Миро бормотал себе под нос благодарность и молитвы, отступал назад шаг за шагом. Как она успела, почему спасла? Зеркальная Матерь любила и оберегала жителей, кормила и заботилась, но Миро не думал, что она придет только ради него. Будто бы любить всех – совсем не то же самое, что любить каждого отдельно.

Вместо того чтобы бежать со всех ног, Миро продолжал ступать спиной вперед, медленно, как в вязком песке. Зеркальная жила теперь просто покачивалась над землей, а зверь, сжавшись, отползал. Но в последний момент он рванул в сторону. Схватил зубами тело прабабушки и кинулся прочь.

Миро взвыл, метнулся вперед. Но тут же замер. Куда ему? Дурацкий револьвер ни на что не способен, а без него ни на что не способен и сам Миро.

Матерь не сделала ничего. Видимо, ей важно было защитить живого, а до мертвой нет дела. Миро не мог, не имел права требовать больше. Но все же стиснул зубы от досады, от горечи. От бессилия.

С размаху бросил револьвер о землю – бесполезный! – но потом все же вернулся, поднял и убрал за пояс.

Это ведь ее вещь… И так ничего больше не осталось.

Клин жил на окраине. Так далеко от башни, что еще два десятка шагов – и окажешься в неродящих землях. Кому вообще может хотеться изо дня в день смотреть на гигантские кости? Миро после вчерашнего уж точно не хотелось. Он еще не забыл зубастую пасть, мерзкую черную щетину… Не забыл, как зверь уносил прабабушку, точно невесомый лоскуток. Потому и пришел сюда, к одинокому дому, над дверью которого висел треснувший штурвал.

Сказать по правде, идти было жутковато. Про Клина всякие небылицы ходили, и самая безобидная из них – что он не человек, а по ночам превращается в зверя и сбегает в пустоши. Но Миро было уже не пять лет, чтобы в такое верить. Верил он тем, кто говорил, что Клин не очень-то любит людей – держится особняком, встреч не ищет, а если и доведется, лишнего слова не вытянешь. А еще, что в помощи не откажет, если ищешь справедливости, и если заплатишь, конечно.

Что дело справедливое – тут Миро не сомневался. А вот с платой оказалось сложно. Не мог же он просить у родителей, а красть бы точно не стал. Оставалось надеяться, что придуманный план удастся.

Миро приблизился к двери и задрал голову – не свалится ли махина-штурвал на макушку? Постучал, но никто не открыл. Когда после третьего раза Миро подумал, хватит ли ему решимости прийти сюда еще раз, кто-то окликнул его. Он дернул головой в одну сторону, в другую… Поначалу ему даже показалось, что заговорила дикая кость, грубо взрезавшая землю за правой стеной дома. Но если старые кости и умеют разговаривать, то пока не спешили делиться своим секретом с людьми. Говорил тот, кто сидел за ней.

– Чего надо?

Миро вздрогнул и едва не припустил прочь. Мысленно дав себе подзатыльник за трусость, он обогнул угол дома и пригляделся к человеку. Без сомнения, это был Клин, хотя раньше они точно не встречались. Миро бы запомнил. Куртка и сапоги на нем пусть и вылиняли до непонятного цвета, были редкие, еще со времен поиска рая. Кожаные, как прабабушкин чемодан. Но главное – волосы. Сначала Клин сидел боком и выглядел просто седым, но потом повернул голову, и оказалось, что другая половина волос – светло-русая, как у самого Миро.

– Так чего молчишь, якорь проглотил?

Миро понимал, что его молчание выглядит уже странным и глупым, но никак не мог перестать разглядывать капитана Клина. Почему его револьвер оказался у прабабушки, хотя сам он выглядит не старше отца Миро?

– У меня к тебе дело есть. – И прежде, чем Клин успел нахмуриться, Миро вытащил из-за пояса револьвер. – Я заплачу.

– Чем? Этой бесполезной рухлядью?

У Миро внутри все опустилось. Значит, капитану известно, что револьвер не работает? Значит, вся задумка не стоит гнилой деревяшки? Но Миро не мог так просто сдаться и уйти. Он развернул револьвер так, чтобы надпись была хорошо видна.

– Он ведь твой. Здесь даже имя есть.

