© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2020

Издательство АЗБУКА®

Я не намерен писать трактата по пчеловодству или руководства по уходу за пчелами. Все цивилизованные страны уже владеют превосходными руководствами, которые было бы бесполезно переделывать: Франция – Дадана, Жоржа де Лайенса и Бонне, Бертрана, Гаме, Вебера, Кемана, аббата Коллена и т. д.; страны, говорящие на английском языке, имеют руководства Лангстрота, Бивана, Кука, Чешайра, Кована, Рута и их учеников. Германия имеет Дзиерзона, Ван-Берлепша, Поллмана, Фогеля и многих других.

Но моя книга не будет также ни научной монографией об Apis mellifica, ligustica, fasciata[1] и т. д., ни сборником новых наблюдений или исследований. Я не скажу почти ничего, что не было бы известно всем, хоть сколько-нибудь имевшим дело с пчелами. Чтобы не загромождать слишком этого труда, я оставил до другой, предназначенной уже для специалистов, работы целый ряд опытов и наблюдений, сделанных мною в течение двадцати лет занятий пчеловодством, – наблюдений, слишком специальных и потому имеющих слишком ограниченный интерес. Я просто хочу говорить о «белокурых пчелах» Ронсара, как говорят о предмете, который знают и который любят, тем, кто его совсем не знает. Я не имею желания ни подкрашивать истину, ни быть в числе тех занимавшихся пчелами лиц, которых справедливо упрекал Реомюр в замене действительно чудесного нравившимся им чудесно-фантастическим. В улье много чудесного, но это не основание для преувеличений. Кроме того, я уже давно отказался искать в этом мире более интересное и более прекрасное чудо, чем истина или чем усилие человека ее постигнуть. Не будем тратить сил на поиски величия жизни в неведомом. Вещи, самые обычные, полны величия, и мы до сих пор не исследовали основательно ни одной из них. Я буду говорить поэтому только о фактах, или проверенных мною лично, или таких, проверка которых являлась излишнею ввиду их полной установленности в апидологии. Моя задача ограничивается тем, чтобы представить факты столь же научно, но в более живой форме, связать их с некоторыми более глубокими и более свободными о них размышлениями и придать им очертания более гармоничные, чем то возможно сделать в руководстве, в практическом учебнике или научной монографии. Кто прочтет эту книгу, тот не будет в состоянии руководить ульем, но он узнает приблизительно все, что известно об его обитателях достоверного, любопытного, интимного и глубокого. Но все это, конечно, ничто в сравнении с тем, что еще останется ему изучить. Я обойду молчанием все традиционные заблуждения, которые еще до сих пор составляют легенду улья в деревнях и во многих сочинениях. Когда явится сомнение, разногласие, гипотеза, когда я столкнусь с неизвестным – я честно сознаюсь в этом. Вы увидите, что нам часто придется останавливаться перед неизвестным. Кроме крупных и значительных актов внутреннего управления и деятельности легендарных дочерей Аристея[2], о них не известно ничего вполне достоверного. По мере того как улучшается культивирование пчел, все больше приходится убеждаться в незнании подлинных глубин их существования; но такое незнание уже само по себе лучше бессознательного и самодовольного невежества, которое составляет основу нашей науки о жизни. Да, по всей вероятности, этим и ограничивается все, на что человек может надеяться узнать в этом мире.

Существует ли еще труд о пчелах, подобный настоящему? Что касается меня, то я не знаю ничего в этом роде, – хотя думаю, что я прочел приблизительно все, что о них писалось, – кроме главы, посвященной этому предмету Мишле в конце его книги «Насекомое», и этюда на ту же тему знаменитого автора «Силы и материи» Людвига Бюхнера, в его книге «Geistesleben der Thiere»[3]. Мишле едва коснулся этого предмета, а что касается Бюхнера, то его этюд довольно полон, но, прочитавши рискованные утверждения, легендарные факты, ссылки на давным-давно отброшенные источники, я подозреваю, что он никогда не выходил из своей библиотеки, дабы вопросить непосредственно своих героинь, никогда не открывал ни одного из тех сотен шумных, охваченных крыльями, как пламенем, ульев, в которые необходимо проникнуть, прежде чем наш инстинкт приспособится к их тайне, прежде чем удастся напитаться атмосферой, ароматом, духом и таинствами трудолюбивых девственниц. В книге Бюхнера нет аромата меда и духа пчел; она страдает тем же недостатком, как и многие наши ученые книги, в которых выводы часто предвзяты и научное построение которых есть не что иное, как огромное нагромождение недостоверных анекдотов, взятых где попало. Но мне редко придется встречаться с ним в своем труде, потому что наши отправные пункты, наши точки зрения и наши цели совершенно различны.

