Катрина почувствовала, что голова ее начинает идти кругом и подступает тошнота. Она ускорила шаг, хоть даже не знала куда ей идти, и просто шла прямо по улице Виктора Гюго, глядя себе под ноги, и избегая взглядов прохожих.

– Прямо как в фильмах ужасов, когда на чердаках прячут какие-нибудь шкатулки с проклятьями, ящики с привидениями, опечатывают этот чердак и живут дальше, будто ничего не произошло. Живут рядом с призраками, которые только и мечтают вырваться наружу и пожрать своих хозяев. Вот мне что-то подобное в голову приходит. Не по той же схеме ли и ты сработала? Может ты спрятала что-то в этой комнате, а? Ну, не знаю… нет, конечно, я могу и ошибаться. Но такой вариант, в смысле, что ты что-то скрыла в этой комнате, кажется мне вполне логичным. Ну… может, какую-нибудь вещь? Или даже несколько вещей? Может, гору вещей? Катрина, я прав?

Катрина до скрипа стиснула зубы, понимая, что голос хочет причинить ей боль, и она не в силах постоять за себя.

– А что там за вещи? А? Чьи? Чьи там вещи?

И голос захохотал дьявольским смехом, видимо довольный собой.

– Не надо, – обратилась Катрина к голосу.

– Катрина, чьи это вещи? – продолжал тот, не обратив внимания на просьбу. — Ты должна мне ответить.

И Катрина поняла, что должна. Что это приказ.

– Это…

– Ну же, смелей. Это не так страшно, как кажется.

– Это вещи Пьера, – Катрина почувствовала, что может лишиться рассудка и замедлила шаг.

– Да, – самодовольно произнес голос, – да, это вещи твоего Пьера. Катрина, а что вещи Пьера делают в запертой комнате, а?

– Я их туда спрятала, – вновь он словно выжал из нее ответ. – Зачем ты это делаешь?

– Делаю что? – голос повысил тон.

– Причиняешь мне боль.

– Но ведь ты сама меня понуждаешь к этому. Я просил тебя поговорить, а ты все молчишь. А я хочу получить ответы на некоторые вопросы.

– Только не о нем.

– О нем! Зачем ты спрятала вещи мертвого мужа в ту комнату? Отвечай, Катрина.

– Я не знаю! Не знаю! – закричала она про себя.

– Знаешь, Катрина, знаешь. Просто тебе кажется, что музей мертвеца делает тебе честь, правда? Немного притупляет стыд, да? Потому что тебе стыдно, я прав?

Глаза Катрины стали мокрыми от слез.

– Я сейчас закричу, – сказала она.

– Ладно, успокойся… – голос заговорил мягче. – Куда идем-то, кстати? Может, на кладбище сходим? Поплачем там, расскажем, что произошло с нами в последнее время. Скоро дождь начнется – атмосфера самая подходящая для такого мероприятия. Посидим, погрустим, вспомним прошлое. Не хочешь? Почему? Я не нарушу идиллию, даже помолчу, пока ты будешь изливать душу над трупом этого чертого ублюдка!

Катрина резко застыла на месте, чувствуя, как из нее через секунду вырвется неистовый и бессильный вопль. Она оперлась рукой о стену здания, мимо которого проходила, и огромным усилием воли заставила себя сдержаться. Или же ее заставили.

Голос хохотал в это время над своими словами.

– Вот так же и меня задевает твое равнодушие, даже неприятие, с которым ты обращаешься ко мне. Зуб за зуб!

Катрина оторвалась от стены, и глубоко вдохнув, медленно побрела дальше.

– Катрина… – спустя полминуты язвительно проговорил голос. – Твой дохлый муж – ничтожество и неудачник. Хаха!

Катрина свернула в переулок, который попался на ее пути, и побежала, сдерживая давившие ее рыдания и слыша отвратительный смех, вырывавшийся из ее головы и заполнявший пространство вокруг нее. Переулок этот по диагонали соединял улицы Гюго и Иоганна Штрауса. Катрина несколько раз спотыкалась и чуть не падала, привлекая недоуменные взгляды прохожих. Выбежав на улицу Штрауса, она присела прямо на бордюр тротуара, и не в силах сдерживаться, заплакала, продолжая слышать скрежет металла в этом отвратительном хохоте.

– Ну все, все… – заговорил голос отсмеявшись. – Ну, не нужно плакать, Катрина, не нужно. Уже люди смотрят.

– Вы в порядке? – услышала Катрина обычный человеческий голос.

