Однако все эти патетические мысли, какими бы они ни были возвышенными и позитивными, притупили бдительность звездочёта, который, покидая тронный зал, на время забыл о самом четвёртом принце, и, как оказалось, совершенно напрасно.

Потому что Ван Со никуда не исчез и поджидал Чжи Мона у бокового выхода, налетев на него чёрной фурией, стоило тому выйти в коридор.

Астроном и сам не понял, как, едва перешагнув порог, оказался припёртым к стене, а перед глазами у него вместо картин славного грядущего Корё возникло разъярённое лицо его будущего правителя, кто, не ведая своей судьбы, думал лишь об одном.

– Где она? – рычал четвёртый принц, не заботясь о том, что через весьма символическую бамбуковую стену король беседовал с первым министром. – Куда ты дел Хэ Су? Отвечай!

Да что же это такое, в самом деле, мысленно причитал Чжи Мон, барахтаясь в безжалостных тисках. Время идёт, а звериные повадки не меняются! Не он ли восхищался возмужавшим Ван Со не далее как десять минут тому назад? И вот, пожалуйста, – всё то же самое! Методы четвёртого принца доискиваться до правды не претерпели никаких сколько-нибудь существенных и благородных изменений.

Не то чтобы Чжи Мон рассчитывал на всестороннее эстетическое просвещение Ван Со в его посольской миссии, но над манерами нужно работать, и над сдержанностью тоже. Придётся не забыть это и учесть в процессе дальнейшего культивирования характера будущего короля.

Если бы Ван Со мог читать мысли, он бы, скорее всего, тут же придушил астронома. И ему даже не потребовались бы особые усилия: Чжи Мон и без того уже посинел, достаточно было всего лишь покрепче сжать пальцы, чтобы выплеснуть гнев и получить мрачное удовлетворение. Но тогда бы принц не выяснил, где Хэ Су. И, противясь жгучей жажде расправы, ослабил хватку на горле своей жертвы.

– Говори, где она! Я же предупреждал тебя, я просил, я доверял тебе! А ты… Ну, говори!

Звездочёт, приходя в себя от удушья, без преувеличения видел в почерневших глазах четвёртого принца огненные всполохи и, пытаясь глотнуть хоть немного воздуха, сдавленно прохрипел:

– Ваше Высочество… С ней всё в порядке…

Услышав это, Ван Со разжал пальцы, и Чжи Мон медленно сполз по стене на пол, добавив уже из-под ног четвёртого принца:

– Ещё немного – и вас просто некому было бы к ней проводить…

***

Такого предательства от отца он не ожидал. Чего угодно: унижения, презрения, равнодушия – ко всему этому Ван Со давно привык и уже научился принимать если не со смирением, то, по крайней мере, с достоинством.

Но – предательство?

Это не укладывалось у него в голове.

Лишившись женщины, которую любил, король решил и у сына отнять его любимую? Это что – такая кара, месть или очередной урок выживания во дворце?

Как тогда сказал правитель – ради сохранения более важной жизни нужно уметь жертвовать незначительной?

Ван Со горько усмехнулся.

Неужели О Су Ён настолько мало значила для Ван Гона, что он вот так просто принёс её в жертву, чтобы защитить наследного принца? Нет, за этим крылось что-то ещё. Что-то, что Ван Со ещё предстояло постичь, только он вовсе не был уверен, что хочет этого.

А сейчас он хотел только одного – увидеть и обнять Хэ Су. Ему не пришлось долго ждать, как в те вечера, что он провёл под окнами её ханока в Дамивоне, не решаясь войти. Да и повторись это вновь – он бы вошёл к ней, не раздумывая.

Ван Со сразу узнал её, стоило ей появиться на заднем дворе кёбана с корзиной выстиранного белья. Хэ Су показалась ему ещё более хрупкой, чем он её помнил. И ещё эта хромота, что не исчезла даже год спустя… В нём вновь поднялась волна унявшейся было злости на бестолкового астронома, который додумался определить Хэ Су в прачки со сломанной ногой!

Однако сейчас всё его внимание было приковано к тонкой девичьей фигурке в потрёпанной униформе. Хэ Су развешивала мокрое бельё на бамбуковых перекладинах, отвернувшись от принца, поэтому не заметила, как он подошёл к ней сзади, и лишь вздрогнула всем телом, как только Ван Со заговорил:

– Ты никогда не слушаешься, да? Я велел тебе оставаться в Дамивоне. Работа там подходит тебе больше, чем труд прачки.

