— Тогда о чем разговор?
— Ты что, правда не понимаешь?
— Просто пошли ей осанвэ.
Тэльмиэль тяжело вздохнула. Она уже успела узнать, что в словесном поединке одолеть его практически невозможно, вразумить не получалось, а применить иные, более убедительные методы воздействия, не было возможности. К тому же меньше всего ей хотелось бы сейчас с ним ссориться, а потому она сказал просто:
— Похоже, у меня нет выбора.
Они ехали по оживленным улицам к окраине города, и если поначалу эльдар тревожно оглядывались, услышав крик Тэльмиэль, то теперь, увидев, как она уверенно отчитывает спутника, успокоились.
— Куда мы хоть едем? — спросила она.
— Недалеко в горах есть замечательное по красоте место, — ответил он, и в голосе Курво можно было уловить отчаянную надежду и едва различимые нотки не то страха, не то робости. — Я правда всего лишь хотел сделать сюрприз. Прости, если напугал.
Рука его осторожно опустилась ей на бедро, легонько погладила, вторая же скользнула на живот и дальше вверх, замерев на груди. Мягко прижала. Тэльмиэль закусила губу, однако как можно крепче вцепилась в руку. От дыхания, согревшего шею, внутри стало жарко и сладко одновременно.
— Ну, если прогулка мне не понравится, Куруфинвэ Атаринкэ, — пробормотала она, — пеняй на себя.
Курво за спиной облегченно выдохнул и пустил лошадь быстрее.
Там, куда он вез Тэльмиэль, она и впрямь прежде никогда не бывала. Они скоро миновали равнину и начали подниматься вверх, в гору.
— Я частенько охочусь тут с братом, — пояснил он.
А она смотрела по сторонам, затаив дыхание, и недовольство поступком Куруфинвэ постепенно покидало ее сердце.
Справа и слева пышным ковром раскинулись травы. Густо росли голубые и темно-синие генцианы, вобравшие, казалось, всю красоту неба, желтые и белые, словно облака, колокольчики, примулы, лилии, гречишка и еще многие цветы, названий которых она не знала. Не утерпев, она высвободилась из объятий Курво, спрыгнула с лошади и принялась собирать букет. Почувствовав взгляд, обернулась и увидела, как Куруфинвэ, облокотившись о шею коня, пристально, не отрываясь, на нее смотрит. Она поудобнее взяла букет, протянулась к Курво, и тогда он снова подхватил ее, не слезая с коня, и обнял, уже двумя руками. Прошептал, уткнувшись в шею: «Родная, звезды осветили час нашей встречи», и Тэльмиэль поняла, что сегодня что-то произойдет, и поездка затеяна им не зря.
Вскоре глазам их предстало озеро, окаймленное далекими, окутанными голубоватой дымкой горами.
Они спешились, и Тэльмиэль, подобрав платье повыше, вошла в воду, наслаждаясь прохладной негой, и вдруг почувствовала, как Куруфинвэ подошел сзади и крепко обнял, задышал жарко. Прошептал:
— Если я что-то сделал не так, то лишь от волнения. Я хотел сказать. Я люблю тебя.
И тут же отпустил. Тэльмиэль стояла, оцепенев, пытаясь справиться с волнением, а когда обернулась, то Куруфинвэ уже стоял на берегу, опустив голову, и она сомневалась, что он видит что-то перед глазами.
И тогда она выбежала на берег, обхватила его лицо и ответила:
— Я тоже тебя люблю, Куруфинвэ.
В тот же миг он расслабился, на губах обозначилась едва заметная улыбка. Заключив в объятия, он увлек ее на траву и, устроившись поудобнее, положил голову ее себе на плечо. Так они и сидели, молча глядя на звезды, отражающиеся в воде, вдыхали аромат далеких трав и молчали, просто наслаждаясь присутствием друг друга.
— Скоро у меня праздник, — казалось, вечность спустя проговорил Курво. — День зачатия. Ты придешь?
— Обязательно, — ответила она, не раздумывая.
— Я буду ждать. Во дворце у деда.
— Финвэ?
— Да.
— Из-за близнецов?
— Совершенно верно.
Где-то далеко горело зарево двух Древ, и пели птицы. Куруфинвэ на всякий случай уточнил:
— Через десять дней.
— Я запомню, — ответила она просто.
И они опять замолчали.
~
Теперь все свободное время она вышивала.
Едва на город опускался вечер, и Куруфинвэ покидал ее, как она поднималась в свою комнату и сразу же приступала к работе.
Для нее не стояло выбора, что подарить ему на праздник — решение пришло сразу. И вот теперь день за днем из-под ее рук начинала выходить нарядная, праздничная рубашка.
Она напевала тихонько, улыбалась, время от времени мечтательно глядя в окно, и иголка с серебристой нитью сновала по белоснежной глади, и рубашка казалась окутанной серебристым сиянием, чем-то отдаленно напоминающим свет Тельпериона.
Иногда неслышно подступала усталость, и Тэльмиэль, вздохнув, клала голову на руки и закрывала глаза, а спустя короткое время вновь просыпалась и возвращалась к работе. И к тому времени, когда настала пора идти на День зачатия, подарок был полностью готов.
Она надела самое нарядное платье, что ей сшила мать — цвета молодого вина, с пышными рукавами и серебряной вышивкой — и подаренный Курво венец. После короткого колебания решила не брать коня и отправилась на праздник пешком.
Впервые была она в королевском дворце. С восхищением рассматривала высокие стрельчатые арки и резные узоры стен, нежную игру света на гранях витражей и увитые лозами балконы.
— Здравствуй, Тэльмиэль, — услышала она за спиной голос и вскрикнула от радости, узнав одного из братьев Курво.
— Здравствуй, Макалаурэ. Пожалуйста, проводи меня.
Он склонил голову в легком поклоне и подал руку.
Тэльмиэль сразу почувствовала себя увереннее. Робость ушла из сердца, и она начала выискивать глазами того единственного, кто занимал сейчас все ее мысли. Наконец, когда они вошли в главный зал, где на небольшом возвышении располагался деревянный, с узкой высокой спинкой трон Финвэ, она увидела его.
Он стоял в противоположном конце зала и говорил с отцом и дедом. Но едва она появилась, как он замолк, обернулся медленно, несколько бесконечно долгих секунд просто смотрел, широко распахнув глаза, а потом вдруг сорвался с места, подобно выпущенной из лука стреле. Гости едва успевали расступаться перед ним. Она протянула подарок, он схватил его, развернул, а потом порывисто обнял Тэльмиэль, поцеловал в шею и выдохнул:
— Ты будешь моей женой?
И, наверное, от переполнявших чувств, теснивших грудь, она воскликнула чуть громче, чем требовалось:
— Да!
Тогда Куруфинвэ схватил ее за руку, обернулся туда, где стоял Фэанаро, и закричал:
— Отец! Это моя невеста!
Фэанаро засмеялся. Заразительно, громко. Заулыбались старшие братья Курво и его дед Финвэ. Тэльмиэль еще не видела Нерданэли, однако Фэанаро, покачав головой, ответил:
— Это я уже и сам давно понял.
И тогда Куруфинвэ, приобняв любимую, повел ее к родным.