежала на земле.

Ее тело было совершенно неподвижно, а некогда блестящие перышки покрылись тонким слоем пыли, словно пыльцой. Крупные капли дождя падали рядом, разбиваясь о землю на мелкие осколки.

Вскоре пошел ливень.

Под почти что сплошной стеной воды птичка стала едва ли заметной, превратившись в серый неприметный комочек, утопающий в грязной бурой луже.

Небо поглощала густая темнота, что, словно чернила, превращала голубизну в чернь. Звезд не было, как и луны — только мгла, спускающаяся все ниже и ниже, прилипая к верхушкам деревьев, увязших в ней.

И только яркие разноцветные фейерверки пронзали эту бездонную пучину, в которую превратилось августовское небо. Красные, зеленые, фиолетовые, голубые — каждый из них отражался в лужах, с неимоверной скоростью расползающихся по земле. А мир вокруг будто звенел от перемешавшихся криков голосов самых разных тональностей, что превратились в сплошной гул, в котором было невозможно выделить отдельных звуков.

Что это? Для каждого присутствующего там происходящее имело свой смысл. Праздник или последний день. Ликования или рыдания. Но всех объединяло одно слово — война.

Что это? По-настоящему никто не знал. Для этого слова не существовало точного определения, а все те, что были написаны в разных книгах, в один момент теряли свой смысл, потому что ни на долю не совпадали с реальностью. Все эти мертвые слова, смотрящие со страниц, сухие до неприличия, были лишь набором букв на бесчисленном множестве строк. Но никому не были нужны эти слова, эти строки, эти страницы, эти книги. Что они значат, когда ты пробегаешь по дороге, а брызги из-под твоих торопливых шагов скатываются по лицу неподвижного незнакомца, лежащего на грязной обочине и смотрящего слепыми глазами в вечность неба? Что значат эти слова, когда ты зажимаешь рану в боку, из которой кровь вязкими струйками струится по дрожащим пальцам. Зачем они?

Зачем нужны слова, которые не заставят птичьи крылья вновь трепетать, а сердце часто биться?

Вспышки стали реже озарять небо, а вскоре и совсем исчезли, уступая место тишине, нарушаемой лишь мягким шуршанием ливня да гулом ветра.

Небо тихо оплакивало каждую жизнь, что ушла во влажную землю в тот вечер.

А маленькое сердце по-прежнему не билось.

***

Липкая грязь противно хлюпала под торопливыми шагами юноши. Тяжелые черные ботинки неприятно вязли в земле, оставляя за собой дорожку глубоких смазанных следов. Он торопливо двигался вперед широкими шагами, пару раз поскользнувшись, и нервно крутил головой по сторонам, но за пологом августовской ночи и стеной дождя ничего не было видно. Вода ручьями стекала по его волосам и лицу, попадая в глаза и рот. Черный плащ, путающийся в ногах, насквозь промок и теперь казался неподъемным. Несколько секунд Малфой боролся с серебристой застежкой, а после скинул накидку, которая с глухим шумом опустилась в глубокую лужу, смешиваясь с грязью. Оставшись в темной водолазке и брюках, что облепили его тело, он мог двигаться свободнее.

Драко побежал.

Холодный воздух пронзал легкие с каждым вздохом. Малфой закричал, но голос был словно чужим. По горлу будто провели наждачной бумагой, причиняя адскую боль. Но он кричал, хотя каждое новое слово отдавалось все большей болью. И казалось, что все эти звуки растворялись в полуметре от него, как в плотном вакууме. Рана на правом боку неприятно пульсировала, и он цеплялся за эти ощущения, которые не давали забыть, что все происходящее вокруг — реальность, а не дурной сон.

В темноте Драко столкнулся с кем-то, но не узнал пробегающего или пробегающую мимо. Через пару метров он запнулся обо что-то темное и бесформенное, но предпочел не допускать мысли о том, что именно это было. Но он знал. Знал. И от этого было тошно.

Малфой был готов пройти каждый гребаный метр этого поля, буквально идя по трупам, чтобы найти ее. Собственная фамилия срывалась с губ словно молитва вперемешку с ее девичьей. А она ведь совсем недавно стала частью его семьи. Почему-то ему казалось, что на «Грейнджер» он быстрее получит ответ. Но его голос смешивался с десятками других, что таким же образом взывали к тишине.

Где она?

