Роберт нахмурился:
– Но как же вы добрались до нас? Я имею в виду – из аэропорта?
– Ах… – Она и забыла. – Повезло с попутчиком, добрый оказался человек – в Париже помог мне донести багаж до самолета и в Лондоне тоже помог, да еще дал мне взаймы фунт. Я должна буду ему отослать. Где-то тут у меня его адрес. – Она рассеянно пошарила в карманах и не нашла визитки. – Ладно, я ее куда-то сунула. – Эмма улыбнулась, надеясь смягчить мистера Морроу.
– И когда же вы отправляетесь в Порткеррис?
– Кажется, есть поезд в двенадцать тридцать.
Он взглянул на часы:
– Этот вы пропустили. Когда следующий?
Судя по озадаченному выражению лица Эммы, она не знала. В разговор мягко вмешалась Пегги:
– По-моему, в два тридцать, мистер Морроу, но я могу проверить.
– Да, пожалуйста, Пегги, проверьте. В два тридцать вам подходит?
– Да, конечно. Это не важно, в какое время я приеду.
– А отец ждет вас?
– Ну, я послала ему письмо, в котором сообщаю о своем приезде. Но это не означает, что он ждет меня…
Роберт улыбнулся:
– Понимаю. Ну хорошо… – Он снова взглянул на часы: было четверть первого. Пегги уже звонила, проверяя время отхода следующего поезда. Роберт перевел взгляд на багаж. Эмма наклонилась и подобрала с ковра шляпу, как будто это могло исправить положение. – Думаю, лучше всего будет убрать все эти вещи отсюда… давайте-ка сложим их в кабинете, и… Вы завтракали?
– Выпила кофе в Ле-Бурже.
– Если вы поедете в два тридцать, у меня есть время, чтобы угостить вас ланчем.
– О, не беспокойтесь!
– Нет никакого беспокойства. В любом случае я должен перекусить, и вы можете ко мне присоединиться. Пойдемте.
Он подхватил два чемодана и направился к кабинету. Эмма собрала все, что могла унести, и последовала за ним. Пейзаж с оленями все еще стоял на мольберте, она тут же его узнала.
– Это картина Бена.
– Да, и я только что ее продал…
– Низенькому человеку в плаще? Чудный пейзаж, не правда ли? – Она обрадовалась, что можно перевести разговор на что-то другое, и продолжала, когда Роберт принес остатки ее багажа: – Почему он написал его на джутовой ткани?
– Об этом вам лучше спросить у него самого сегодня вечером.
Она повернулась к Роберту:
– Вам не кажется, что здесь есть влияние японской школы?
– Как жаль, что мне не пришло в голову сказать это мистеру Чики. Вы готовы?
Он взял с подставки огромный черный зонт, пропустил Эмму впереди себя в дверь, и, оставив Пегги на ее посту в галерее, где был восстановлен обычный покой и порядок, они вышли под дождь и под черным зонтом стали прокладывать себе дорогу в обычном в этот час потоке лондонцев на Кент-стрит.
Он привел ее к Марчелло, где всегда завтракал, если не требовалось повести в более солидный ресторан какого-то важного клиента и расходы шли за счет галереи. Ресторанчик итальянца Марчелло помещался в двух кварталах от галереи, и для Маркуса или Роберта либо для них обоих, когда они, случалось, могли позавтракать вместе, всегда был зарезервирован здесь столик. Скромный столик в спокойном уголке, однако сегодня, когда Роберт и Эмма поднялись по лестнице, Марчелло, бросив взгляд на Эмму в зеленом брючном костюме, с роскошной гривой волос, предложил им столик у окна.
Роберт улыбнулся.
– Хотите сесть у окна? – спросил он Эмму.
– А где вы сидите обычно? – (Он указал на маленький угловой столик.) – Так почему нам не сесть там?
Марчелло она очаровала. Он проводил их к столику, выдвинул для Эммы стул, вручил обоим по огромному меню, написанному какими-то необычными пурпурными чернилами, и, пока они выбирали, что им съесть, отошел и вернулся с двумя рюмками аперитива.
– Кажется, мои акции у Марчелло сразу поднялись. Не помню, чтобы я когда-нибудь приводил сюда на ланч девушку.
– С кем же вы обычно приходите?
– Один. Или с Маркусом.
– Как поживает Маркус? – Голос ее потеплел.
