– Я не буду это есть! – Мальчик лет шести-семи, худой до прозрачности, швырнул вилку на стол. Она ударилась о край фарфоровой тарелки и звякнула. – Ни за что! Сколько можно, Мири, я ненавижу свинину. И яйца. И овощи.

– Не капризничай. – Высокая черноволосая девушка с тонкими чертами лица встала из-за стола, забрала почти полную тарелку, швырнула в проем моечной машины. – Смотри, какой тощий стал, северным ветром сдует. Где ты силы возьмешь, великий мастер?

– Найду. – Мальчик спрыгнул на пол, тяжелый резной стул массивно скрипнул. – Ты мне не мать. А я уже взрослый, и сам решаю, что мне делать.

Девушка только головой покачала, грустно улыбнулась. Потрепала мальчишку по густым русым волосам.

– Иди-ка ты спать, вернется отец, пусть сам тебя воспитывает.

Мальчик остановился на лестнице, перегнулся через перила, серьезно, по-взрослому, посмотрел на девушку, его глаза с черной радужкой, сливающейся со зрачком, блеснули в неярком свете.

– Ты прекрасно знаешь, что ему плевать на меня и то, что я делаю. Прости, что нагрубил, Мириам, я люблю тебя. Пойду к себе, поиграю немного и лягу в кровать.

– И я тебя люблю, малыш. – Девушка заморгала, закусила верхнюю губу. – Не задерживайся надолго в этой своей игре, ладно?

От планшета мальчика отвлек звук разбитой посуды внизу – дверь он не закрывал полностью, чтобы не пропустить тот момент, когда брат вернется домой, и как обычно спрятаться куда-нибудь подальше. Негромкие голоса он услышал, когда вышел в коридор. Прочная лестница пережила несколько поколений хозяев особняка, но даже не скрипнула, когда он поставил ногу на верхнюю ступеньку.

Через перила было видно, как какой-то человек в черном держит Мириам за руки, прижимая к себе, а второй что-то спрашивает. Что именно, мальчик не слышал, звук голоса доносился неразборчиво. Видимо, нежданного гостя ответы девушки не удовлетворили, он залепил ей пощечину. Голова Мириам мотнулась в сторону, из уголка рта показалась кровь.

– Где он? – повысив голос, спросил второй. – Я тебе все кости переломаю, тварь.

И почти не замахнувшись, ударил девушку кулаком в живот.

– Держи крепче, – кинул он первому; девушка согнулась, пытаясь выкашлять из отбитой диафрагмы воздух, и тому приходилось ее удерживать почти на весу.

Второй удар локтем в лицо был, видимо, очень болезненным, потому что Мириам тихо завыла. Этот вой заставил мальчика сжаться, вцепившись в стойки перил, сесть на ступеньку и зажмуриться. Дети верят, что если они что-то не видят, то этого не существует. В этот раз такой способ не прокатил: мальчик слышал, как сестру избивают, как ей задают вопросы, а она пытается ответить, но у нее это не получается, потому что из горла вырывается только хрип. Он открыл глаза – Мири уже лежала на полу, один из налетчиков поставил ей ногу на живот, а второй прижал подошвой колено и сильно надавил.

– Никто тебя не спасет, лучше скажи, где твой брат это прячет, и мы уйдем.

Мальчик внезапно поймал ее взгляд.

В нем была боль. И беспокойство за него. Девушка просто утопала в боли, но все равно беспокойства было гораздо больше.

Первый проследил за ее взглядом, окликнул второго.

– Смотри, эй, оторвись на секунду. Там какой-то пацан сидит. Давай сюда этого мелкого говнюка, если его прижмем, она нам точно все расскажет.

Второй снял ногу с колена девушки и, осклабившись, двинулся в сторону лестницы, широко расставив руки. Словно невод. Желание убежать было вполне естественным, мальчик дернулся, второй тут же выхватил из кобуры пистолет, навел на него.

– Не глупи, малец, – серьезно сказал он. – Я выстрелю быстрее, чем ты успеешь одно движение сделать. Спускайся сюда, плохого тебе никто не сделает.

Мальчик посмотрел на нацеленное на него дуло, в смятении перевел взгляд на Мириам; та лежала на полу, из ее глаз текли слезы, смешиваясь с кровью. «Беги», – прошептали ее губы. Он встал, голова едва виднелась над перилами, сделал шаг вниз, еще один, спустился на площадку; тот, с пистолетом, уже был рядом.

