Ты не самый сильный, – Зугрр выступил вперёд, – ты жестокий и несправедливый. Тебе нельзя давать власть!

– Это всё ты-ы, – застонал от бешенства Орунг и кинулся на Зугрра.

Зугрр сумел выбить головню из его рук, хотя сам обжёгся. Орунг, стремясь закончить дело одним стремительным натиском, всё ещё веря, что он самый сильный, обхватил своего соперника, силясь приподнять его над землёй, и, перевернув, ударить головой об землю. И он мог бы это сделать. Но, в своей самонадеянности он не предполагал, что в племени есть люди, не слабее его и более ловкие. Зугрр, когда Орунг приподнял его, рывком выдернул правую руку, прижатую к телу (левая рука оставалась свободной), и зажал шею Орунга в «замок», давя на кадык и заламывая шею противника назад. Ногами он сжал грудную клетку противника так, что Орунг не мог дышать. Сделав шаг вперёд, он упал.

Вмиг соперники разъединились. Орунг успел вскочить первым, ударил Зугрра в живот ногой. Но тот, превозмогая мгновенно возникшую боль, перехватил ногу его и резко вывернул. Орунг грохнулся во весь рост на камни. Теперь Зугрр был сверху. Он воспользовался ситуацией. Сжимая горло врага левой рукой, правой выхватил нож из кармана своего балахона. Не зря он оттачивал край большой толстой раковины! Полоснул по горлу врага!

Но и Орунг был не без оружия – успел вынуть клык махайрода из петли ремешка у шеи и воткнул его в грудь Зугрра. Несколько мгновений соперники в ярости кромсали друг друга своими примитивными ножами.

– А-а-а-а, – хриплые вопли метались по пещере.

Эта дикая первобытная сцена была не первой и, увы, не последней в истории человечества. На протяжении тысячелетий человеки изобретут более изощрённые орудия убийства себе подобных.

Оружие обоих противников было столь несовершенно, что им было невозможно нанести смертельные удары. Они порезали друг другу кожу, нанесли раны, но оба оставались живы. Нож из раковины сломался, а клык махайрода просто выскользнул из руки скользкой от крови, так как не имел рукоятки, и потерялся среди камней. Изнемогая в борьбе, Орунг первым сумел вскочить на ноги. Поскольку Зугрр продолжал лежать, хоть и готовый через мгновение подняться. Орунг счёл себя победителем.

– Видите, я убил Зугрра! – закричал он. – Я буду вашим вождём!

– Ты не будешь вождём! – выкрикнул, выступая вперёд один пожилой охотник. – Мы не хотим тебя. Прикажи, – он обратился к Вождю, – и мы изгоним его. Он никогда не войдёт в нашу пещеру.

– Я изгоняю тебя из пещеры, Орунг, – заговорил Вождь, – ты убил беззащитную старуху Медведицу, Зугрра, лучшего нашего охотника. Ты хочешь сделать зло людям, живущим за Кислым ручьём. Уходи и не смей брать с собой огонь!

В бешенстве метнул Орунг горящую головню в толпу людей. Если раньше он высокомерно презирал своих соплеменников, считая их слабее себя и потому хуже себя, то сейчас ненавидел их. Все его честолюбивые замыслы сорваны.

Завизжала одна из женщин – головня попала ей в грудь. Мгновение люди сидели и стояли в замешательстве. Но вдруг, вскочивший на ноги Зугрр бросил в него камень. Волчонок последовал его примеру, метнув в Орунга другой камень. И тут в него полетели тлеющие поленья, камни, всё, чем можно было бросить. Он корчился, пытаясь увернуться от ударов, защищался пустыми руками. Брошенный кем-то дротик проткнул ему горло. Хрипя, Орунг испустил дух. Люди не могли знать, что это был первый, но, увы, не последний изверг рода человеческого.

4.

Прошло ещё несколько дней. Мужчины ходили на охоту. Подростки ловили рыбу и вялили её. Женщины и дети добывали съедобные, ставшие осенью вкусными коренья.

Тело старухи Медведицы предали огню. А труп Орунга отнесли подальше от пещеры и завалили камнями. Вождь запретил осквернять огонь, ставший уже священным для людей, его останками.

