Пройдя немного вглубь прихожей, старик остановился и, развернувшись, замер перед нами.

— Нам бы водички… — напомнила мать, потому что он просто стоял и смотрел, словно забыв, зачем мы пришли.

Старик неохотно кивнул и, шаркая, поплёлся к бочке с водой, стоявшей здесь же, в углу.

Внутренний голос теперь уже вопил мне в уши, призывая бежать отсюда без оглядки.

Я схватила мать за руку и сжала её. Потом взглядом указала на дверь. Она поняла меня, и мы обе стали осторожно отступать к выходу. Тем временем старик, зачерпнув ковшиком воды, уже возвращался.

— Не надо вам никуда идти, — приближаясь, проговорил он предупреждающим тоном. — Оставайтесь здесь.

— Спасибо, но нас дома ждут, — мать старалась говорить вежливо. Я же в этот момент уже толкала дверь, пытаясь её открыть.

Старик криво усмехнулся, наблюдая за моими жалкими попытками.

— Оставайтесь! — повторил он, и на этот раз в его голосе прозвучало даже не предложение, а требование, больше похожее на приказ.

— Извините, но мы не можем. Нас будут искать.

Дед, всё ещё держа в руках грязный ковшик, медленно надвигался.

— Я никуда вас не отпущу! — прошипел он, безумно вращая бельмами глаз. — Вы должны остаться здесь!

— Спасибо, но нет! — мать тоже дёрнула дверь, но та словно приклеилась.

— Не уходите! Сейчас внучка моя придёт — Анечка! Вы должны с ней познакомиться! — продолжал гнуть своё дед.

Он всё наступал, повторяя что-то про внучку, и про то, что мы не смеем теперь уйти, а мы уже открыто сражались с запертой дверью. И вдруг, подняв глаза, я разглядела ржавый крюк, накинутый на петлю, который и держал дверь. Размышлять над тем, кто её запер, если мы вошли в дом последними, не было времени. Мать схватилась за крюк, но он не поддавался. Тогда она загородила меня собой, оказавшись прямо перед сумасшедшим дедом. В тот самый момент, когда старик попытался схватить мать за руку, я потянула крючок и тот неожиданно легко поддался, выскочив из петли. Старик взвыл от ярости, когда мы пулей выскочили из дома, и, чудом не переломав ноги на скользких деревянных мостках, помчались прочь по тропинке. Вслед нам неслись уже нешуточные проклятия, но из дома дед так и не вышел. Оказавшись на шоссе, мы перебежали на другую сторону, и только тогда остановились. Мать была белая, как мел, а я вся тряслась, не в силах даже говорить. Никто из нас не смог бы толком объяснить, что именно нас так напугало, но обе мы ощущали одно и то же: что-то неестественное, жуткое и потустороннее окружало нас со всех сторон. Мир вдруг стал чужим. Он изменился в одно мгновение, перестав принадлежать той реальности, к которой мы привыкли.

Едва отдышавшись, мы, не сговариваясь, пошли дальше, вдоль шоссе. Но, не пройдя и десяти метров, вдруг увидели остановку. До конца не веря своим глазам, я посмотрела на табличку и прочитала: " Совхоз имени Ильича». Это была та самая остановка, на которой мы сошли с автобуса днём. Спустя минуту плотную темноту зловещей ночи разрезал ослепительный свет фар.

— Не может быть!.. — прошептала я, судорожно ухватившись за мать и почувствовав, как волосы шевелятся на моей голове. — Это… автобус?!

— Похоже, — она кивнула, оцепенело, рассматривая приближающиеся огни.

— Сядем? — спросила я, не совсем уверенная, что хочу залезать в этот, неизвестно как оказавшийся здесь, автобус. Ведь, после того, как мы ступили на шоссе, прошло часа два, не меньше, и сейчас было уже далеко за полночь. Значит, автобуса в принципе быть не могло…

Мать молчала. Судя по всему, она тоже не слишком доверяла неожиданному подарку небес. Впрочем, выбор был невелик. Либо рискнуть и сесть в автобус, либо остаться посреди ночи на дороге, которая неизвестно куда ещё может нас завести.