Клин нехотя пригляделся к буквам, и Миро тут же протянул ему револьвер. Капитан принял, повертел в руках.

– Был моим, отдал за ненадобностью. Зачем он мне теперь?

И все же капитан не спешил возвращать вещицу. Взвесил на ладони, медленно, ощупывающими движениями провел пальцами по рукояти, будто проверял, все ли щербинки на месте, не добавилось ли новых.

– Ты внук Чисары?

– Правнук.

На сей раз Миро удостоился более пристального взгляда. Но внимание капитана тут же вернулось к револьверу. Он поднес его к лицу, то ли чтобы разглядеть что-то, то ли чтоб понюхать.

– Она хранила его? – спросил Клин, будто с какой-то надеждой. – Зачем хочет вернуть?

– Она умерла…

Миро решил, что сейчас-то его и выпроводят вон, но капитан только покачал головой, будто соглашался с чем-то, что давно знал.

– Плата подходит. Что тебе нужно?

Они вышли ночью, когда белая луна стояла над черной. Поначалу капитан Клин ни в какую не соглашался брать с собой «сопляка», но Миро оказался упрямей. Не то чтобы ему так хотелось снова заглянуть в черный провал пасти зверя, но как чувствовать себя мужчиной, когда позволил утащить останки, а потом отправил за ними кого-то другого?

А еще Миро должен был узнать, как капитан выживает в неродящих землях.

– Почему револьвер не взял? – спросил он первым же делом.

– Не нужен.

Капитан держался впереди, пристально глядел из-под старой широкополой шляпы то на луны, то на клыкастые сизые тени, брошенные на землю дикими костями. Иногда он настороженно хмурился и накрывал ладонью странную вытянутую сумку на поясе. Туда бы хорошо уместилась трубка револьвера, но сумка казалась пустой. Однако ни она, ни лицо без возраста, ни глаза, вылинявшие так же сильно, как куртка, ничто так не цепляло взгляд, как фигура капитана. Вернее, то, как странно она двигалась при каждом шаге. Как-то не по-человечьи – рвано, нелепо. Это тревожило.

– У тебя есть другой, не сломанный?

– Тот не сломан.

– Почему тогда он не убил зверя, когда я пытался? – спросил Миро, догнав капитана. Тот не повернул головы, так и шагал в прежнем ритме, лишь вздергивая лицо и раздувая ноздри, когда случался резкий порыв ветра. – Почему не отвечаешь?

– Мне заплачено за дело, а не за болтовню.

– И сколько стоит твое слово? – съязвил Миро.

– Ему нечем стрелять. Все пули давно кончились.

Миро не знал, что такое пули, но спрашивать не стал. Не так уж важно, на что они похожи, суть он понял – без этих штук револьвер бесполезен.

– А если на нас зверь нападет?

– Об этом тебе стоило подумать до того, как тащиться со мной.

То ли им везло, то ли Клин знал особые пути в неродящих землях, но ни один зверь им пока не встретился. Стоило бы порадоваться, но Миро ощущал досаду. Все же хотелось посмотреть, как капитан побеждает такую громадину. А еще хотелось так много узнать, но Клин явно был не в восторге от вопросов, потому выбирать пришлось только самые важные.

– Зачем ты подарил револьвер моей прабабушке?

– Он стал бесполезен.

– Мог бы просто выкинуть… – От взгляда, который бросил на него капитан, Миро захотелось прикусить язык.

Больше он не отважился ничего спрашивать. Короста на земле тут казалась тоньше, а ветер приносил незнакомые запахи. Может, это ночь так влияла, но мир здесь ощущался совсем иным. Вернее, не иным, но будто начинал этим иным становиться, и Миро жадно оглядывал все вокруг. Дикие кости казались мельче и иногда даже просто валялись на земле, появились возвышенности и длинные канавы, которые Клин обходил по широкой дуге. Кое-где торчали жесткие пучки, будто здесь закопался огромный зверь и щетина на его голове пробиралась сквозь корку на земле.

– Осторожно!

Клин дернул Миро за локоть так сильно, что едва не выбил руку из сустава. Яма, в которую чуть не ступил Миро, с недовольным чавканьем захлопнулась.

– Как ты еще живой, юнга?.. Точно не врешь, что ходил сюда один? Хотя лучше б врал.