Зугрр, тяжело раненный, медленно выздоравливал. Орунг клыком махайрода разорвал ему кожу на груди до мышц. До костей, однако, не достал. Одна из старух, известная как врачевательница, собирала целебные травы и корешки, а Волчонок жевал их своими острыми зубами. Этой жвачкой обкладывали раны больного.

На совете охотников племя решило, что после смерти Вождя его место займёт Зугрр, поскольку он принёс огонь. Но, и кроме того, он уже имел авторитет.

Почувствовав себя лучше, Зугрр позвал Волчонка.

– Волчонок, слушай!

– Говори, Зугрр. Ты принёс нам огонь, и мы все любим тебя.

– Иди за Кислый ручей, Волчонок. Скажи людям, которые там живут, что у нас есть огонь. Скажи им, чтобы они пришли, и я дам им огонь. Они хорошие люди, Волчонок, и их дети не должны замерзать зимними ночами. Скажи, что их зовёт Зугрр. Они помнят меня. Я разделил с их охотниками печень оленя.

Когда Зугрр проснулся к вечеру, он увидел склонившихся над ним тех троих охотников соседнего племени, с которыми он разделил печень оленя.

– Возьмите огонь, братья, – сказал он, и на его полуобезьяньем лице появилась человеческая улыбка.

Хмельницкий, март, 2021 г.

Последний полёт

Фантастический рассказ

1.

– Курсант Быков к зачётному полёту готов! Параметры прыжка настроены!

Андрей повернул голову слегка вправо, ожидая приказа инструктора. Он видел Клинового в профиль. Нос картофелиной под крутым лбом выдавался из-за чуть отвисшей, но ещё не обрюзгшей щеки; от носа до круглого крепкого подбородка свисал седой ус (почему такие усы называются запорожскими, Быкову рассказал знакомый студент-историк); лысая голова-шар крепко сидела на сильной шее, которая, казалось, была вбита как свая между массивными плечами. Всё тело инструктора, затянутое синим с золотыми зигзагами комбинезоном, было такое же внушительное и сильное, уже начинающее грузнеть, как это бывает у атлетов на склоне лет. Клиновой участвовал в трёх экспедициях на Каболус – колдовскую планету, и один из первых начал водить корабли через надпространство. Он не хотел уходить в отставку по возрасту, зная, что его ожидает раннее одряхление от скуки на какой-нибудь даче, и, чувствуя себя ещё в силе, добился назначения инструктором в училище космопилотов в Воронеже. Словом, это был, как сказал один любитель каламбуров: «Космический волк, травленый радиацией и ломаный гравитацией».

Клиновой проработал в школе несколько лет, проходя впритирку все медкомиссии, но последняя из них сказала решительное нет. Не то, чтобы он был болен – он просто был стар. По просьбе начальника училища комиссия разрешила этот последний полёт, чтобы не срывать напряжённый график тренировок курсантов.

Для курсанта Быкова этот полёт тоже был своего рода последним – последним в качестве курсанта.

Инструктор медлил отдавать приказ. Он как будто в забытьи смотрел на шкалы приборов. Было как-то тревожно на сердце. Старик знал, что отдав приказ к старту, он приблизит конец этого последнего для него полёта и, как-то подсознательно оттягивал начало.

«Никогда не думал, что могу быть сентиментальным, – подумал он, – пора стартовать, а то курсант подумает, что старик действительно не может летать».

– Инструктор, – прозвучал снова молодой голос, – курсант Быков к полёту готов!

В этом бодром докладе Клиновой уловил интонацию нетерпения и вопроса: «Чего ты медлишь?» Его покоробила несдержанность молодого человека. В последнее время он стал замечать за собой, что его раздражают молодые парни своей порывистостью и горячностью. Этот белобрысый развинченный курсант с улыбкой до ушей, которая показывала крупные белые здоровые зубы всегда вызывал в Клиновом некоторое раздражение и … чуть-чуть зависть. Хотя придираться то было не к чему – Быков занимался почти на отлично, но в поведении и разговоре был нагловат и … развинчен, взгляд больших сине-зелёных глаз – всегда с вызовом.

«Ну чего это я. Просто завидую его молодости. Ведь ты сам был таким. Прекрати сантименты! Наверное, действительно, пора в отставку, – подумал про себя».