– Да. Это новая разработка нашей группы. Разработка совсем сырая. На людях ещё не апробирована. На собачках испытываем. Результаты совсем не однозначны. «Стволоцил» или убивает, или делает чудеса. Под его действием кость или орган становятся как бы новыми. Но, не всегда. Часто поражённый орган рассасывается, а кость просто загнивает внутри мышцы и организм погибает. Причины этого непонятны. С этим новым препаратом ещё работать и работать. Он совершенно сырой. На людях апробировать нельзя.
– Но, Иван не проживёт и двух дней с такими травмами. Необходимо разрешение родственников на применение экспериментального препарата.
– Надо действовать быстро и сейчас, – ответил Артём, – его мама и жена далеко ещё не ушли. Они меня знают. Думаю, что я сумею их убедить.
2.
Иван приходил в сознание медленно и мучительно. Увидел смутно под потолком плафон в виде вычурного цветка. Затем стали вырисовываться тени от стеклянных бутонов, металлических листиков плафона, падающие на белый потолок. Осознал, что зрение не пострадало. Внутренне обрадовался этому и почувствовал, что правая рука вполне может работать. Пошевелил пальцами здоровой руки, согнул её в локте. От этого движения сильнее вспыхнула боль в левой части тела. Боль была тяжёлая, пульсирующая, нарастающая. Болеутоляющие медикаменты явно плохо действовали.
Сам врач, он, по мере возвращения сознания начинал понимать своё состояние как бы изнутри: «Три ребра сломаны, и на них пластины. Левое лёгкое сильно травмировано, в нём опасный отёк. Желудок и поджелудочная железа смещены, но разрывов нет. Таз? Вот таз раздроблен. Имеются трещины. Собран пластинами. Левая бедренная кость – два перелома. Тоже пластины. Сердце? Бьётся неравномерно, учащённо». «Плохи твои дела, Ванька, – подытожил своё состояние Драгин. – Как там мама с Леной? Как дети?» Вдруг вспомнил, что выходил из тела сразу после аварии. Подумал: «Значит, всё это правда, насчёт выхода души». Удивился: «Странно, вроде бы как вижу изнутри себя самого, даже как сердце сокращается». Ещё вспомнил, что приходил в сознание перед операцией и просил хирурга, чтобы везли его в институт и вводили стволоцил: «Кололи мне стволоцил, или нет?»
Боль пульсировала. Сердце тарахтело. Сознание опять стало туманиться. Забытьё. Возникли видения из детства и юности, красочные, яркие как наяву, с ощущениями и подробностями.
**********
В раннем детстве, ещё при Союзе, Ваня Драгин мечтал стать моряком. Был он белобрысый голубоглазый мальчуган, подвижный, тощий и любознательный. Однажды, гуляя с мамой в парке, он увидел парочку: красивую девушку со стройным широкоплечим парнем в клёшах и бескозырке с лентами. Особенно пацану понравился головной убор бравого моремана.
– Мама, а кто этот дядя? Я хочу такую зэ сапочку! – закричал мальчишка и запрыгал, дёргая маму за руку.
– Не кричи. Этот дядя моряк. Он плавает на корабле по морям.
– Мама, я тозэ буду плавать по молям. Купи мне такую зэ сапочку!
Бескозырку мама сыну купила. Какая это была замечательная шапочка! Сзади к ней были пришиты две ленточки с маленькими якорьками. А на околыше серебряной краской написано МОРЯК. Ванюшке нравилось наблюдать как трепыхались ленточки на ветру перед его лицом, если стоять спиной к ветру. Он рос непосредственным и общительным ребёнком. Иногда подходил к незнакомым людям и начинал рассказывать, что станет моряком и будет плавать на железном корабле по всем морям: «Вот, бисказылка у меня узе есть. Я маляк!» На что взрослые покровительственно улыбались и говорили что-нибудь одобрительное.
В садике он тоже объявил, что станет моряком и надоел всем, и воспитателям, и детям, потому что беспрестанно кричал: «Я маляк!» и хвастался своей шапочкой.
Кончилось тем, что два хулиганистых мальчика забросили бескозырку на дерево. Ваня плакал и кричал: «Где мой маляк? Отдайте сапочку!» А девочки придумали обидную дразнилку: «Моляк, с печки бляк, ластянулся как челвяк!»
