Вопрос состоял в том, зачем его похитили? Какому кретину это было нужно? С целью выкупа?
Ефиму стало смешно. Конечно, для братьев-жлобов, заправлявших рингом, он был по-своему ценным бойцом, можно сказать, даже «звездой» зомби-боксинга, привлекавшей массу игроков, но пойти на столь необдуманный рискованный шаг могли бы только сильные конкуренты клана, которых у него просто не было. Кровопролитные битвы кланов и мелких банд уже давно закончились, и победила семейка братьев Хильштейн, прославившихся редкой жестокостью даже на фоне глобальной войны между живыми и мёртвыми. Во всяком случае, на том куске суши, где обитал клан, конкурентов точно быть не могло, – их уже давно не было в живых, а зомби не в счёт.
Ефим усмехнулся: его похититель – зомби? Какой-нибудь «изгой», который вспомнил о том, что когда-то был бандитом и решил, так сказать, вспомнить молодость? Ну не смешите зомбарей! Это было бы новостью, достойной новостных лент ведущих телеканалов, если бы они выходили в эфир, и заголовков самых известных газет, если бы они издавались. Но в эту смутную эпоху такие новости никому не нужны, а если бы это и вызвало интерес, то в последнюю очередь, у зомбаков. Нормальный уважающий себя шатун уже давно присосался бы к его горлу и начал пировать, отрывая от его тела самые вкусные куски, а не запер бы в грузовике.
Нет, определённо, его похититель был натурой более интересной, чем «изгой». Молич начал перебирать в уме все возможные варианты, относившиеся к личности неизвестного. Были ли у Хильштейнов враги, не являвшиеся открытыми конкурентами? Тайные соперники, ждавшие своего часа, чтобы выкрасть Ефима, лучшего, да и если уж говорить начистоту, единственного бойца на ринге, приносившего хорошую прибыль, неубиваемого Ефима по прозвищу Кувалда, героя, легенду последних времён! Действительно, почему бы ему без ложной скромности не называть себя легендой при жизни? Сколько было таких же рисковых парней, адреналинщиков, сложивших головы на ринге?
Право, несложно одним точным ударом ноги или руки на время оглушить и дезориентировать зомби, но очень непросто в течение боя, который может продолжаться целый час, увернуться от его зубов или грязных ногтей, под которыми тоже хватает смертоносных микробов. После этого боец был обречён. У каждого инкубационный период проходил по-разному: у кого-то быстрее и безболезненнее, у кого-то дольше и мучительнее. Но в итоге они все присоединились к армии зомби. А вот он, Ефим «Кувалда» Молич всегда выходил сухим из воды, хотя на его теле можно было видеть следы не от одного укуса. В каком-то смысле его тело было открытой книгой множества жестоких боёв, ведь в соперники ему часто доставались далеко не «медляки», а довольно быстрые, сильные и злобные зомбари, потому что братья Хильштейны никогда не задумывались о таких вещах, как несоответствие весовых категорий и соотношение сил. Их интересовала только прибыль – золото и драгоценности, которые лились к ним рекой. Молич был необходимым сотрудником в их бизнес-компании, он мог победить почти любого зомбаря, а мог по тайному сговору и лечь под него без всяких сомнений. Бойцов на ринге не отдавали на растерзание живому мертвецу, даже если тот одержал верх в рукопашной схватке, отчего многие ошибочно считали вступление в ряды гладиаторов не настолько опасным, чтобы не попытаться на этом хоть разок неплохо заработать.
Хильштейны знали один секрет, который известен любому владельцу казино – шарик всегда займёт нужную ячейку на колесе игровой рулетки. Иногда Ефим задумывался о том, что он и есть тот самый шарик на «чёртовом колесе» его работодателей, и вёл с ними сложную игру, вытягивая за свою работу как можно больше, но при этом так, чтобы не восстановить их против себя. Жадность всегда сильнее, а Хильштейны были жадны и скупы до невозможности, и поэтому Молич старался не переходить грань, за которой его будущее было скрыто завесой плотного тумана.
