Из Петербурга пришла телеграмма от САМОГО, Константин пафосно, в несвойственной ему «чиновной» манере, назвал окончание строительства магистрали невероятным трудовым подвигом и величайшей победой Юга в железнодорожной гонке.

Возможно, так император хотел «подсластить пилюлю», подбодрить союзников, – в мае президенту и Сенату КША пришлось перебраться из Ричмонда в Атланту. Северяне ценой огромных потерь сумели таки прорвать «Линию Ли» и добрались до предместий столицы мятежного Юга. Как считали многие в армии Конфедерации, фронт не развалился единственно из-за воинского таланта Роберта Ли и вернувшегося в строй на костылях Томаса Джексона, возглавившего «армию обороны столицы».

Флот Союза, решивший поддержать наступление армии высадкой десанта, приблизился к Норфолку и тут, только через полтора года после начала войны произошло первое столкновение эскадр САСШ и Великобритании. Моряки королевы Виктории, надо отдать им должное, не остались в стороне и поддержали три корабля Конфедерации, отважно выскочившие на пересечку вражеской армады. После полуторачасового ожесточённого боя, два парохода с пехотой северян были взяты на абордаж, а побитые корабли Конфедерации «с гордо развевающимися стягами, под всенародное ликование вернулись в родную гавань». Так писали газеты Юга. Доблестные британцы, «зацепив» пять кораблей эскадры САСШ, поплатились попаданиям в три своих фрегата и гибелью пяти офицеров и тридцати семи матросов. Желание отомстить янки у джентльменов было велико, но адмирал решил сначала отстучать депешу в метрополию, запросить дальнейших инструкций, а из Лондона пришёл «стоп-приказ». В итоге ситуация на море вновь вернулась к первоначальному «ни войны ни мира», но северяне более не докучали даже посылкой судов-разведчиков. До Чарлстона, места базирования русской эскадры, моряки Союза так и не добрались, после болезненной плюхи от Флота Её Величества (в ходе боя погибли около двухсот матросов и офицеров САСШ) сосредоточившись на охране побережья и охоте на русские крейсера в океане.

Но на суше янки наседали. Медленно, но неуклонно «выдавливали» конфедератов из Виргинии, захватили практически весь Кентукки и западную часть Теннесси, активизировав речную флотилию на Миссисипи.

Добровольческий корпус за первые пять месяцев 1862 года потерял убитыми и тяжело ранеными полторы тысячи человек, что при общем количестве русских добровольцев в Виргинии и Кентукки, в девять с половиной тысяч штыков, наводило на невесёлые мысли. Нет, о поражении никто не думал, но оптимизм первых месяцев войны, когда многие поддались радостным обещаниям «плантаторов», клятвенно заверявших, что за полгода «раскатают лавочников», испарился как эфир, широко применяемый при хирургических операциях. Русские врачи ценились командованием армии КША на вес золота, за каждым хирургом закреплялся взвод охраны, перемещавший «своего» эскулапа вдоль линии фронта на самые горячие участки. Из далёкого Томска давал советы Пирогов, которого только личный приказ императора удержал «во глубине сибирских руд» на посту ректора Сибирского Университета.

Молодой и перспективный учёный Дмитрий Иванович Менделеев, «сосланный» в недавно открывшийся Калифорнийский Университет, где возглавил факультет естествознания, помимо чтения лекций занялся производством взрывчатых веществ. Образцов сначала с подозрением относился к Менделееву, проходившему по громкому делу бомбиста Недосекина, взорвавшегося вместе с великим князем Михаилом Николаевичем. Менделеев даже в Петропавловской крепости какое-то время отсидел, пока не был отправлен в Калифорнию. И здесь химик развернулся, благо ехал в Новый Свет не спеша, основательно по дороге «закупившись» в Свете Старом, приобретя для Университета учебных пособий, книг и прочего на без малого сто тысяч золотых рублей, выданных лично императором.

Наместник, следуя указаниям из Петербурга, шёл навстречу пожеланиям учёного и не прогадал. Пороха и взрывчатые вещества, потребные для армейских нужд к началу 1862 года производились на двух специально отстроенных фабриках в количествах достаточных не только для российских частей в Северной Америке, но и союзникам, конфедератам, отчаянно выпрашивающим оружие и боеприпасы в долг, возможно стало помочь.

