– Но ведь если бы не мои видения, – лепетала девушка, вмиг утратив боевой пыл, – если бы я не поверила в то, что мне в них открылось о четвёртом принце, всё могло быть иначе.

– Не могло! – отрезал Чжи Мон, возвышаясь над ней. – В том-то и дело, что не могло, госпожа Хэ. Поймите же вы! Всё должно было идти так, как предначертано свыше, и ваши видения – это часть Небесного замысла, проявления судьбы, над которой вы изволили недавно шутить. Если хотите знать, если вас это хоть сколько-нибудь примирит с положением вещей, я скажу вам, что Ван Со тоже не верил мне. Не верил в судьбу, в звезду Короля, под которой родился, сопротивлялся воле Небес до последнего вздоха. Он шёл вперёд не благодаря, а вопреки. И быть может, именно это закалило его и сделало тем, кем он в итоге стал. Да, через страдания и преодоление! Но таков его путь, как и ваш, собственно. И ваше отношение к этому ничего не меняет. Оно меняет другое – меня…

Чжи Мон опомнился и оборвал себя на полуслове.

– Простите, госпожа Хэ, – покаянно проговорил он, сбавив децибелы и возвращаясь в облюбованный им угол у окна. – Мне просто очень хочется, чтобы вы поняли: у меня нет причин лгать вам. Теперь – нет. Ни вам, ни… – Чжи Мон в который раз стушевался и проглотил конец фразы, прожевав её, как кусок пережаренной свинины, – кому бы то ни было.

Он сел на своё прежнее место и одним глотком допил остывшую жидкость в чашке, смачивая саднящее горло. Что это с ним вдруг? Когда он разучился контролировать свои эмоции, действия и слова? Или это всё-таки последствия, от которых он открещивался, не желая признавать очевидное?

Хэ Су осталась стоять у холодильника. Может, подумала, что там безопаснее? Ну да, примерно как рядом с Ван Уком, если где-то поблизости находился четвёртый принц.

– Простите мою несдержанность, господин Чхве, – только и сказала она.

– Да и вы мою тоже, – миролюбиво откликнулся Чжи Мон. – И знаете, что? Давайте прекратим извиняться друг перед другом, иначе наш разговор превратится в бесконечную череду извинений, а нам есть что сказать и кроме этого, поважнее. Вы согласны? Хватит просить прощения за прошлое, и настоящее тоже. Прошлое уже не вернёшь, настоящее происходит прямо сейчас, и смысла тратить время на лишние слова нет. А будущее настолько непредсказуемо, что, быть может, извиняться больше не придётся. Или придётся, но иначе и совсем за другое. Как знать…

Говоря всё это, он не покривил душой ни на грамм. Хватит лжи даже ради дипломатии и высоких целей!

– Вы правы, господин звездочёт, – со вздохом признала Хэ Су, но от холодильника не отошла: так расстояние между нею и Чжи Моном было в этой игрушечной кухоньке максимальным. – Не будем тратить время. Хотя… Его у меня теперь хоть отбавляй. И я всё же позволю себе в последний раз извиниться перед вами за всё то, что могу сказать или сделать впредь, потеряв самообладание. Скрывать свои истинные чувства, следовать правилам и соответствовать чужим ожиданиям – это, знаете ли, очень тяжело.

– Знаю.

Печаль, прозвучавшая в этом коротком слове бывшего астронома, звездочёта и много кого ещё бывшего, могла наполнить собой Вселенную, и Хэ Су это ощутила, понимающе кивнув в ответ.

– Мне больно и стыдно вспоминать прошлое, но эти воспоминания и сны – всё, что у меня теперь есть, – она рассматривала свои ладони, будто пыталась прочесть тайный смысл линии Жизни и линии Судьбы. – Может, Его Высочество был не так уж и не прав, когда столько раз порывался меня убить, а я приписывала его выходки юношеской горячности и очевидным минусам характера! Но ведь я даже не представляла, что у него творится внутри. И потом, сколько терпения ему нужно было иметь, чтобы при его нраве и несдержанности ждать меня годами, сносить все мои безжалостные слова и поступки!

Несмотря на серьёзность разговора, Чжи Мон едва не прыснул: терпение – и Ван Со? Забавно! Это всё равно что наделять щедростью Ван Вона, твёрдостью характера – Ван Му или великодушием и добротой – Ён Хву.