– Хорошо. Уверен, он будет огорчен, что не увиделся с вами.
– Это моя вина. Мне следовало написать и предупредить о моем приезде. Но, как вы уже, очевидно, поняли, у нас, Литтонов, с этим не все в порядке – мы не любим писать письма.
– Но вы же знали, что Бен вернулся в Порткеррис.
– Ну да, Маркус написал мне. И я все знаю о ретроспективной выставке – прочла статью в «Реалите». – Эмма усмехнулась. – Быть дочерью знаменитого отца иногда не так уж и плохо, это чем-то компенсируется. Даже когда сам он ничего другого, кроме телеграмм, не присылает, обычно можешь прочесть, что с ним происходит, в той или другой газете.
– Когда вы в последний раз видели его?
– О… – Она пожала плечами. – Два года тому назад. Я была во Флоренции, и он остановился там на пути в Японию.
– Не знал, что в Японию надо ехать через Флоренцию.
– Можно и через Флоренцию, если там в это время живет ваша дочь. – Эмма поставила локти на стол и подперла ладонями подбородок. – Полагаю, вы даже не знали, что у Бена есть дочь.
– Конечно знал.
– А я вот о вас не знала. Я имею в виду – не знала, что у Маркуса есть партнер. Он работал один, когда Бен уехал в Техас, а меня отправили в Швейцарию.
– Как раз в это время я и присоединился к Бернстайну.
– Я… не встречала человека, который был бы меньше похож на торговца картинами… чем вы.
– Наверное, потому, что я не торговец картинами.
– Но… вы только что продали тому человеку картину Бена.
– Не совсем так, – поправил ее Роберт. – Я всего лишь принял от него чек. Маркус уже продал ему эту картину неделю назад, хотя этого не понял даже сам мистер Чики.
– Но вы же должны как-то разбираться в живописи.
– Теперь разбираюсь. Работать бок о бок с Маркусом столько лет и не позаимствовать от него хотя бы какую-то часть его поистине глубочайших знаний просто невозможно. Вообще-то, я бизнесмен, и именно поэтому Маркус пригласил меня.
– Но ведь Маркус и сам преуспевающий бизнесмен. Мне так казалось.
– Совершенно верно, преуспевающий – и его затея с галереей настолько удалась, что в одиночку ему стало трудно управляться со всеми делами.
Между густыми бровями Эммы пролегла морщинка; она продолжала разглядывать его.
– Еще вопросы есть?
Ничуть не смутившись, Эмма спросила:
– Вы всегда были близким другом Маркуса?
– На самом деле, вы хотите спросить, почему он взял меня в фирму? Ответ таков: Маркус не только мой партнер, но и мой зять. Он женат на моей старшей сестре.
– Вы хотите сказать, что Хелен Бернстайн – ваша сестра?
– Вы помните Хелен?
– Конечно. И маленького Дэвида. Как они поживают? Передайте от меня привет, я их очень люблю. Знаете, когда Бен ездил в Лондон и меня не с кем было оставить в Порткеррисе, я жила у них. И это Маркус и Хелен сажали меня в самолет, когда я улетала в Швейцарию, потому что Бен тогда уже уехал в Техас. Вы скажете Хелен, что я вернулась и что вы кормили меня завтраком?
– Обязательно скажу.
– Они по-прежнему живут в маленькой квартирке на Бромптон-роуд?
– Нет, когда умер отец, они переехали ко мне. Мы все живем в нашем старом фамильном доме в Кенсингтоне.
– Вы хотите сказать, что живете там все вместе?
– И вместе, и порознь. Маркус, Хелен и Дэвид занимают два первых этажа, старая домоправительница отца живет в цокольном этаже, а я как петух на насесте – в мансарде.
– Вы женаты?
На мгновение у него в глазах мелькнула растерянность.
– Нет, не женат.
– Почему-то я была уверена, что женаты. У вас вид женатого человека.
– Не очень понимаю, что вы имеете в виду…
– О, я ничуть не хотела унизить ваше достоинство. Наоборот – это комплимент. Хотела бы я, чтобы Бен так выглядел. Тогда для его близких жизнь была бы куда легче. Особенно для меня.
– Вы не хотите вернуться домой и жить вместе с ним?
– Конечно хочу. Больше всего на свете. Но не хочу потерпеть фиаско. Бен никогда не принимал меня в расчет; боюсь, и теперь будет так же.
