– Нет, – нагло вру. – Так кем ты работаешь?
Лера улыбается, по взгляду понятно, она меня раскусила, просто начинает играть. Хорошо, девочка Лерочка, поиграем.
– Я работаю юристом в нескольких ооо-шках на удалёнке. Готовлю договора, веду досудебку, помогаю в составлении писем. Удалёнщикам платят немного, но на работу ходить не могу. Мне на косметику хватает, – смеётся Лера и вдруг спрашивает. – А Вы где и кем работаете?
Понимаю, она перекрывает мне кислород. Ведь если я не отвечу на её вопрос, то и следующий задать прав иметь не буду. Приходится отвечать.
– Полковник ФСБ. Сама понимаешь, дальше государственная тайна, – смотрю внимательно, считывая её эмоции.
Девочка недовольна, но виду не показывает. Жду, что она скажет сама, а Лера не торопится, сидит себе и медленно пьёт кофе. Я не выдерживаю первым.
– В Питер почему одна приехала? Без мужа? – нагло уточняю я.
Она грустно улыбается:
– Сбежала. От мужа сбежала. Больше всего на свете ненавижу ложь. Если бы не уехала, то вечером пришлось бы его ложь слушать.
Чувствую горечь в этих словах и снова обнять хочется. Что же ты так страдаешь, девочка?
– Изменяет? – понимаю, что этим вопросом ей больно делаю, но я правду знать хочу. Хотя зачем мне эта правда ещё не знаю, но нужна.
– Да, – чуть слышно говорит она, встаёт и подходит к окну, украдкой смахивает слезинку.
Если она его любит, то я сдохну. Потому что тоже уже люблю. И даже два пацана мне не помеха…
Подхожу и останавливаюсь в шаге за её спиной. Пялюсь на её узкие плечи, осиную талию и округлые бёдра. Еле сдерживаю желание на них руки свои положить.
– Ты его любишь? – задаю следующий вопрос.
Внутренне я готов к тому, что пошлёт меня сейчас Лера и права будет. Не имею права я на эти вопросы. Кто я такой, чтобы в душу к ней заглядывать, да ещё и копаться в ней.
– Нет. Раньше любила, сейчас уже нет, – еле слышно отвечает она, и столько боли и отчаяния в этих словах, что у меня внутри всё скручивать начинает от жалости. – Иногда кажется, что теперь я его ненавижу.
От слов этих на сердце у меня бальзам разливается. Чтобы не случилось, она моей будет. Но наглый мозг спрашивает:
– Тогда зачем живёшь с ним?
Я не хотел задавать этот вопрос. Это совсем не моё дело. Но как-то само получилось.
– Он не отпустит. Он собственник. Я после рождения Мирона уйти пыталась, но он домой вернул. Наказал… Не бьёт и то хорошо.
Последние слова звучат совсем обречённо, а я её мужа уже придушить хочу. Даже знать не хочу, как наказывал. А Лера вдруг просит:
– Больше ничего не спрашивайте, полковник, не отвечу, – и очередную слезинку смахивает.
Делаю шаг к ней и резко разворачиваю на сто восемьдесят, её аж пошатнуло, но я держу за плечи и в глаза её смотрю, а там такое, такой коктейль из боли, страха и обречённости, что удавиться хочется.
Прижимаю её к себе, а она даже не сопротивляется, покорно стоит рядом, только замерла. А меня колбасить начинает не по-детски. Мне её поцеловать хочется, но боюсь, вдруг оттолкнёт. Лерка голову поднимает и на меня смотрит, я уже терпеть не могу, наклоняюсь и касаюсь её нежных слегка припухлых губ. Вначале несколькими короткими поцелуями, а потом, поняв, что не сопротивляется, сминаю их и пробую на вкус. Она отвечает на поцелуй, но не смело, словно боится чего-то.
– Не бойся, маленькая, я не обижу, – выдыхаю в губы. – Мне тебя защитить хочется, – и снова целую.
Поцелуй такой сладкий, в жизни так не целовал. Обычно я не сдержан и напорист, а с ней так не хочу. Лера аккуратно отталкивает меня:
– Не надо, Андрей, так больше делать не надо. Только больно друг другу сделаем. Муж развод всё равно не даст, а мне только хуже будет, да и мальчишкам тоже. Он за моё непослушание на них отыгрывается, особенно на Мироне. Дима не хотел второго ребёнка, на аборте настаивал. Я не смогла убить кроху, не послушалась мужа и родила, теперь он Мирона практически не замечает. Всячески мне показывая на мою ошибку и непослушание напоминая.
