Следующий этап боевой славы Ермолова – война против Наполеона I – 1805-1807, 1812-1814 годы. От командира артиллерийской роты в 1805 году до командующего корпусом в 1815 году – вот боевой путь героя до низвержения Наполеона.

И последний этап боевой славы, уже в звании генерала, нашего героя очерка – служба на Кавказе. Здесь ему были предоставлены широкие полномочия, вплоть до исполнения посольских функций с Персией. Штаб квартира его находилась в Тифлисе (Тбилиси). Не минула его очередная война с Персией в 1826-1828 годах. Не успешность противостояния неприятельскому вторжению и опасность захвата Тифлиса вынудили послать Николаем I во время своей коронации в древней столице генерал-адъютанта А.Ф. Паскевича на помощь Ермолову. Требование царя – передать всё командование войсками Кавказского корпуса вновь прибывшему генералу. Два генерала не смогли поделить власть. Верх взял любимец императора – Паскевич. В марте 1828 года последовала полная отставка со всех должностей Ермолова. На этом военная служба вояки с восемнадцати лет от роду закончилась. Конечно, было исполнение гражданских обязанностей, но с военной службой было покончено.

Одно, и возможно самое главное, не упомянул в своём четверостишие автор – Вера Петровна приходится родной сестрой Елены Блаватской. О Блаватской у меня был очерк ранее. Мистическая женщина. Казалось, что и сестра, подобно ей будет общаться с Высшим разумом. Полагая, что эта способность родовая. Но, нет. Судьба простой, рядовой женщины, пишущей небольшие повести и рассказы для детей и ребят юношеского возраста. Сентиментальные повествования, прочитав несколько страниц которых, пол автора вырисовывается у читателя без капельки сомнения. Книжки писательницы, как правило, имеют привлекательные обложки, располагающие молодых потенциальных читателей просить своих родителей купить красивую книжку. И названия книжек интригуют – «На весенней заре», к примеру. У молоденьких девушек загораются щёчки от предвкушения – но, как правило – «пшик». Читайте, кое-чего найдёте в некоторых библиотеках. В современном исполнении не всякое издательство возьмет на себя смелость издать книжечки сестры известной во всём мире Блаватской. Хотя, если после фамилии автора на лицевой обложке через запятую добавить слова «сестра знаменитой Е.П. Блаватской», то, возможно, количество проданных экземпляров книжечек возрастёт. Маркетинг!

Такого литературного союза родственников, скрывающихся под всего одним псевдонимом, Козьма Прутков, история мировой литературы не знала и поныне не знает. Ладно, ещё тандемы братьев. Но здесь литературный квартет и пятый брат – художник в придачу. Вымышленный образ Пруткова, надменно смотрящий свысока на зрителя, раскрывает суть произведений авторов. И Прутков до чего реален, что у него есть гражданская должность – служащий пробирной палатки министерства финансов. Сейчас такая должность существует, но стала именоваться контора уже палатой, а не палаткой. И отсидел в этой палатке Прутков аж до должности тайного советника. Потихоньку умудрился сдвинуть с должности самого директора палатки и занять его объемное начальственное кресло. Но над любым директором есть вышестоящий директор. В 1863 году, в злополучный день, 13 января, получив очередную «пилюлю», нагоняй от вышестоящего директора покинул не только палатку, но и земную жизнь. И сейчас, возможно, с таким же видом, как мы видим на изображении выше, взирает с облаков на земную суету людишек и других земных букашек.

