Черен проводит указательным пальцем от его плеча до линии груди, запускает руку под майку и медленно кружит вокруг соска, царапая остро заточенным ноготком. Хенджин вздрагивает всем телом, когда она зажимает между двумя пальцами штангу и сдавливает мгновенно напрягшуюся горошину. Кисть выпадает у него из рук, оставляя потеки краски на полу, на их одежде, тихо брякается об пол, но никто этого не замечает.

— Что ты делаешь? — хрипло спрашивает Хван.

— Я… Просто… Давно хотела, короче.

Черен не может сформулировать мысли, и уж точно не способна выкатить свой мотивационный лист прямо сейчас. Не тогда, когда Хенджин так близок и доступен и они в кой-то веке оба трезвы и в полной мере понимают, что происходит, а это значит, что потом пути к отступлению не будет. Каждый должен принять ответственность за свой выбор и нести последствия.

Хенджин притягивает ее к себе, укладывает одну руку ей на талию, второй приподнимает подбородок, устанавливая зрительный контакт. Шторы раздвинуты, они стоят напротив окна и солнечный свет почти нестерпимо бьет Черен в лицо. Ей немного больно, глаза начинают слезиться, но она не может оторваться от созерцания подсвеченного со спины силуэта Хенджина. Он кажется ей серафимом, способным спрятать под своим крылом от целого мира. Темные омуты его глаз, в которых плещется хмель похоти — свидетельство того, что он небезгрешен.

Будто в замедленной съемке Черен наблюдает за тем, как Хенджин наклоняется к ее лицу. Неизбежный поцелуй, скорее соприкосновение губами, пропитан нежностью и спокойствием. Возбуждение, что заставило ее сделать первый шаг вдруг уходит на задний план, освобождая дорогу сладкой неге. Хенджин целует неторопливо, почти целомудренно, ласково сминает своими полными губами ее губы, ничуть не давя, гладит ее волосы, вплетает в них пальцы и массирует кожу головы. Ее томный вздох дает ему зеленый свет, Хенджин увеличивает напор. Черен позволяет его языку хозяйничать в своем рту, пробовать ее на вкус, отвечает ему тем же, посасывая его нижнюю губу. Большие ладони скользят по хрупкой талии, заставляя кожу под ними гореть как от пожара. Своими прикосновениями Хенджин распаляет притихшее ненадолго пламя страсти и Черен вновь ощущает приятную тягу в низу живота. Она скользит под его свободную майку, гладит твердые грудные мышцы, ведет руками вверх, обнимая за шею. Мелкие мурашки бегут по коже Хенджина, а Черен одновременно бросает и в жар, и в холодный пот. Она льнет к нему ближе, хотя казалось, что и без того почти срослись, впечатывается в его тело и этого все равно недостаточно. Слишком много одежды между ними.

Хенджину уже несколько некомфортно, хоть он и в свободных шортах, боксеры все же давят на налитый кровью орган. Ему хочется разложить Черен прямо на полу, желательно прямо в эту минуту, но она, разомлевшая и податливая, умиротворенная, — то, ради чего он не будет торопиться побыстрее спустить. Вольность, которую он себе позволяет – пробраться под ее футболку. Чтобы почувствовать тепло ее тела, разделить жар своего пополам.

Черен теряет счет времени, они целуются долго, со вкусом, до покрасневших губ и рваных стонов друг другу в губы. Слюна и дыхание смешиваются воедино, сплетение рук и объятия нагнетают ситуацию. Нужно усугубить.

— Пойдем в кровать, — севшим голосом просит она, когда напряжение в паху становится слишком сильным, чтобы его игнорировать. Низменное желание простого человеческого потрахаться, ну, а чего тут стесняться, у Хенджина, судя по бугру в шортах, такая же проблема.

Она берет его за руку, идти-то всего три шага сделать, но и этого хватает, чтобы занервничать. Она нерешительно застывает у незаправленной кровати, сверлит матрас пустым взглядом. Белье в стирку отнесла, а вот новое не постелила. Хенджин считывает на раз тревожность и сомнения, охватившие девушку, раздраженно цокает и берет инициативу:

— Неси простынь и наволочки.