– Молодец, – сказал второй. – А ты, сучка, начинай говорить. Потому что сначала я прострелю ему колено, а потом, если так ничего и не узнаю, убью вас обоих. Считаю до трех. Раз… два…

– Советник да Коста Гомеш?

Не отвечая, грузный мужчина среднего роста, черноволосый, со смуглой, оливкового цвета кожей, хищным ястребиным носом и карими глазами, прошел в холл, следом за ним – худощавый молодой человек со шрамом на щеке, в костюме и при галстуке; едва переступив порог, он махнул рукой – восемь бойцов в темно-синих комбинезонах, с карабинами в руках, рассеялись по дому. Полицейские пытались протестовать, но их сначала оттеснили, а потом приставили к стене, направив на них оружие.

– Я подам жалобу, советник, – попытался возразить детектив.

– Сколько угодно. – Матеуш Сантуш да Коста Гомеш стоял возле своей дочери. Плечи его чуть опустились, дыхание, и до этого тяжелое, стало прерывистым.

– Где этот доктор? – рявкнул он.

– Сеньор Шварц будет меньше чем через минуту, – доложил человек со шрамом. – Его уже ведут. Поторопить?

– Да. – Советник присел на корточки, провел рукой по полу, прерывая ручеек крови, посмотрел на испачканный палец, зачем-то его понюхал.

Его помощник прищурил правый глаз, прижав пальцем микрофон за ухом, и через несколько секунд в холл втолкнули невысокого толстенького человека в очках-гогглах, с небольшим чемоданчиком в руках, в рубашке, джинсах и с красным крестом на массивной золотой цепочке. Коротко кивнув советнику, врач, неожиданно для его комплекции резво, подскочил к телу, одновременно вытаскивая из чемоданчика вязкую, похожую на красное тесто, массу, и покрыл ей лицо и шею девушки. Практически одновременно он нацепил ей на здоровую руку черную манжету, разорвал сорочку, обнажая грудь, и бросил на нее три шарика, которые почти сразу впитались в кожу. Двумя пальцами снял накладку аптечки первой помощи с живота, брезгливо отбросил в сторону. Поводил пальцем в воздухе, исследуя только ему видимое изображение.

Все это время советник терпеливо ждал, и только когда врач поднялся, то и он, кряхтя, встал на ноги.

– Будет жить, – спокойно сказал доктор Шварц. – Два, может, три месяца основного лечения, потом полгода реабилитации; состояние я зафиксировал, операция пока не нужна, основные повреждения от ударов, а значит, внутренние. На первый взгляд, ее не пытались убить, только избивали, а потом выстрелили, один раз, скорее всего обычный шокер. Сложный перелом позвоночника, затронуты практически все органы, тяжелее всего пришлось селезенке и печени, но вашей дочери всего девятнадцать, так что, если будет нужно, вполне сможем вырастить новые, и они отлично приживутся, а до тех пор стабилизируем. В сознание придет через две-три недели. Рафаэль.

– Да. – Помощник со шрамом стоял метрах в пяти от хозяина и врача, переместился к ним практически мгновенно.

– Клиника святой Марии, второй корпус, третий этаж. Я уже предупредил, там ждут.

– Это безопасно? – спокойно спросил советник.

– Опасно везде. – Шварц отошел чуть в сторону, двое парамедиков бережно уложили тело на носилки и в сопровождении пятерки бойцов вынесли из дома. – Здесь я бы не рекомендовал, но если пожелаете…

Советник посмотрел на Рафаэля, тот кивнул. Шварц дождался кивка советника, улыбнулся и вышел вслед за своими подручными.

Советник да Коста Гомеш еле заметно вздохнул; печатая левой подошвой кровавые следы, подошел к полицейским.

– Офицеры?

– Второй детектив Уэст и патрульный первой ступени Корсаков, – представил себя и напарника старший. – Вызов пришел двадцать минут назад, анонимный звонок. Тело обнаружено в холле, судя по данным детекторов, кроме ваших детей, никого в доме не было. К камерам у нас доступа нет. Вас оповестили сразу, время ожидания – одиннадцать минут. У вас в регламенте стоят пометки, поэтому мы оказали только первую помощь и ничего не осматривали.