Я решил переместиться во времени, на этот раз одному, и посетить невидимым образом родственный совет под названием Козьма Прутков. Небольшая задержка в перемещении во времени у меня была вызвана только одним. Я не знал, где в Петербурге может встречаться этот «пятиречёк». На свой страх и риск я определил место своего прибытия в прошлом – Пробирная палатка. Место под палатку выбрали вполне престижное. Как ни как золотишко принимали у населения для чеканки золотых червонцев. На набережной Екатерининского (Грибоедова) канала , до Гороховой – рукой подать. Щелчок пальцами и я уже на месте назначения. Накурили родственнички – топор вешай. Сразу признал Алексея Константиновича Толстого. С братьями Жемчужниковыми проблема. Кто есть, кто из них, извините, не дообразовался в своём настоящем. Догадался, что сидящий поодаль от всех на диване был Лев. Внешний вид, что то от Репина, выдавал в нём художника. «Эх, братушки, прикрою я глаза, Не серчайте. Думку хочу додумать» – это просипел Алексей Константинович. Братья, что разместились за огромным столом (Прутков лично его высматривал в комиссионке, и дал добро на покупку и доставку стола в свой кабинет), многозначительно переглянулись. Значит не за горами появление очередного афоризма хозяина кабинета (уточню – Козьмы). Художник Лёвушка, с лукавой улыбкой на лице, вздёрнул свой указательный палец правой ладони вверх и кажется,… пустил «шептуна». «Лёвка, опять за своё! И так дышать не чем» – молвил тот из братьев, что с самой большой бородой. До меня через сигарную вонь тоже дошёл запах из чрева художника. Я, боясь забыть, как мне возвращаться обратно в своё будущее, срочно заторопился в точку своего старта.

Не знаю, почему просуществовал Козьма только до 1863 года. Вероятнее всего разъехались родственнички кто куда. Кто заграницу, кто в другие города государства Российского. И на том спасибо. Актуальность многих изречений Козьмы сохранилась и до наших дней.

Периоды жизненного пути В.А. Жуковского и литературного творчества на протяжении всей его жизни описаны в Википедии подробно как ни у кого. Одно могу добавить – иметь дружбу и близкое знакомство с поэтом, учителем и наставником Великого Князя, Александра Николаевича, было залогом получить существенную поддержку в трудную годину на жизненном пути. У Василия Андреевича было врождённое чутьё на порядочных, даровитых личностей. И ради них он готов был хлопотать хоть перед высшими лицами государства.

Выходец из простой мещанской семьи Псковской губернии подался в год своего совершеннолетия на заработки в столицу. Как обычно, не имея никакой поддержки в столице, помыкался, помыкался в поисках достойной работы и уже засобирался вернуться в родные места, как началась форта в его жизни. Устроился плотником в Большой театр, благо отец его с малых лет искусству этому обучал. Хотя всё искусство то было – клепать гробы для округи. А на новой работе – и сцену подправить и кое-чего для оформления сцены под спектакль смастерить. Руки откуда надо росли. Да и голова думку думала – какое дело прибыльное организовать. Сам не курил, но видел театралы любят потягивать трубки, да понюхивать табачок, что помельче, со своей ладони. деньжат подкопил и открыл свою небольшую табачную фабрику на набережной Фонтанки. Доставку табачного листа в Россию организовал. Возили аж с Америки. Оставалось за «небольшим» – выварить, нарезать и по коробочкам разложить. В то время на табачном рынке столицы, да и сей России, в ходу был завозной уже готовый к употреблению табак немецкий и голландский – «Кнастер» и «Дрейкениг». Доставляли морем прямо в столицу. Жуков первый стал возить из-за границы не готовый товар, а сырьё. Это сказалось на конечной цене продукта, и через некоторое время спустя уже вся Россия курила табак «Вакштаф». Деньги потекли рекой, и Василий Григорьевич за шесть лет стал купцом третьей гильдии, второй и дошёл до высшего уровня купечества. Теперь приведём достаточно меткие слова известного нам критика-всезнайки, господина Вл. Михневича. «Угасшая знаменитость, на которой буквально сбылась мудрая истина, что слава есть дым. Некогда вся культурная Россия курила ароматный жуковский табак и, кажется, сам Грибоедов, сказавший, что «дым отечества нам сладок и приятен», подразумевал именно дым «Жукова». Но пошли новые «веяния» и новые табаки,– дым жуковского «вакштафа» все реже стал коптить российские поднебенья и потолки, и вместе с тем стала испаряться и громкая слава «Фирмы Жукова». А дело в том, что на смену табака в коробочках пришли папиросы. И здесь наш табачный король не пронюхал конъюнктуру рынка, Не перестроил своё производство. Сойдет. Ан нет, спохватился, а рынок уже занят. Не вклиниться.