Черен на ватных ногах плетется к шкафу, вытаскивает первый попавшийся комплект и сует ему в руки. Ее решительность тает как пломбир на жаре в летний день. Ее уверенность в себе не тверже желе.

Хенджин заправляет быстро, поворачивается к стоящей истуканом Пак, тянет ей руку:

— Иди ко мне.

Черен стыдно от того, что ее метает как глупую школьницу, то хочется, то не хочется, сама себя бесит донельзя. Как только она начинает думать, возникают проблемы, с другой стороны, когда не думает, последствий не меньше.

Тревоги рассеиваются и все снова встает на свои места, когда Хенджин подходит к ней, берет в свои ладони ее лицо и вновь мягко целует. Так и должно быть, думает Пак, в его руках она на своем месте.

Черен почти не чувствует легкие поцелуи-бабочки, которыми Хенджин щедро осыпает ее шею; его рук, блуждающих под ее футболкой; не понимает, что вцепилась в его майку мертвой хваткой. Она будто в мареве из упоительного блаженства, истома растекается по венам как наркотик, сопротивляться которому бесполезно, да и не хочется, ведь экстаз на расстоянии вытянутой руки.

Происходящее совершенно отличается от всего того, что раньше между ними случалось: нет той оглушающей похоти, как в пьяном бреду, нет ничего забавного, как при дружеских подкатах. Она расслабленно плывет по волнам вожделения, позволяя себя лелеять, изредка даруя ответное тепло.

Хенджин садится на край кровати, тянет Черен на себя, усаживает на свои бедра. Он задирает край ее футболки, мягко сжимает полную грудь, осязая, как под тонким кружевом бюстгальтера остро встали соски.

— Подними руки, — просит уткнувшуюся в его макушку девушку.

Черен буквально дышит Хенджином и слышит не с первого раза. Она дает ему снять с себя ставшую ненужной ткань, целует губы Хенджина, щеку, висок и вновь зарывается носом в его волосы, напитываясь ароматом. Его запах для нее — лучший афродизиак, как и его голос, тело, весь он. Это до прекрасного взаимно.

Хенджин стягивает ткань чашек, целует грудь, всасывает тонкую кожу, оставляя красные следы на всей ее поверхности, лижет горошины сосков, слегка прикусывая: не старается этим сделать больно, скорее хочет лишь обозначить свое присутствие. Он быстро переключается на острые ключицы, ведет по ним влажные дорожки языком до яремной вены, кое-как контролирует себя, чтобы не наделать засосов на видных местах, возвращается к губам. Черен отвечает жадно, мокро, углубляет становящийся все более развратным поцелуй, стягивает майку с Хенджина, уравнивая их. Она перекидывает одну ногу через его бедра, удобно устраивается лицом к лицу, трется промежностью о его стояк, стонет, отбросив стеснение подальше. Хенджин издает сдавленный рык, фиксирует ее за талию и подается тазом вверх. Нескольких таких толчков достаточно, чтобы они оба поняли: терпеть больше нет смысла и сил. Хенджин резким движением подминает Черен под себя, нависает над ней, целует грубее, чем до этого, почти кусается. Его правая рука магическим образом вдруг оказывается в штанах Черен, она осознает это, когда он уже засовывает пальцы под кромку слипов, сжимает лобок, не задерживаясь спускается вниз.

— Ты такая мокрая, — шепчет ей на ухо, прикусывает мочку. — Мне так нравится.

Хенджин проводит двумя пальцами по сомкнутым половым губам, собирая на них выступившую влагу, бережно вводит их внутрь. Черен стонет высоко, сжимает ноги и толкается по направлению к руке Хенджина, стремясь насадиться поглубже, заполнить себя им. Длинные пальцы изгибаются полукругом, Хенджин проталкивает их максимально глубоко, упирается в переднюю стенку влагалища, одновременно массирует большим пальцем клитор, надавливает все сильнее. Черен кончает внезапно и неожиданно даже для самой себя, она сжимает бедра так сильно, что Хенджину больно в руке, он не обращает на это хоть сколько-нибудь внимания, полностью захваченный наблюдением за ее оргазмом.

Она дышит тяжело и загнано минуту-другую, наконец, расслабляет бедра, выпуская из плена уже занемевшую конечность любовника, встает с кровати и уходит в ванную, откуда возвращается очень быстро.