Она подняла голову и увидела склонившегося над ней молодого человека в бейсболке.

– Пошли его! Катрина, пошли ко всем чертям этого тупицу! Дай ему пощечину! Ну же!

Катрина резко встала, отчего молодой человек даже отшатнулся, и едва сдерживая себя от исполнения приказа, выдавила:

– Спасибо, уже все в порядке.

– Ладно, – парень окинул ее подозрительным взглядом и двинулся дальше.

– Тьфу ты! Как же с тобой скучно.

Катрина достала платок из кармана плаща и вытерла слезы.

– Слушай, Катрина… эй, Катрина! А на что это твоя рука наткнулась в кармане, а? Давай посмотрим.

Катрина сумела проигнорировать эту просьбу и побрела вверх по улице Штрауса.

– Вот черт! Вновь ты не можешь сделать для меня даже такую мелочь. Послать какого-то придурка не можешь, показать, что у тебя в кармане не можешь, разговаривать со мной тоже не хочешь. Как с тобой дружить?

Улица Штрауса была самой протяженной в Санлайте и пересекала его с севера на юг, к слову она была одной из старейших улиц города. По всей ее длине располагались частные дома и коттеджи, и Катрина вспомнила мимолетно, что на ее южном конце живет Лина. Минут пять она медленно шла в тишине, голос почему-то притих. Также Катрина заметила, что после того, как незнакомец поинтересовался ее самочувствием, в душе ее начала зарождаться злость, вытеснявшая собой отчаяние. И злость эта, несомненно, была готова подчиняться голосу, последствия чего могли быть самыми непредсказуемыми.

– Я знаю, что в твоем кармане, – вновь жалобно заговорил голос, но вдруг резко сменил тон на презрительный: – Там фото, где ты с трупом, хаха! Да, тогда труп был еще жив. А сейчас он настоящий труп. Ну труп, да и труп, и хер с ним, хаха!

Злость и ненависть вспыхнули в Катрине с новой силой. Она ускорила шаг, стараясь ни о чем не думать и ни на что не обращать внимания, в то время как внутри нее все клокотало от ненависти. Катрина миновала перекресток с улицей Антона Чехова и продолжала идти быстрым шагом, по-прежнему не задаваясь вопросом, куда именно она идет. Голос молчал, но Катрина понимала, что сейчас, вместо того чтобы говорить, он нагнетает в ней страсть к разрушению.

– Чем бы ты ни был – я найду способ избавиться от тебя. Я клянусь! – сказала она про себя, но беззвучный тон ее был неуверенным и слабым.

– Я рад, что он сдох, потому что, если б он не сдох, мы вряд ли бы с тобой сейчас говорили, – голос сделал вид, что пропустил ее слова мимо внимания.

– Чем же он тебе так не угодил, тварь? – Катрина чувствовала, что злость в ней усиливается с каждой новой фразой, оскорбляющей ее покойного супруга.

– Дело не в нем, – усмехнулся голос. – Дохлый тут вообще ни при чем. Неужели ты этого не понимаешь? – голос повысил тон и стал говорить с новой интонацией нравоучения, что Катрину взбесило еще сильнее. – Дело в тебе. Ты бы не позволила мне быть с тобой, а не дохлый.

– Насколько я заметила, ты не особо интересуешься моим желанием пребывать в твоей компании, – с отвращением произнесла Катрина.

– Если так, значит, ты просто очень невнимательна, – смиренно ответил голос и замолчал.

Пройдя еще шагов двадцать Катрина вдруг заметила того самого парня, который пятнадцать минут назад предложил ей помощь. Он доставал какую-то коробку с переднего сидения своей машины – зеленого «опеля», а заметив Катрину, слегка улыбнулся. Катрина не смогла ответить, потому что почувствовала, как вдруг ярость внутри нее достигает апогея. Почувствовала, что от всей души желает схватить камень и разнести к чертям лобовое стекло этого автомобиля. Желание было настолько сильным, что Катрина даже замедлила шаг, а отойдя от машины шагов на десять, вдруг заметила на обочине отличный булыжник, идеально подходивший для этой затеи. Катрина представила, как она хватает его и разбивает стекло, и ее захлестнуло чувство восторга. Чувство отвратительное и невероятно обольстительное, исходящее из глубины души, чувство торжества и восторга от вандализма. С невероятным усилием она отвернулась от камня и продолжила медленно идти, изо всех сил стараясь противиться инстинкту разрушения.