Чтобы заработать больше баллов в свою пользу и свести на нет урон по его репутации после последней вспышки ярости, Ефим постучал в перегородку, отделявшую кузов от кабины, и обратился к незнакомому похитителю уже более смирно и покладисто:
– Эй, если ты там… Послушай, я не знаю, кто ты и зачем ты это сделал, но, кто бы ты ни был, Хильштейны не простят тебе моего похищения. Я – их лучшая беговая лошадка, а ты стащил её прямо с ипподрома. Подумай, как они теперь будут себе деньги зарабатывать? Уверен, за тобой уже выехал конвой на мотоциклах, вся их свора, весь клан.
Молич прислушался, но за перегородкой было тихо, кроме всё того же глухого рокота двигателя. Однако какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что его слова услышаны, и он продолжил:
– Не знаю, что у тебя на уме, но, может, мы сумеем договориться? Только для этого нам надо действовать сообща и быстро. Ты слышишь меня? – крикнул Ефим, снова с силой стукнув кулаком о перегородку.
Внезапно взревел мотор, и машина резко тронулась с места, так что Молич еле удержался на ногах. Он быстро присел, прислонившись к стенке, и сделал это вовремя, потому что грузовик, видимо, начав развивать довольно высокую скорость, сделал крутой поворот. Лампочка на потолке погасла, и Молич снова оказался в полной темноте. Неожиданно спереди раздался удар, сотрясший весь корпус машины, затем несколько ударов чуть слабее. Похоже, грузовик наткнулся на какую-то преграду, во что-то врезался или что-то снёс, причём несколько раз, но не сбавил ход. Ефима мотало из стороны в сторону, и он беспомощно распластался на полу, чтобы получить как можно меньше ушибов от соприкосновения со стенами металлического кунга грузовика.
Машину трясло и кидало в стороны ещё минут двадцать, пока наконец она не замедлила ход и не остановилась. Снова загорелась лампочка. Спустя несколько секунд с лязгом приоткрылась створка двери, и чья-то рука швырнула на пол к ногам пленника какой-то предмет, после чего снова захлопнулась. Молич с удивлением увидел, что это был большой молот на длинной толстой рукояти. Дар похитителя, подкинувшего ему не что иное, как кувалду, был поистине символичен. Это было его любимое холодное оружие, которое он использовал на ринге в боях против зомби и благодаря которому он и получил своё прозвище. Орудие, способное ненадолго вывести живого мертвеца из строя, но не способное его убить. Орудие, разрешённое правилами ближнего боя устава Хильштейнов.
Неужели это всё-таки были они? Неужели жадные толстосумы придумали для него какое-то новое дьявольское испытание, чтобы разнообразить игру на ринге и привлечь к ней ещё большее число игроков?
Молич поднял с пола кувалду, с удовлетворением отметив, что вес её как раз тот, к которому он привык (ещё одна деталь не в пользу Хильштейнов). Орудие ближнего боя было в меру тяжёлым, именно таким, чтобы удержать его в руках, нанеся сокрушительный удар. Бывают молотки раза в три тяжелее, которые практически невозможно применять в качестве оружия – они только отбирают силы, а не служат добрую службу, какую должен служить подходящий слесарный инструмент.
Ефим подошёл к двери и попробовал открыть, но она не поддалась, хотя ему показалось, что дверь закрыта ненадёжно, будто не до конца. Он подёргал за рукоять двери и заметил небольшой зазор. Дверь держала одна защёлка снизу, которую, безусловно, сложно было бы взломать вручную. Но ведь теперь у него была кувалда! И, возможно, ему подкинули её неспроста. Догадаться, что делать дальше было легко, – Ефим размахнулся тяжёлым молотом и с грохотом опустил его в области нижнего замка.
Дверь раскрылась, и Молич осторожно выглянул наружу. В глаза ему ударил яркий солнечный свет, лицо обдало потоком сухого горячего воздуха. Жара была нестерпимой, и у него на мгновение даже пропало желание покидать прохладный кузов грузовика. Однако он взломал дверь не для того, чтобы продолжать скрываться от судьбы. Ефим увидел асфальтированное полотно широкой дороги, потрескавшуюся ленту серого цвета с еле различимыми следами дорожной разметки, убегавшую вдаль посреди безжизненной степи. И, конечно, неизбежный атрибут всех дорог – останки скелетов, черепа и кости. Унылая и, к сожалению, привычная картина Апокалипсиса – провинциальные дороги, вымощенные человеческими костями. Намёка на присутствие зомби вроде бы не было, и Молич спрыгнул на шоссе.