Узкая дверь ЛиАЗа с шумом распахнулась, когда автобус плавно затормозил на остановке. Мы всё ещё медлили, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь за опущенными пыльными шторками салона. Автобус стоял, терпеливо дожидаясь нашего решения. И всё же, словно подчиняясь какому-то внутреннему голосу, мы рискнули и медленно поднялись по ступеням в салон. Уселись на первое попавшееся сиденье и только потом осторожно огляделись. При тусклом желтоватом свете ламп я успела заметить несколько пассажиров. А точнее, только их очертания, потому что свет в салоне тут же погас, едва автобус тронулся с места. Я посмотрела в сторону водителя, надеясь увидеть хотя бы его, но и там стекло было полностью занавешено.

В проёме между штор ничего, кроме темноты, видно не было. В салоне стояла мёртвая тишина. Никто из пассажиров за всё время нашего пути даже не пошевелился. Я отчаянно вслушивалась, пытаясь расслышать что угодно — кашель, вздох, сопение, но ничего этого не было. Боясь нарушить эту зловещую тишину, мы сидели молча, прижавшись, друг к другу, и обе с ужасом ожидали развязки. Но вот автобус остановился, и дверь открылась. Всё ещё не веря в реальность происходящего, мы нерешительно вылезли из автобуса, оказавшись прямо на автовокзале нашего города. Это была конечная остановка, но кроме нас двоих, на вокзале никого не было. Никто из автобуса больше не вышел. А когда я решилась оглянуться — его уже не было.

Домой мы спешили так, словно за нами гнались сами черти. И я думаю, нас бы уже не удивило, если б дома не оказалось на месте. По крайней мере, у меня такая мысль возникала. И судя по тому, что едва переступив порог квартиры, мать включила все лампы, и несколько минут нервно озиралась — у неё были мысли и похуже.

Полчаса мы просто бродили по квартире, не в силах успокоиться и прийти в себя. Но тут неожиданно послышался щелчок замка, и в дверях появился отец. Он был очень взволнован и очень удивлён, застав нас дома. После взаимных расспросов выяснилось, что он проснулся буквально сразу же, как только мы ушли, и, недолго думая, помчался на остановку вслед за нами. Но никого там не нашёл. Почти сразу приехал автобус, на котором отец добрался до города и уже собирался нас разыскивать, как вдруг обнаружил, что мы уже дома. Он долго пытался понять, на каком автобусе мы сюда добрались и как вообще оказались дома раньше него. Услышав жуткую историю о том, что с нами произошло, отец с трудом смог успокоиться и пообещал, что завтра непременно разыщет того деда, что нас напугал, и потолкует с ним по-своему.

На второй день празднования свадьбы мама ехать не хотела, но отец уговорил её, пообещав не оставлять нас ни на минуту и выяснить, что это за старик. В деревне, да и в окрестных сёлах, все друг друга знают, поэтому вычислить деда, у которого есть внучка Анечка, не составляло никакого труда. Тем более, старик, судя по всему, проживал совсем рядом с остановкой автобуса «Совхоз имени Ильича».

И вот, спустя всего несколько часов, но уже при свете дня, мы опять оказались на злополучном шоссе. Обшарпанная остановка, на которой болталась перекошенная табличка «Совхоз имени Ильича», канава вдоль дороги, поля… С одной стороны виднелась деревня, где живут друзья отца, а с другой…

Ничего! Поля тянулись на многие километры вокруг и никаких домов. Только шоссе, уходящее вдаль серой лентой.

Когда гости собрались за столом, отец расспрашивал всех местных о старике, но те лишь недоумённо пожимали плечами, отвечая, что никогда не слышали ни о каком деде с внучкой Анечкой, и не знают ни одного дома, подходящего под наше описание. Что, честно говоря, нас уже не удивило…

Но главное, что не даёт мне покоя до сих пор — это вопрос: кто поручится, что в ту злополучную ночь, много лет назад, мы вернулись именно в тот мир, из которого уезжали днём?.. Что мы вообще вернулись?..###

^

Попугайчик Гришенька

^

Мы жили в старой «хрущёвке» на седьмом этаже. Ютились в двух комнатах вчетвером. Я, мама, отчим и его мать, вроде как бабушка для меня. Впрочем, это я называла её бабушкой, но она себя таковой не считала. Она вообще недолюбливала нас с мамой, потому что была уверена, что мы появились в их семье с одной целью — захватить квартиру. Мама, конечно, переживала, но мне было только одиннадцать и, несмотря ни на что, мир вокруг меня был безоблачен и прекрасен.