В тот день у любительницы эротики бабы Вари был юбилей – восьмидесятилетие. Её ещё с утра поздравили, грамоту от совета ветеранов вручили, благодарственное письмо от ткацкой фабрики, где она всю жизнь проработала. Не сами они, конечно, догадались, Анастасия Ивановна позвонила и в ультимативной форме потребовала. Приехал председатель профкома, ещё и шаль привёз. Дочка с внучкой ближе к обеду прибыли, обе сухощавые, старообразные, с обиженно поджатыми губами, не матерью с дочерью выглядевшие, а скорее, сёстрами. Обрадованная баба Варя сунула им деньги, и, судя по всему, им показалось мало. Уехали быстро, но даже этим не смогли испортить юбилярше настроение. Перед обедом, когда её чествовали, по местной традиции всем налили сока, а столу именинницы и поздравляющим – шампанского. Именинница пожелала закатить пир горой, и ей это было дозволено. Она договорилась в столовой о дополнительном ужине, заказала пирог, и одна из поварих осталась обслужить бабкин банкет. После девяти собрались семь старух и два старика – гармонист дед Тихон и интеллигентнейший Константин Петрович по кличке Профессор. Юбилярша выставила две бутылки кагора, так что засиделись они допоздна. Это было нарушением, поэтому после десяти они закрыли дверь столовой, дед Тихон отставил гармошку, и старики продолжили гомонить, выпивая по малости и закусывая. Альбина присела с ними вначале, но потом ушла, отговорившись делами, но оставалась в крыле, занявшись разбором кладовки с инструментами и стройматериалами. Позже подъехал на своём кабриолете Володя Бережков, предложивший свою помощь. Они сначала болтали за работой, потом уже молча копошились. И не то, что работа эта была срочная, просто не имела права она оставить стариков одних. Всё-таки нарушение режима.

Уже хотела предложить инвалиду отправляться в палату, но тут вроде хлопок послышался. Прислушалась. Тихо. Потом стук двери, и сразу дымом потянуло. Володя мучительно закашлялся, у него, как у всякого курильщика со стажем, бронхи слабые. Выскочила в коридор, включила свет. Из-под мебельной кучи шёл дым. Бережков не растерялся и уже выезжал из кладовки с огнетушителем в руках. Альбина схватила пару простыней, метнулась в столовую и велела поварихе порвать их на части, намочить и раздать старикам, а самой закрыться изнутри и затыкать щели в двери, чтобы дымом не травиться. Затем позвонила спасателям, Анастасии Ивановне и охране. Одновременно она раскручивала пожарный шланг и начала поливать кучу, из-под которой дым уже почти не шёл. Вроде бы, уже всё страшное позади, но тут неловкий шаг – и она поскользнулась на мокром каменном полу и рухнула назад. И как только субтильный Володя успел схватить её восьмипудовую тушу! Конечно, не удержал, но всё-таки смягчил падение. Но шипел от боли, держась за плечо. Когда послышалась сирена спецмашины, они уже стояли у окна и дышали морозным воздухом, врывающимся в коридор через разбитое стекло.

А дверь-то оказалась на врезной замок закрытой!

Ясно, что злоумышленник был из своих или, по крайней мере, своими впущен. Однако дознаватель почему-то прежде всего обратил внимание на Володю Бережкова, наверное, из-за его наколок.

– Ну да, мы изнутри закрылись, чтобы доблестно сгореть, – обозлилась Альбина. – Анастасия Ивановна, обратите внимание на подарившего мебель. Либо он на усадьбу глаз положил, либо его подставить решили.

Компания, что в столовой окопалась, оказалась предусмотрительной. Законопатив дверь, убрали закуску и бутылки, зато выставили на стол чайник и остатки пирога. А что, люди взрослые, имеют право почаёвничать. Так повариха пожарным и сказала.

Приехавшая скорая всем померила давление и кислород крови. Давление повышенным оказалось у Анастасии Ивановны, но она от медиков отмахнулась. Низкий кислород – у Альбины и Бережкова, но это понятно. Ещё у него вывих плеча оказался, это оттого, что Альбину ловил. Их и увезли в больницу. Альбина, правда, задержалась там всего на сутки, проверилась и тут же сбежала. А Володю Бережкова проверили и объявили, что отправляют в областной тубдиспансер. Нет, не туберкулёз. Рак бронха. Было у них там такое отделение, безрадостное, как и вся больница. Сказали, если бы не несчастный случай, всё равно болезнь скоро бы проявилась, потому что уже слишком всё запущенно.

