Этим же, только в более спокойной форме, они занимались весь полёт. И умный инженер Адам Кузяев немного повозражав, обычно уступал.

– Всё это красивые… то есть некрасивые слова… – он пытался в этот раз не уступить.

Похоже, сцепились не на шутку. Впервые за полёт, и в такое неподходящее время. Но всё же победу Тефтелька завоёвывала явно. Портить эту планету сейчас никто бы не решился.

Но тут включился третий, совершенно неожиданный:

– Красивые слова потом… В конце концов, почему бы нет, пусть будет такая традиция… – сказал, обычно игнорирующий споры, пилот Тихон.

Он явно хотел поддержать традиции.

– Очень плохая традиция: загаживать место прибытия! – от души выдала и ему Тефтелька.

– Назови хоть одну правильную традицию, которую некому оспорить!.. – совершенно напрасно ещё и Вовчик подключился.

Конфликт захватывал слишком много всего, пришлось вмешаться капитану:

– Тихо, тихо… – капитан всегда чётко умел осаживать любые конфликты. – Если это бунт, развешаю на реях. Успокоились уже! – и после негромко ко мне: – Возьми, Паша, мой светофильтр и брось! Сломаться не сломается, мусором не станет. Я подберу и снова нацеплю. – и для всех громче: – А улетать будем, оставлю здесь, на станции, как артефакт, случайно первым оказавшийся на поверхности.

Гениальное, по-моему, решение, капитан фразу обыграл для Тефтельки, но не забыл подчеркнуть фальшивое слово «случайно» для Тихона и остальных.

– Ух, ты! Безусловно плюс! – восхитился решением Вовчик. – Творение артефакта…

Тефтелька не желала уступать:

– Зачем нужны эти ваши дурацкие традиции? Охота поиграть, скука заела?..

Пришлось капитану осадить окончательно:

– Отставить споры! Давай, Паша! – это ко мне.

В моей руке оказался отстёгнутый капитаном со шлема светофильтр, легко заменяемый защитный элемент скафандра.

– Катапультируй! – дослал с галёрки Вовчик.

Рука моя вынесла наружу зажатый в пальцах светофильтр и пальцы разжались. Тускло сверкнув золотом на солнце, рыцарское забрало капитана неспешно исчезло за чёрным пластиковым порогом. Пять секунд жду, но звука падения нет и это естественно. Надо привыкать! Скафандр по восприятию наружных звуков в разреженном воздухе не оборудован ничем. Конструкторы почему-то посчитали это лишним. И лифта для выхода на поверхность тоже не предусмотрели.

Из низкого обтекаемо-пышного корпуса «Зои» вышла маленькая площадка с перилами на один помещающийся на ней скафандр. Дальний край площадки разложился в лесенку, опустившуюся до грунта. Шаг на площадку, разворот и попытка ногой нащупать верхнюю ступеньку. Став на лесенку двумя ногами, ухватился за перила и стал спускаться с высоты кабины.

На тренировках в Центре подготовки такое было проще даже несмотря на втрое больший земной вес. При слабой гравитации здесь приходилось ловить моменты инерции и, перенося вес, правильно ставить руки и ноги. Затвердевшая раскладная лестница в конце немного играла, приходилось крепко держать руками.

Лет семь назад когда создатели обсуждали технику выхода на поверхность, на заводе кто-то предложил применить для безопасного выхода аналог спасательного гибкого рукава. Это было бы быстро и абсолютно безопасно. Инженеру в ответ конструктор Авдеев предложил подняться по этому рукаву обратно в кабину. До сих пор анекдоты об авдеевском подъёме слышались среди новичков.

Переношу свой вес со ступени на ступень, остались последние несколько шагов.

– Чего молчишь? – в шлеме звучит голос Вовчика, наблюдающего за выходом со своего места. – Скажи же что-нибудь умное про семимильное движение вперёд!

Я не Армстронг, ничего такого не готовил и философствовать не стал:

– Я лучше песенку про яблоки – имея в виду последний хит вэнч-ассоциации «Орбиталь».

– Про яблони. – исправила Тефтелька, вероятно вспомнившая древнюю фантастическую песенку про цветущие здесь плодовые деревья. Как видно, больше возражала Вовчику чем исправляла меня, не могла простить ему то, что считала личным оскорблением.