Шапочку ему потом нянька достала. Дразнилку ещё долго помнили в садиковской группе, и Ваньке даже пришлось драться, чтобы не дразнились.
Потом, по мере взросления, желания и мечты изменились. Как и все мальчики, он мечтал быть то лётчиком, то путешественником, акробатом, клоуном, штангистом, танцором, токарем-фрезеровщиком, резчиком-скульптором, … и ещё кем только он не мечтал сделаться, когда станет взрослым.
Когда Ваня Драгин был подростком, он часто удивлял родителей и учителей острыми углами своего характера. Добрый и мечтательный мальчик иногда становился неуправляемым: грубил учителям и дрался со сверстниками – за что получал нагоняи от отца.
Учился он крайне неравномерно. В дневнике школьника Вани Драгина отличные оценки соседствовали с двойками. Учителя знали: поставь Драгину двойку и назавтра он из кожи вылезет вон, чтобы порадовать педагога отличным ответом. Получив двойку, пару недель он усердно учился, зарабатывал кучу пятёрок. Потом лень одолевала пацана, и он, порадовавшись кратковременным успехом, забрасывал учёбу и отдавался какому-нибудь новому хобби или чтению. Читал бессистемно фантастику, про путешествия, научно-популярные книги.
Увлечений у него было множество. Его многосторонняя натура интересовалась всем, хотела познать всё: живопись и игру на гитаре, брейк-данс и радиотехнику, … Как-то записался он в радиокружок на Станции Юных Техников. Собрал там два простых приёмника – детекторный и на трёх транзисторах. Приёмнички примитивные, но они работали, транслировали музыку. Порадовавшись пару дней своим успехом, он потерял интерес к радиотехнике и вдруг увлёкся фотографией.
Отцу не нравилось, что сын, начав одно дело, едва достигнув первого результата, вдруг бросает начатое и горячо хватается за что-то другое.
– Если занялся борьбой, то борись до конца, дойди до соревнований, заработай разряд, – жёстко басом внушал он сыну. – А то намяли тебе бока, ты сник, опять обленился, занялся музыкой. Чтобы достичь настоящего успеха, надо работать и не бросать начатое. Неужели такой тупой, что не понимаешь?
А стареющий тощий дед-фронтовик размахивал хилыми ручонками на внука и беззубым ртом вторил своему сыну:
– Волю в кулак надо, Ванюха! Работай и тогда добьёшься.
– Да не интересно мне уже! Чего вы? Мне интересно что-нибудь новенькое, чего ещё не знаю, – отвечал им Ванька и уходил в свою комнату, где у него стоял на подоконнике маленький аквариум с гуппиками и петушками, да ждала гитара, подвешенная над кроватью.
Младшая сестрёнка Светка ехидно ухмылялась и украдкой показывала Ваньке дулю.
А мама, жалея сынка, топала ногой на отца с дедом:
– Пусть лучше на гитаре бренчит или фотографирует. А на борьбе бока ему намяли, так всё стонал во сне.
Так и взрослел Ваня Драгин, то впитывая знания, то впадая в лень, становясь то борцам, танцором, гитаристом, то художником, или внезапно увлечась аквариумистикой.
Когда Ивану было уже ближе к семнадцати годам, однажды с компашкой дружков, таких же, как и он шалопаев-романтиков, выбрались они за город. Перед тем подошли к знакомому парню, старше их возрастом, дали ему денег, чтобы тот купил для них два восьмисотых фунфыря цимлянского. На лучшее вино денег не хватало. Им, подросткам, вина не продал бы ни один продавец.
Городишко, где жил Иван, был маленький райцентр, каких много на бескрайних просторах России, и путь за город – полчаса неспешной ходьбы. Был конец мая, тепло, погода прекрасная. В тополино-берёзовой рощице возле реки щебетали птички. В свежей травке шныряли хвостатые ящерки. Некоторые из этих мелких рептилий были довольно солидной длины – сантиметров до сорока. Юные мужающие романтики выпили из горла обе бутылки, делая по два «буль-буль» и передавая бутылку следующему. Откровенно говоря, вино было дрянное, дешёвое, но каждый хотел показать, что он взрослый, или, по крайней мере, не маменькин сынок, и он не морщится, он смакует этот напиток мужчин. Потом курили «Приму», передавая после одной затяжки сигарету собутыльнику, поскольку оставалось только две штуки в смятой пачке.