Лера говорит, а во мне узлы тугие завязываются, тело на части рвёт от боли. Маленькая, моя маленькая, я обязан ей помочь. Хотя сам ещё не понимаю каким образом…
Слышу, как чьи-то босые ножки топают по коридору в нашем направлении и отпускаю Леру из объятий. Знаю, она не хочет, чтобы дети нас видели вместе.
Дверь приоткрывается и появляется Мирон.
– Мир, солнышко, ты выспался? – Лерка нежно целует сынишку и поднимает на руки.
– Да. И хочу писать, – отвечает мальчишка и обвивает свою хрупкую маму ручками и ножками, целует в щеку. – Ты плачешь, мамочка? – спрашивает малыш.
– Нет, мой маленький, ресничка в глаз попала, – оправдывается Лера.
Они уходят, а я стою и смотрю им вслед. Как она справляется со всем одна? Что за монстр у неё муж? Поворачиваюсь к окну и смотрю на небо. До обеда светило солнышко, а сейчас идёт дождик. Вот вам Питер… Находиться в квартире не могу. Мне нужно пройтись. Выхожу в прихожую, нахожу глазами Лерку, выходящую с Мироном из туалета, и бросаю:
– Я скоро вернусь. Не скучайте. Полдник в холодильнике сама найдёшь. Подумай, что на ужин и свари суп на обед.
Лерка улыбается:
– Хорошо, но я не Золушка, если что.
Улыбаюсь в ответ и выскакиваю на лестницу, чтобы ошибку не сделать и её при сыне не поцеловать. Набираю Николаевичу, сообщаю, что сейчас приеду.
Сидим с Николаевичем на кухне. Он молча всё выслушивает, а потом лишь резюмирует:
– Влип ты по полной, Андрей. Угораздило же тебя влюбиться в бабу, во-первых, замужнюю, во-вторых, с двумя детьми, хотя для тебя это не помеха, в-третьих, из нашего же ведомства, ещё и московского.
По имени он меня, пожалуй, впервые называет. Встаёт и достаёт из бара коньяк, другого Николаевич не пьёт.
– Будешь, – предлагает он мне.
Мне сегодня, как никогда хочется выпить, но отрицательно мотаю головой. Мне ещё домой возвращаться. Утром было желание в постель Лерку затащить, а сейчас даже боюсь об этом думать.
– Сам понимаю, что дурак. Но какой есть… – говорю я и смотрю на шефа.
Генерал выпивает, забрасывает в рот дольку лимона, на лице улыбка блаженства появляется.
– Ладно, дерзай, если любишь. Только ей не навреди своей любовью. Тебя прикроем. Узнай, кто у неё муж.
– Ильин Дмитрий, капитан, работает в отделе по контролю за оборотом наркотиков, то ли Москва, то ли область. Живут в Красногорске. Это пока всё…
Я встаю и направляюсь к выходу, на часах шесть. За это время Лера должна была успокоиться. И здесь я пугаюсь своей мысли: а вдруг она сбежала?
Николаевич идёт следом, провожает до дверей.
– Действуй, только аккуратно. Уточни, она то согласна быть твоей. Я же тебя, дурака, знаю. Дома запрёшь, рожать заставишь, – генерал улыбается.
– Она детей любит. Этим её не испугаешь. Она юрист и работает удалённо. Никому из знакомых такой юрист не нужен?
– Уточню. Не так давно Стасян интересовался, может ещё не нашёл, но у него специфика, корпоративное право. Поинтересуйся у красавицы.
У меня от этих слов Николаевича челюсти от ревности сводит, что Лера красивая, я заметил. Но ведь другие тоже это замечают. Я ведь, с..а, ревнивый до черта. Точно дома посажу!..
Но генерал решает меня сегодня вообще добить и уничтожить:
– Андрей, ей сколько лет?
Я не знаю ответа на этот вопрос и пожимаю плечами, выходя за дверь, а мне в спину прилетает:
– Она молоденькая совсем, а тебе сорокет скоро. И, – уже улыбаясь во все 32 зуба, звучит контрольный. – Девочку не раздави сегодня. Её домой целой и невредимой вернуть нужно. Чтобы муж раньше времени ничего не заподозрил, – и захлопывает дверь.
Б…ь, я готов биться головой о стены. На возраст плевать. У Николаевича у самого жена на семнадцать лет моложе. Живут душа в душу. Крестника моего растят. А вот то, что Лерка миниатюрная такая, я даже не подумал. Генерал это специально сказал? Чтобы не трогал сегодня? Или просто позлить решил, зная, что когда я злой, мой мозг работает лучше?