Последняя ступенька слишком высоко, если попытаюсь сойти – колено упрётся в грудь и обязательно шлёпнусь навзничь. Стоя вертикально, отталкиваюсь от лестницы и через секунду ноги стукаются в грунт. Выдаю:

– Оп! – сейчас не до песен.

Подошвы ткнулись, слегка уйдя в мягкий песок. Взмах руками для покрытия небольшого дисбаланса и видимость до колен прячется пылевым туманом.

– «Оп» тоже неплохо! По крайней мере, что-то новое в космолингвистике. – серьёзно комментирует Вовчик.

Здешний грунт не такой звонкий и липкий, как на спутнике Земли, но всё же не заскользил и провалился неглубоко. Масса скафандра из квадрокомпозита, называемого лёгким, оставалась большой.

– Шагай дальше, Паша! – посоветовал спускающийся следом капитан. – Желающих сойти не удержать.

Тут же новый комментарий от Вовчика:

– На этой остановке выходят все! И осторожней, планетка маленькая, далеко не бегаем, а то свалимся.

Поднять настроение Вовчик умел, даже Тефтелька хмыкнула. Но тут же исправилась: «Остряк!»

Как попросили, сделал в сторону пару шагов и вспомнил о культовом предмете, сыгравшем священную роль первопроходца. Светофильтр невредимым лежал возле утонувшего в грунте большого упорного диска посадочной ноги. Диск при посадке утонул, но двигатели на последнем выдохе сдули с него бо́льшую часть песка, проявив центральное углубление.

Последним сходил Вовчик. Ему напоминать ничего не пришлось, спускаясь, сам перевёл в положение охраны рычаг закрытия, при этом продолжая шутить:

– Пора крылатых миновала, теперь как мулы, по песку копытами!

Пока все, переваривая сказанное, молчали, штурман добавил вообще больное:

– Если, конечно, нету колёс…

Мы предчувствовали и были готовы ко всему и такое напоминание сочли лишним.

Пока выходили, с орбиты инженерный интеллект-модератор «Зевса», не дожидаясь просьбы, провёл кривую и скинул карту маршрута, учитывающую минимальные перепады высот по пути к точке, где ожидалось развёртывание лагеря. По расчётам не меньше десяти тысяч шагов, а в реальности – как повезёт. Шагать настолько далеко ни мы, ни инженеры на Земле не планировали. Но с созданным прежде планом реальность оказалась по разные стороны и это неизлечимо.

Там же. Павел. Знакомимся: экипаж.

Вне челнока как бортинженера, так и пилота со штурманом больше не существовало, они сыграли свою роль, доставили экспедицию. Пришла новая реальность, настала пора смены приоритетов.

Мы все, за исключением Тефтельки, достаточно широкие универсалы. Так что поговорим о нас конкретно.

Капитан Игорь Трофимов, семнадцать лет назад только окончивший военную академию по десантной работе в космосе, вероятно тогда уже догадывался что впереди у человечества маячит освоение этой, слишком давно необжитой планеты, и стал сюда активно стремился. За эти годы он работал с конструкторами, создающими средства освоения, трудился в пространстве, на орбитальных станциях, трассах и поверхности Луны. Общее время внешлюзоваых работ перевалило тысячу часов, больше чем у любого другого землянина. Он взялся испытывать тяжёлый скафандр, обладающий искусственным интеллектом, радиационной защитой и суточной автономностью, предшественник лёгкого «Альбатроса».

Вовчик, придумывая ему кличку, опробовал несколько вариантов, но не прижились, все Трофимова звали привычно: «капитан». Да и сам капитан Трофимов никогда эти клички не приветствовал. Но у него такая должность, а нам нравилось, вносило какое-то разноцветие в серые межпланетные будни.

Пилот Степан Ремизов. Пилот от бога: первый класс воздушно-космической категории, лучший среди пилотов нового поколения. Профессиональный испытатель с пятнадцатью годами работы на низкой околоземной орбите, с посадками на аэродромы, палубы авианосцев, лес и заболоченные пустыни. Современная легенда космоса. Тонкий расчёт и взвешенный анализ. Всегда всё делает продуманно и верно. Только услыхать про это от него самого нереально. Степан молчун, каких мало! Например о сегодняшнем промахе «Зои» в лучшем случае что-нибудь скажет при возвращении на Землю. Вовчик ему выписал прозвище: Тихон. Степан принял это спокойно. Он вообще такой спокойный и бескорыстный человек.