Через день Альбина, будучи в областном центре по хозяйственным делам, заехала к нему. Он держал лицо, но явно из последних сил. Не канючил и не требовал, просто сказал, что с последней отсидки о диагнозе знал и надеялся умереть в родной богадельне. Но не дано. Альбина осторожно ему сказала:

– Понимаешь, мы вроде бы как кровью с тобой повязаны. Не случись нас в том крыле, песец бы родной богадельне. Хоть мебель на каменном полу была складирована, но над ней деревянные перекрытия. По ночному времени не все бы проснулись… лежачие опять же. И если бы вход огнём перекрыло, старикам с первого этажа вряд ли удалось в окно выпрыгнуть, больно у нас фундамент высок. Не пришёл бы ты мне помогать, одна я бы, может, не справилась. И словил ты меня, такую грузную, просто чудом. Двоих спас! Так что вся богадельня тебе обязана, а я лично за себя и за сына своего не рождённого по гроб жизни должна. Я ещё с Анастасией Ивановной посоветуюсь, но план у меня таков. Постарайся свою историю болезни утащить. Как управишься, звони, приедем, заберём. Как говорится, нет дела – никто не ищет тела. Мне недели через три в декрет. Это время неофициально в интернате пересидишь, а потом я тебя заберу. Конечно, оба мы не мобильные, но как-нибудь выкрутимся, и я тебя дохожу. Скажу откровенно: я сама в бегах от бывшего мужа. Даже в фиктивный брак вступала, чтобы спрятаться, но получилось неудачно, продали меня.

– Эй, сестрёнка, а если мы с тобой тоже фиктивный брак заключим? Будет у тебя снова любимая девичья фамилия. И даже разводиться не потребуется, врачи обещают, что овдовеешь быстро.

– Может, и так. Обмозгуем. До встречи!

Для Альбины полной неожиданностью стал решительный отказ Анастасии Ивановны помочь тому, кто спас дело её жизни. Мол, после пожара в интернате бесконечные проверки, никак нельзя держать незаконного пансионера. В полной растерянности она вышла за ворота, решив пройтись. Подумав, отправилась в сельскую администрацию, чтобы договориться с Сашей о регистрации. А она удивила её, сказав:

– А я её уважала. Ну, что ж, ошиблась. Делаем так. Как только он будет готов, звони мне. Мы с тобой заберём его, брак ваш я зарегистрирую прямо в машине на коленке и довезу до Маши. Сдашь ей свой паспорт, и несколько дней он проживёт на её даче, там печка, продержится. Пишешь заявление на отпуск, а из него плавно уйдёшь в декрет. Ну, и ищи жильё.

Назавтра она уже сдавала материальные ценности по описи. Анастасия Ивановна очень возмущалась тому, что Альбина покидала интернат в трудную для него минуту, но та отрезала: «Не люди для интерната, а интернат для людей. И то не для всех, как оказалось». Подгоняло её то, что на местном коммерческом канале, оказывается, накануне передача прошла. Там Альбину показали крупным планом на носилках, да ещё в порыве гнева она про умышленный поджог говорила. А она даже не заметила, что её снимают! Так что пришлось не Бережкову, а ей на даче скрываться и лихорадочно искать съёмное жильё. Как говорится, рассмеши бога, рассказав ему о своих планах.

Когда он позвонил, Альбина даже почувствовала облегчение, хотя жилья она покуда не подобрала. Перезвонила Саше и пошла на остановку, чтобы автобусом доехать до города. Дрожащий Володя уже сидел на заднем сиденье Сашиного автомобиля.

– А коляска-то где?

– В багажнике.

– Ты замёрз?

– Нет… переволновался…

– Нет оснований для волнений, братишка.

– Ничего себе братишка, – захохотала Саша. – Я же вас только что собралась провозгласить мужем и женой, мысленно, правда. Привыкай, а то сейчас всю заздравную речь произнесу: «Именем Российской Федерации…», да ещё целоваться заставлю.

Они уже собрались оформлять бумаги, когда вдруг у Альбины болью скрутило живот. Он и до этого у неё побаливал с тех пор, как поселилась на даче, и она понимала, что надо бы к врачу, но всё надеялась отлежаться.