Но разве ты не вещий знак,
надежда во плоти?
Стихии ветер ледяной
вгрызается, как рысь.
Отрада жизни, свет сквозной,
на путника струись!
Не дай отчаяться тому,
кто, твой вдыхая свет,
проходит, как трава сквозь тьму
и светится в ответ.
Воздай ему,
не будь жесток!
И твой, быть может, лепесток
его усилий след...
x x x
У живописца - кисть и краски,
У скрипача - смычок и скрипка,
А у поэта - ничего.
Артисту - пьеса и подсказки,
Интрига, слезы и улыбка.
А у поэта - ничего.
У футболиста есть ворота,
Он в них забрасывает что-то.
А у поэта - ничего.
У космонавта есть ракета,
Портрет волнующий поэта.
А у поэта - ничего.
Никто не скажет: "Этот критик
Отпетый пессимист и нытик,
И взгляды мрачны у него,
Расчетливость и блеск холодный,
Ни почвы, ни судьбы народной..."
У критика - душа поэта.
А у поэта - ничего.
Ах, даже ничего такого?!
Душа поэта - у любого,
И что же? Что же? Что с того?
У многих - три души поэта,
И пять, и семь! А у поэта
Стихи ... и больше ничего!
Юнна Мориц
---------
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Месяц в облаке зевнул,
К небесам щекой прильнул,
Весь калачиком свернулся,
Улыбнулся и уснул.
Я прильну к тебе щекой,
Серебристою рекой,
Абрикосовою веткой...
Помни! Я была такой.
Сердцем к сердцу прислоню,
К ненасытному огню.
И себя люблю, и многих...
А тебе не изменю.
На челе твоем крутом
Будет тайный знак о том,
Что меня любил всех раньше,
А других - уже потом.
Будет тайный знак о том,
Что расцвете золотом
Я сперва тебя кормила,
А земля - уже потом.
Спи, дитя мое, усни.
Добрым именем блесни.
И себя люби, и многих...
Только мне не измени.
А изменишь - улыбнусь
И прощу... Но я клянусь,
Что для следующей жизни
Я с тобою не вернусь,
Не вернусь тебя рожать,
За тебя всю жизнь дрожать.
Лучше камнем под ногами
В синей Индии лежать.
Спи, дитя мое, усни.
Добрым именем блесни.
И себя люби, и многих...
Только мне не измени.
x x x
Если б я тебя любила,
Ты бы знал об этом вечно.
Все, к кому такое было,
Подтвердят чистосердечно,
Что любовь моя имеет
Исключительные знаки
И не знать о ней не смеют
Даже светоч в зодиаке!
Млечный Путь - с пеленок, с детства
Стал ей скатертью-дорогой:
У меня такие средства
Связи близкой и далекой.
Это, друг, невероятно
Чтобы я тебя любила,
Но ключи от снов забыла
И ни с чем ушла обратно!
Если б я тебя любила,
Ты бы знал об этом вечно.
Все, к кому такое было,
Подтвердят чистосердечно.
x x x
Та ведь боль еще и болью не была,
Так... сквозь сердце пролетевшая стрела,
Та стрела еще стрелою не была,
Так... тупая, бесталанная игла,
Та игла еще иглою не была,
Так... мифический дежурный клюв орла.
Жаль, что я от этой боли умерла.
Ведь потом, когда воскресла, путь нашла,
Белый ветер мне шепнул из-за угла,
Снег, морозом раскаленный добела,
Волны сизого оконного стекла,
Корни темного дубового стола,
Стали бить они во все колокола:
"Та ведь боль еще и болью не была,
Так... любовь ножом по горлу провела".
x x x
На Трафальгарской площади ночной
Крылатый мусор реет за спиной.
Обнимемся на каменной скамейке,
Ты больше здесь не встретишься со мной.
Кровь от любви становится лазурной.
Над пылью водяной фонтанных чаш,
Над маской ночи, вещих снов и краж,
Парит Аббатства кружевной мираж!
Кровь от разлук становится лазурной.
Земля коптит, на стенах - чернобурь,
Но Лондон брезгует скоблежкой и шпаклевкой
Ему претит угробить подмалевкой
Лазурь любви и лирики лазурь.
Лазурь любви и лирики лазурь
Вот пар, который над лазурным шаром!
И нам с тобою - быть лазурным паром,
Небесной мглой на голубом глазу.
А посему обнимемся скорей
Как лен и воздух, как волна с волною!
Ты больше здесь не встретишься со мною,
Лазурь любви и лирики моей!
Кровь от разлук становится лазурной.
Наш срок истек! Волшебники чудес
Трубят в рожок - что времени в обрез
И что они отходят от скамейки.
Ты больше здесь не встретишься со мной.
Но жизнь была! Такой, а не иной.
Кровь от любви становится лазурной.
А остальное стоит полкопейки.
О МЕЛЬЧАЙШЕМ
Почуяв гибель сонными крылами,
запела муха на оконной раме
струною трепетною,
лепетной струной
о силах вытекших, усопших, истонченных
в летаньях, ползаньях,
в страстях ожесточенных,
в погонях яростных за пищею земной...
Она заводит в полночь это пенье,
в блаженное впадая отупенье
от звонкой дрожи ... Взор ее ослеп.
Сухую плоть кружа и спотыкая,
она не видит, где вода и хлеб.
О том и пенье. Музыка такая
ночей на пять. А после - вечный сон.
И я ловлю ее предсмертный звон
звон колокольчика на шее у слепого,
неотвратимости певучий бубенец,
мотив, связующий начало и конец
под грубой тканью тайного покрова.
НА СТОЯНКЕ
Плыл кораблик вдоль канала,
Там на ужин били склянки,
Тихо музыка играла
На Ордынке, на Полянке.
Так названивают льдинки
Возле елочного зала,
На Полянке, на Ордынке
Тихо музыка играла.
Так бурликал на полянке
Тот ручей, где я играла,
На Ордынке, на Полянке
Тихо музыка играла.
Я как раз посерединке
Жизни собственной стояла,
На Полянкеm на Ордынке
Тихо музыка играла.
Я снаружи и с изнанки
Ткань судьбы перебирала,
На Ордынке, на Полянке
Тихо музыка играла.
Тихо музыка играла
На Полянке, на Ордынке.
Мама стекла вытирала,
Где в обнимку мы на снимке,
Бумазейкой вытирала,
Просветляла образ в рамке.
Тихо музыка играла
На Ордынке, на Полянке.
Это было на стоянке,
Душу ветром пробирало,
На Ордынке, на Полянке
Тихо музыка играла.
МОТИВ
Сквозь облака просачиваться стала
Ночная мгла, сливаясь над строкой.
Душа трудиться за день так устала,
Что трет мои глаза
своей рукой.
Но стоит мне замкнуть глаза покорно