Его била дрожь. Он трясся, и вовсе не от холода, что сжимал горло, а от животного страха, что диким зверем поселился где-то глубоко внутри, отгрызая по кусочку от теплящейся надежды.

Где она?

В горле стоял ком, а дышать становилось с каждым шагом все труднее. Ноги были словно ватные, и Драко совсем не чувствовал их. Вновь поскользнувшись и чуть не упав, он чертыхнулся и огляделся по сторонам, искренне надеясь увидеть хоть что-то дальше метра.

Где она?

И где его палочка, которую он умудрился выронить пару часов назад? Малфой молился о самом тонком лучике света, который в тот момент для него был бы сильнее ярчайшего Люмоса. Безысходность тонкими иглами пронзала кожу, потому что он знал, что в худшем случае счет шел на минуты.

Блядская темнота. Она была повсюду. Драко тонул в ней. Он бежал, но не знал куда. Дорога давно перестала мелькать под ногами, и теперь он путался в густой мокрой траве, что доходила ему до колен. Она превратилась в бунтующие волны черно-изумрудного океана. Шаг вперед — и утонешь в этой зеленой шелестящей тоске, плещущейся везде, куда падал взор. Но он бежал, совершенно не зная куда.

Не было ориентира или света маяка, что вывел бы из этого лабиринта без стен. Драко казалось, что миллионы глаз следят за ним из этой темноты, а насмешливый шепот звучит чуть слышно, переплетаясь с гулом дождя. Мир плевал ему в лицо, ехидно улыбаясь и наблюдая за тем, как он впустую мечется в поисках смысла своего существования. В поисках той, из-за которой он был жив.

Малфой совершенно не ощущал своего тела — его сознание будто вышибли безумно сильным ударом из физической оболочки, и теперь он призраком летал рядом, наблюдая за самим же собой. И он видел человека, который слепо верил. Во что? Он не знал. Просто верил, потому что это было единственное, что он мог сделать. Потому что если эта вера будет затушена, как угли тлеющего костра, то в нем не останется совершенно ничего. Абсолютный ноль. Невосполнимая пустота, черная, как мир вокруг без него. Именно поэтому он не допускал мысли о том, что с ней могло что-то случиться.

Это была первая битва, в которой им пришлось разделиться. И Драко поклялся себе, что, если когда найдет ее, более не отпустит ни на шаг от себя. Он найдет. Об этом ни шло и речи.

Но паршивые мысли черными струйками дыма проползали сквозь бреши в его моральной защите, которая кроха за крохой рассыпалась с каждым шагом в пустоту. А что, если пару часов назад он в последний раз держал ее за бешено дрожащие руки и в последний раз смотрел в заплаканные глаза, горящие решительностью? Может, он больше не сможет ощутить прикосновений ее губ, которые с какой-то особенной нежностью касались его.

Малфой всегда любил молчать. Это было его негласное кредо, даже с ней. Не в его привычке болтать без умолку обо всем на свете. И только в тот момент, стоя незнамо где, посередине сраного поля, усыпанного трупами, ему хотелось говорить. Обо всем. Он бы рассказал ей обо всем. О том, что не любит свой день рождения, потому что в этот день родители обычно созывали полный дом гостей, а ему хотелось лишь тишины. О том, что он уже не считал Поттера и Уизли полными идиотами, а даже находил их компанию немного приятной. Рассказал бы о том, что безумно любит клубничное мороженое, которое она так часто покупала.

Он бы рассказал ей обо всем. Лишь бы она слушала. Но ее не было рядом, а его сердце разрывалось на части, с каждой секундой норовя взорваться и уничтожить грудную клетку. Драко всегда загонял мысли о ее потере в самый дальний угол своего сознания, пряча под грудой воспоминаний, и лишь в тот момент, когда он стоял посреди поля совершенно один, а дождь пронзал его насквозь, эти самые мысли ожили в его голове.

А что, если ее больше нет? Малфой по-прежнему не верил в это — он чувствовал, что она жива, она где-то совсем рядом, а он просто не может увидеть ее, но Драко следовал за невидимым лучом света, который был его путеводной ниточкой к ней, за которую он цеплялся, как тонущий за тонкую хрупкую соломинку. Это было чем-то выше его понимания. Чем-то, что всегда было в нем и пробудилось лишь с ее появлением в жизни. Маленький огонек, что все больше разгорался с каждым днем, проведенным с ней.