– Налегай на английский, атаман, – Образцов указал собеседнику на кресло, – путь тебе лежит далёкий. Поездом по новопроложенной железной дороге до Нового Орлеана.

– Зачем, – искренне удивился Кустов, – война идёт, я за губернию в ответе. Какой поезд? Куда ехать?

– В Петербург, – граф вытащил из папки «именной» лист отменно отбеленной бумаги, – его величество Константин Николаевич ждёт с наиподробнейшим докладом начальствующего в губернии Русский Вашингтон полковника Кустова Ефима Фомича. Сразу говорю, готовь парадную форму, а генеральский мундир в столице закажешь. По факту считать если, ты уже произведён, но оглашение произойдёт на приёме у государя, в торжественной обстановке.

– Зачем мне это, – тоскливо поморщился Ефим, – казаком был, им и остаюсь, хоть и пребываю полковником. Ну какой из меня генерал, Сергей Вениаминович? И губернатор – смех один.

– Губернатор отменный, не спорь, мне лучше знать. Его величество ясно дал понять – в Русской Америке чиновниками должны становиться местные уроженцы. Только в исключительных случаях командированные из метрополии будут руководить «русоамериканцами»! Цени, как нас выделяет Константин Николаевич. Ты как сам то, как супруга, дети, внуки?

– Слава Богу, все здоровы, – Кустов исподлобья посмотрел на начальника, – про Серафима ведь всё одно не скажешь, где он, что с ним, а, Сергей Вениаминович?

Второй сын большого семейства Кустовых, полиглот и умник Серафим с юных лет «взятый на карандаш» разведчиком Образцовым, ныне обретался в Чикаго, поставляя наидостовернейшие сведения о перемещении воинских грузов северян по Среднему Западу, о работе канала Мичиган-Иллинойс и функционировании всей транспортной системы от Чикаго до атлантического побережья по Великим Озёрам. Рейд кавалерии генерала Стюарта потому и вызвал панику среди генералитета САСШ, что там решили – южане настроены уничтожить всю инфраструктуру, позволяющую штатам Среднего Запада быть единым целым с Нью-Йорком, Пенсильванией и Массачусетсом. А тут ещё янки железные дороги потянули на Запад, как не запаниковать, узнав о прорыве кавалерии южан? Но рассказывать обеспокоенному отцу о подвигах сына, значит увеличить шансы разведчика на провал. Мало ли – обмолвится Ефим, дабы супругу успокоить, а вдруг кто подслушает, да ещё кому расскажет. И без того много желающих знать, какие разговоры ведёт глава пограничной губернии. Нет уж, меньше знает отец, больше шансов у сына не быть разоблачённым. А нравы здесь простые –пойманных шпионов вешают в тот же день, не утруждаясь обменом.

– Жив-здоров Серафим, – быстро ответил наместник, по старой памяти руководящий всей разведывательной сетью и в Северной и в Южной Америках, – с неделю как приходило донесение. Так и скажи домашним – всё в порядке. Да, а ты кого на хозяйстве то оставил? Вроде всех с собой в Новосибирск перевёз?

– Софья, старшая дочка с мужем за домом и хозяйством присматривают, – вздохнул полковник, – что Дмитрий, что Серафим – всё на службе. А младшие помогают отцу – нашли верстах в пяти от границы с Британской Колумбией выход железа. Геологи похвалили, рудник ставить будут.

– Замечательно, – обрадовался наместник, – они ж наверняка консомольцы?

– А как же. Один третьей ступени, двое второй, ну а Сёмка, самый малый, по первой ступени значок носит.

– Прекрасно! – Образцов пальцем указал на пол, – видел как юношество на первом этаже безумствует.

– Шумят, галдят, ну чисто галчата, или сорочата, – согласился полковник.

– С этого момента, Ефим Фомич, считай себя главной галкой, или там сорокой, как сам решишь. В Петербург поедешь не один, а сотню отличившихся консомольцев повезёшь. Своих галчат тоже вытребуй по телеграфу в Константинополь, пускай детвора мир посмотрит.