Мое блуждание есть путь моего спасения. Однолико не вселяет оптимистическую уверенность: туда ли следуя я? Этот дневник, который начинаю вести на любительскую камеру, забытую, впрочем, старшей сестрой, которая снимала когда-то мейкапы, я стараюсь сделать порядка… в седьмой раз. И в этот раз я не уверен, что все выйдет гладко и складно, однако не говорить об этом не могу. А вдруг, кто-то там, по ту сторону экрана, взглянет на такое, как я, и о чем-то подумает… Мысль добродетельная пронесется в его заблуждениях! А представьте, если кто-то, о чем-то подумав, что-нибудь этакое хорошее замыслит, а о том, что он это исполнит, претворит, так сказать, в жизнь и сказать робко и радостно. Об чем, стало быть, разговор?

Прежде представлюсь. Зовут Николаем Львовичем – весьма величаво, такого имени я недостоин, – и мне двадцать пять годов. Низок. Прыщав. Веки припухли. Нос, осыпанный угрями, подбит и смещен чуть влево. Губы тонкие, алые… Ими горжусь. Губы… губы, да и все, еще русые волосы, обстриженные по моде соседом, то есть челочкой набок. Вот мой портрет. Нет, забыл одну детальку… Голос! Многих он пленяет своею постановкой, а мне напоминает говор секундных встречных под навесом: сколько желания высказаться, выступить, показать храбрый характер и размах ума и сколько тщетных попыток достичь своего. В общем так и сяк, а после все прозвали меня Левкой. Безобразно!

Час поздний. Чай в кружке остыл и оставался на дне недопитым. Утром я непременно пойду на работу: работать менеджером. Временно. Бессмысленно обзванивать людей, предлагать им хлам ненужный, не упуская минутной стрелки на часах до короткого перерыва, с перерыва на обед, с обеда на вечер, а там, как время быстро пролетело, и конец рабочего дня.

Сердце не дает мне свободу жить. Оно приказывает открыться. Особенно после встречи памятного дня. Это встреча. Это, несомненно, встреча. Я чувствую это, потому что меня никто не ждал, но был встречен. Я старался быть как можно незаметнее. И был любим. Чего же боле?

Тот день снаружи был похож на день вчерашний. На слякотной широкой остановке открытой ветки метро я стоял в гуще толпы. Снежинки, кружась, падали с неба. Это напоминало детство. Они таяли на грязном асфальте отпечатков людских ботинок. Я смотрел в непроглядное небо и мечтал поскорее лечь спать. Пожалуй, не сразу. Сначала закутаться поглубже в одеяло, включить какой-нибудь старенький мультфильм, а затем с мыслью о своей заброшенности пуститься холостятским храпом. Эта мысль наполняла положительным настроем на предстоящий день. Привычные виды серости места не радовали. Безрадостны были и лица людей. Ведь и я не расположен был общаться. Одна маленькая девочка обегала кругами свою низенькую бабушку и это ей вселяло наивысочайшее наслаждение. От вязкости ожидания я глазел на эту маленькую принцессу в желтоватом дождевом плащике с сапогами имбирного цвета. «Где та радость, которую она находит?» – думал я. – «Почему я не радуюсь? А что, если и мне обежать кругом подле этой бабули, то вероятнее всего меня не поймут, пристыдят, и я раскраснеюсь. Нет», – в тот момент рассудил я, – «иное счастье ждет меня где-то далече» И я доверчиво подчинился этой мысли. «Как мало людей улыбаются в ответ» – произнесла та девочка и остановилась. Бабушка ответила: «не отвлекай людей от дел» и задумчиво посмотрела в даль путей, на табло с часами. Я стоял и размышлял о своем, как было бы здорово промотать целый день и очутиться на этом самом месте, но только держа нос по направлению к дому. Вот, принцесса улыбнулась мне, и я, механически, не думая ответить, отвел глаза в толпу и безразлично вытер нос платком. Однако, стремлюсь быть с вами честен, в ее глазах меня задела эта детская искренность порыва. Когда-то и я стоял здесь, да правда с дедушкой, уже покойным, и видел эти потрясающие просторы в первый раз. До чего прекрасны и мечтательны казались они! Я был гостем города из дальнего селенья. И в далеком детстве, радуясь и приветствуя, проходя мимо, каждый новый кустик и цветочек, рядом пробежавшую собачку или торопливого уважаемого встречного, я размышлял в головке своей: «как же, все-таки, прекрасно бы здесь жить. Прелесть!» Тем часом подоспел мой караван. Добавлю, любитель прицеплять обыденности подбадривающие словечки. Подоспел-ка поезд. Вошел. Со мной вошла вся остановка. Тесновато, да не впервой. Со скрипом полетели в бездну, и утренняя сказка, быстро таявшая на страницах дня, оставила мне на прощанье припорошенное пальто.

Привычный час, час ожидания. Трясешься, думаешь, мечтаешь и едешь из одного конца в другой. Как правило, я слушаю музыку, за ней следует аудиокнига, такая, чтоб без заумностей, потом нападает тоска… Беспеременный говор наполнен бранью, глупой выдумкой. Я не скажу, что лучше остальных, нет, но я благодарен моему покойному дедушке, который научил меня необходимому – говорить. Он был отменным педагогом. Учителем русского языка, литературы и позабытым учителем риторики за невольным повиновением ненужностью сего искусства. Ругательства кружили надо мной, но и в речах незнакомцев я находил почву для произрастания семя, понимая того, что говорить потребно вдумчиво, с разбором, как получится. Куда! На что проще ругнуться, поддерживая при этом кожаную перчатку своего соседа. Я отвлекаюсь и чувствую, что перехожу дозволенную компетенцию.

Скажу, что рад и пристают к душе разнообразные маленькие вещички, как вот этот мой кожаный красноватый дедушкин дневник, который называю также мыльницей; для складности я опираюсь на него, зачитывая вам выдержки. Итак, я выписал дальнейшие строки в рамочку и уж, простите, невтерпеж вам их зачесть:

…В тот день не рьяно и не вспыльчиво, а кротко, тихо, неустанно, как пламень, что был зажжен вневременным глаголом в самом сердце, колыхался, разливаясь отражением по нотам чувств, предчувствий, размышлений, мыслей, слов, в конечном деле, и движений. Я боялся, присматривался, тушевался, а в сердце был ответ: совершить вольный прыжок внутрь своего я. Откуда он во мне? Этот пламень. Думая, борясь с собой и уступая, я кое-что узнал. Пламень – бескрайний свет, который дарит на каждое мое спасительное или опрометчивое движение неизменную любовь к непостоянствам, слабостям моим, в одно и то же несет беспокойную мечту погрузиться в затуманенность своего рассудка. Неведомая сторона, отнюдь не позабытая, но малолюдная. Восстать требовало сердце. Конечно, когда я ехал в вагоне поезда метро, это было приглушенно, почти неразличимо. В сию минуту рассказывая это я уверен, как и впредь, в том чувстве. Пламя светит с далеких-предалеких лет, от предков, их жизни, подвигов и славы; и близок, как сердцу нежен отчий дом, и я богат одним лишь этим даром…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.