Ван Со и терпение? Хотя в случае с Хэ Су… может, и так. Любовь открыла в четвёртом принце такие качества, которые и предположить-то в нём было нельзя. Однако не для того ли, господин звездочёт, вы перенесли Го Ха Чжин в Корё? То-то же!

– Я всю свою жизнь во дворце тонула, как в том озере, и хваталась за соломинки, в то время как меня звало к себе алое солнце, – продолжала своё самобичевание Хэ Су. – Но я боялась его! В нём было столько огня и страсти, что мне поневоле думалось, что за всем этим кроется жестокость, та самая, что пугала меня в моих видениях. Его Высочество заявлял свои права на меня с такой уверенностью и напором, что мне казалось: случись мне пойти поперёк – и он, не задумываясь, меня убьёт. Или того, кого я предпочту ему. Он ведь прямо сказал об этом на берегу моря, когда увёз меня из дворца, чтобы я могла полюбоваться рассветом. И я сразу подумала о Ван Уке, – Хэ Су поморщилась от досады. – Лучше бы Ван Со меня убил! Ещё раньше, в купальне, в лесу или у молитвенных башен! Тогда, быть может… – она вскинула руку, жестом запрещая Чжи Мону говорить, хотя у того уже вновь открылся рот для возражений. – Да-да, я себе всё уже уяснила. Воля Небес. Временная петля. Всё происходит тогда, когда должно произойти… Я поняла это, господин звездочёт. Но дайте же мне выговориться и позвольте хотя бы предположить невероятное. Потом, в Чхунджу, когда перед смертью я перебирала в мыслях всю свою жизнь, день за днём, я часто думала о том, что было бы, если бы я приняла предложение Ван Со сбежать из Сонгака. Пусть не ради него, а ради того, чтобы спасти восьмого принца от ревности и гнева четвёртого. Что было бы? Это теперь, после вашей справедливой отповеди, я осознаю, что ничего бы не вышло, но тогда…

Хэ Су удручённо покачала головой и ахнула, когда её взгляд задержался на настенных часах.

– Боже мой! Ведь уже… Вы не голодны, господин Чхве?

– Не волнуйтесь обо мне, – с благодарной улыбкой мотнул головой Чжи Мон. – Я мало ем, тем более в такую жару. Да и разговор наш складывается так, что времени не замечаешь.

– Да, – с грустью подтвердила Хэ Су, возвращаясь за стол и вновь погружаясь в воспоминания. – Порой времени не замечаешь вовсе. А иногда оно тянется так мучительно медленно, что выносить каждую минуту просто невозможно. На пытках, например, когда слепнешь от боли, но при этом отчётливо слышишь, как хрустят твои кости… Или в тюрьме, когда жаждешь глотка воды и даже не можешь потерять сознание из-за того, что твоё тело напоминает освежёванную тушу на бойне… Или на холодных камнях под дождём, когда не веришь – и всё равно ждёшь чуда… – она горько усмехнулась. – А ведь я терпела это всё, не только чтобы спасти наложницу О, но и из-за Ван Ука! Я пообещала ему, что буду держаться. Ради него, ради того, чтобы он не волновался обо мне, ведь у него было столько забот и проблем! А он… Он отвернулся от меня. Выбрал семью, её честь и благополучие. Что ж, можно ли его за это упрекать, тем более в те времена! Только зачем ему нужно было столько лгать мне…

Хэ Су вздрогнула, услышав, как в её сумочке, оставленной в коридоре, залился звонкой мелодией телефон, однако не поднялась, чтобы ответить. Кто бы ей ни звонил, сейчас это не имело значения. Гораздо важнее было то, о чём она говорила.

Она вспоминала, и ей было очень больно – Чжи Мон это чувствовал.

– Именно тогда, стоя на коленях перед дворцом под защитой Ван Со, я осознала, что он ко мне испытывает и какой он на самом деле. Почему он выпил яд на фестивале, решился просить за меня отца, нарушил королевскую волю и пришёл к виселицам, а потом закрыл меня от дождя, понимая, что Тхэджо не простит. Я видела Его Высочество в тюрьме у своей камеры, самого похожего на призрак после отравления, у эшафота, когда он отбил меня у целого отряда солдат, зная, что всё равно нам с ним не спастись, на дворцовой площади под дождём и потом, у своей постели. Даже в забытьи, выкарабкиваясь из болезни, я ощущала его присутствие. Я начала его чувствовать, понимаете? – Хэ Су так посмотрела на Чжи Мона, что у него внутри всё перевернулось и он лишь молча кивнул – конечно, он понимает.