Принц обнял её со спины, чувствуя, как его наполняет почти забытое тепло, по которому он так отчаянно тосковал.

– Я скучал по тебе, – проговорил он, сжимая худенькие плечи, вздёрнувшиеся от его прикосновения.

– Вы не должны быть здесь, – откликнулась Хэ Су, вырываясь из его объятий. – Забудьте меня.

Она наклонилась, чтобы взять пустую бельевую корзину, но Ван Со схватил её за руку, разворачивая к себе, – и обомлел. Он жадно вглядывался в её лицо, не узнавая прежние любимые черты. Его потрясённый взгляд скользил по впалым щекам Хэ Су, обтянутым сероватой кожей, погасшим, безжизненным глазам, потрескавшимся губам и тусклым волосам, убранным в простую растрепавшуюся причёску.

Его нежный, наполненный жизнью цветок превратился в сухой увядший бутон, а всему виной – пережитые страдания, потери и непосильный труд. Всему причиной – дворец, будь он проклят!

– Ты всё такая же красивая, – улыбнулся Ван Со, ласково поглаживая огрубевшие от работы пальцы, что когда-то в невесомой заботе касались его лица. Лица, в которое испуганно вглядывалась Хэ Су, не слушая, что говорит ей принц:

– Почему вы снова в маске? – воскликнула она. – Неужели вы забыли, как делать краску? Или шрам стал ярче? Вы же так ненавидите её, так зачем опять надели?

Ван Со снял маску, под которой не было и намёка на шрам. Но тревога Хэ Су была ему приятна. Ей было не всё равно! Она беспокоилась о нём!

– Я надел её, чтобы помнить о тебе, – просто сказал он, не вдаваясь в пространные объяснения. – Я мечтал вернуться и увидеть тебя.

– Я больше не придворная дама из Дамивона, а прачка из кёбана, – потупилась Хэ Су. – И не в том положении, чтобы видеться с вами. Вы вернулись целым и невредимым и видите, что я в порядке. Этого достаточно.

Она подняла пустую корзину и, сильно припадая на правую ногу, пошла прочь.

Ван Со настолько опешил и от её вида, и от её слов, что даже не сразу бросился за ней.

– Хэ Су, – догнал он её и схватил за руку, заставляя смотреть ему в глаза, – тебе здесь не место! Пойдём со мной, я с этим разберусь.

Он настойчиво тянул её за собой, но Хэ Су отняла свою руку и закричала, уже не сдерживаясь:

– Да оставьте же вы меня в покое! – в её глазах вскипали слёзы, а голос рвался на мелкие клочки. – Я здесь потому, что просто не могу ни жить дальше, ни умереть! Будь то моя вина в смерти наложницы О или страх пребывания во дворце, где за каждым углом таится опасность, забыть это я могу, только работая до полусмерти. Вы должны перестать беспокоиться и заботиться обо мне. Оставьте меня ради вашего же блага!

– Я буду заботиться о тебе так же, как и ты обо мне когда-то, – перебил её Ван Со, подходя ближе. – Ты сможешь забыть всё это, не изнуряя себя работой.

– Даже если тот, кого я хочу забыть, – это вы, Ваше Высочество? – выпалила Хэ Су, заливаясь слезами.

Ван Со вдруг почувствовал страшную пустоту внутри и умолк, неверяще вглядываясь в её лицо, побелевшее так, что сильнее, казалось бы, некуда.

– Видя вас, – продолжала Хэ Су, раня его каждым словом, – я вспоминаю всё то, что хотела бы забыть… Уходите, Ваше Высочество. Я жива, и у меня всё хорошо. А вы, прошу вас, живите в мире, не таите обиду или ненависть, просто забудьте всё, и тогда больше никто не пострадает.

С этими словами Хэ Су отвернулась от него, и ушла, хромая сильнее прежнего.

Я смотрел тебе вслед, Су, раздавленный твоими словами, и ничего не понимал. Ничего! Мою радость от встречи с тобой, о которой я столько мечтал, словно засыпали пеплом.

Что ты такое говорила? Почему? Ты столько раз спасала меня, помогала мне, беспокоилась обо мне. Ну почему же ты вновь отталкивала меня?

Я хотел всего лишь вытащить тебя из кошмара, в котором ты жила все эти месяцы. Но ты отвергла и меня, и мою помощь! За что? В чём я был виноват перед тобой? Виноват настолько, что ты не выносила даже моего присутствия?