Библиография пчел – одна из наиболее обширных (мы начнем с книг, чтобы скорее от них отделаться и направиться к самому источнику этих книг). Это маленькое странное существо, живущее обществом, управляемое сложными законами и совершающее во мраке удивительные работы, привлекало к себе с незапамятных времен внимание человека. Аристотель, Катон, Варрон, Плиний, Колумелла, Паладиус занимались пчелами, не говоря уже о философе Аристомахе, который, по словам Плиния, наблюдал их в течение пятидесяти восьми лет, и о Филиске из Тазоса, который жил в пустынных местах, чтобы не видеть никого, кроме пчел, и был прозван Диким. Но именно у них-то и находится легенда о пчелах и все, что оттуда можно извлечь, то есть нечто, почти равное нулю, изложено вкратце в четвертой книге «Георгик» Вергилия.

История пчелы начинается только в XVII веке с открытиями великого голландского ученого Шваммердама. Однако необходимо прибавить и еще одну малоизвестную подробность, а именно: еще до Шваммердама фламандский натуралист Клутиус высказал несколько важных по этому поводу истин и между прочим, что царица является единственною матерью всего ее народа и что она обладает атрибутами обоих полов; но он этого не доказал. Шваммердам изобрел истинные методы научного наблюдения, создал микроскоп, придумал сохраняющие инъекции, первый анатомировал пчелу, установил открытием яичников и яйцевода окончательно пол царицы, которую до тех пор считали царем, и пролил неожиданным лучом свет на все внутренние отношения улья, как основанные на материнстве. Наконец, он сделал разрезы и дал рисунки, настолько совершенные, что они еще и теперь служат иллюстрацией для многих трактатов по пчеловодству. Он жил в шумном и беспокойном Амстердаме, сожалея о «мирной деревенской жизни», и умер в сорок три года, изнуренный трудом. Он сообщил свои наблюдения в большом труде «Bybel der Natuure»[4], написанном в благочестивом и точном стиле. В этой книге прекрасные и простые порывы веры, которая боится быть поколебленной, относят все к славе Создателя; столетием позже она была переведена доктором Бергавом с нидерландского языка на латинский под заглавием «Biblia Naturae» (Лейден, 1737).

Затем следует Реомюр, который, оставаясь верным тем же методам, сделал в своих шарантонских садах множество любопытных опытов и наблюдений над пчелами и отвел им целый том своей «Истории насекомых». Его можно прочесть с пользой и без скуки. Изложение книги ясно, положительно, искренно и не лишено известной прелести, хотя немного грубоватой и немного сухой. Он особенно стремился разрушить большое количество древних заблуждений, распространил несколько новых, отчасти разъяснил образование роя, политический режим цариц – одним словом, нашел несколько трудных истин и навел на след многих других. Своими исследованиями он особенно утвердил чудеса архитектуры улья, и все, что он об этом говорит, никем не было сказано лучше. Ему также обязаны идеей стеклянных ульев, которые потом, будучи еще более усовершенствованны, обнажили всю скрытую жизнь этих ретивых работниц, начинающих свое дело в ослепительном сиянии солнца и завершающих его только во тьме. Я должен был бы для полноты предмета назвать еще изыскания и работы более поздних исследователей – Шарля Бонне и Шираха (который разрешил загадку царского яйца), но я ограничусь только главным и укажу на Франсуа Губера, учителя и классика науки о пчелах наших дней.