Сигнал тревоги прозвучал около пяти утра. Лейтенант Лямин с нарядом пограничников бежал на левый фланг зоны действия заставы. Именно там было зафиксировано нарушение контрольно-следовой полосы. Тревоги выматывали. Они были частые и чаще всего безосновательные. То зверь пройдёт, то вроде бы как следы от румынской территории, но поворачивают обратно. Иногда создавалось впечатление, что просто сбой аппаратуры.

   Восьмая застава, в просторечии Восьмёрка, вообще считалась несчастливой. Тут последние годы и тревоги были частые, и даже люди пропадали. Лямин правда этих случаев не застал. Он прибыл на заставу недавно.

   В училище начальник политотдела генерал-майор Болдин как-то сказал: "Кто начинает служить в Москве, заканчивает на Дальнем Востоке".

   Лямин, тогда ещё курсант, эту сентенцию осмыслил правильно. При постоянном переводе военнослужащего из округа в округ, куда двигаться тому, кто в центре? Только на окраину. И, наоборот, с окраины двигаться можно только в центр.

   Поэтому перед распределением попросил Лямин направить его на самый трудный участок. Ещё свежи были в памяти разговоры о событиях в районе острова Даманский и озера Жаланашколь, поэтому настраивался Лямин на китайскую границу. "И постепенно, - думал он, - с Дальнего Востока попаду я Москву, но уже генералом". Ибо плох тот солдат, что не мечтает стать человеком в папахе и с лампасами.

   Поэтому удивлён был новоиспечённый лейтенант, когда направили его в 79-ый Нижнеднестровский Краснознаменный пограничный отряд со штабом в городе Кишинёв. А уже там капитан-кадровик выписал ему документ на восьмую заставу.

  Когда добежали до места, откуда пошла тревога по границе, как обычно оказалось, что нет ничего похожего на прорыв нарушителя. Контрольно-следовая полоса чистая, заграждения не тронутые. И чего только сигнализация сработала?

   - Товарищ лейтенант, - позвал рядовой Мамалыгин, - вон там вроде как следы цепочкой. С той стороны КСП, от румын.

   Лямин долго всматривался, и хотя на зрение не жаловался, ничего не углядел.

   - Кажется тебе Мамалыгин. Вон даже Абай не реагирует.

   Пёс Абай, действительно, сидел спокойно и всем видом демонстрировал равнодушие к происходящему. Людская суета была ему чужда. Он врага не чуял, а значит и говорить, то есть лаять, не о чем.

   К Абаю Лямин относился хорошо, а вот второго пса, Вайгача, недолюбливал. Вайгач всегда смотрел на него с подозрением. Не доверял пёс новому лейтенанту. А как-то прикатил из леса ёжика. Еле ежа отняли. Хотели на заставе оставить, но начальник заставы майор Воронин приказал отнести его в лес подальше.

   - А-то собаки от него подхватят какой заразы. А там только этого сейчас не хватало.

   У Воронина нервы уже были ни к чёрту. Карьера у него поначалу хорошо развивалась. Быстро он до майора дослужился. А вот на Восьмёрке всё наперекосяк пошло. Он рассчитывал, что в академию поступит и переберётся потом в штабные уютные кресла. Да вот застрял с женой и восьмилетним сынишкой в военном городке. Начальство требовало порядок на заставе навести и в академию не отпускало.

   Лямин шёл с солдатами обратно на заставу. Июльское солнце уже хорошо поднялось над горизонтом.

   - Косуля, наверное, из лесу выскочила и обратно убежала, - выдвигали бойцы версии произошедшего.

   - Или барсук, - встрял Мамалыгин.

   - Сам ты барсук, - засмеялись его товарищи.

   - А я видел несколько раз барсука, жирный такой. Кого-то мне напоминает.

   У входа в военный городок Лямина встретил заместитель начальника заставы по политчасти старший лейтенант Петручок.

   - Ничего? - даже не спросил, а констатировал он.

   - Ничего, - ответил Лямин. - Чертовщина.

   Петручок нахмурился, закурил.

   - Плохо дело, - заговорил он. - По данным контрразведчиков кто-то ходит через границу.

   - Как ходит? Кто?

   - А вот это вопрос. Местные фиксируют периодически чужих людей. Но проследить за ними трудно. Вот проскочил по краю посёлка человек, и уже нет его. Откуда шёл? Куда? Даже приметы передать толком не могут.

   - Может привиделось?

   - Может быть, - согласился политрук. - Но это раз может привидеться, два. А таких случаев уже с дюжину набралось. На границе у народа глаз намётанный, знают, как чужого от случайного приблудного отличить.

   - И что? - спросил Лямин, ожидая продолжения.

   - Грешат, что мы плохо службу несём. Проходной двор устроили.

   - Да мы вроде бы всё как положено делаем.

   - А чужие ходят.

   Лямин задумался. На прошлой неделе пастух-румын на той стороне уснул, так всё стадо через границу рвануло. В Советском Союзе, видишь ли, трава зеленее и сочнее. КСП перетоптали, тревогу подняли. И что? Стадо вернули, пастуха отругали, порядок навели. Было подозрение, что со стадом могли нарушители прорваться, так не подтвердилось. Следы везде только коровьи, и больше ничьи.

   Петручок докурил.

   - Тут без пол-литра не разберёшься, - сказал он. - Кто чужие? Румыны, молдаване, один чёрт. Все свои. То ли нам помогают, то ли дружка дружку покрывают.

   В воскресенье Лямин попросился у начальника заставы сходить в соседнюю деревню. Военторговский магазин в военном городке был, но там всё на армейскую тему. А тут у сестры день рождения приближался, и решил Лямин послать ей подарок, да заодно и матери какой-нибудь гостинец. Всё-таки стал зарплату получать.

   Сельский магазин "Товары повседневного спроса" мог ассортиментом удивить и городского жителя. Лямин, прежде чем в магазин войти, остановился поговорить с двумя местными жителями, с которыми уже успел познакомиться и даже дружбу завести. Говорили о недавней тревоге, такие новости быстро расходятся. Говорили о погоде, о видах на урожай. Местные обещали осенью прекрасное вино и звали пробовать. "Это когда ещё будет?" - думал Лямин. Для него, разогретого июльским солнцем, время стало как-то замедляться. Тут он ощутил какую-то неловкость, что-то начало тревожить его. Он стал медленно вращать головой и заметил на улице, где-то через квартал, женщину. Была она средних лет, какой-то своеобразной красоты. В чёрных как смоль волосах серебром пробивалась седая прядь. Смотрела она издалека на Лямина, прищурившись, словно всматривалась в него. Глаза Лямину издалека показались светлыми, хотя были травянисто-болотистого цвета. Одета женщина была в традиционные местные молдавские одежды. Ощущение было странное. На улице молдавского посёлка эта женщина смотрелась и обыденно, и совершенно неуместно. Как эти впечатления совмещались в голове Лямина, объяснить невозможно.