В начале «нулевых», участвуя в нескольких крупных проектах, я раздавал свои визитки направо и налево. Мой имейл стал известен очень многим соотечественникам, а также жителям ближнего и дальнего зарубежья, с которыми ранее контактов не было. Таким образом трафик увеличился в разы. Новые знакомцы по большей части писали по делу или якобы по делу. Но встречались и очень странные депеши, вызывавшие недоумение, гомерический смех, а иногда и желание заняться рукоприкладством. Слава богу, до этого не дошло. Прочитав несколько строчек, я безжалостно удалял такие письма в надежде как можно скорее о них забыть, поскольку и без того в голове творилось что-то невообразимое. В ту пору, вступив в должность директора Центра социокультурных программ, работал не менее двенадцати часов в сутки. Отвлекаться на всякую ерунду не имел никакой возможности. Считал это непрофессиональной блажью.

Но как-то раз – это было весной 2012 года – получив аналогичное послание от сумасшедшего или шутника, который называл себя «Заведующим отделом расследований необыкновенных историй», а присланный материал – «Отчетом о расследовании», я вдруг поставил себя на паузу и начал читать. Дело в том, что в самом начале прикрепленного файла я наткнулся на фразу: «Митя Прачкин, в дальнейшем МП».

В молодости мы с ним пересекались не так уж часто, но я его хорошо помнил. Митя при любых обстоятельствах держался очень уверенно, говорил мало, но всегда толково и с неизменной, остроумной самоиронией. Вне всякого сомнения, в нем угадывалась неординарная личность. Особенно ярко это проявилось, когда опять стали играть в КВН. Он выступал за команду какого-то технического вуза. Запомнилась миниатюра «Зоосад», в которой пернатые – соловей, ворона, сова и еще кто-то – изучали новый лексикон: перестройка, гласность, плюрализм. Всех птичек лихо изображал Митя.

Одним словом, я с любопытством прочитал первую страницу и собирался читать и дальше, но раздался звонок – меня срочно просили приехать в Комитет по делам молодежи. «Что поделаешь» – подумал я – «вечером дочитаю».

Но вечером, открыв почту, почему-то письма не обнаружил. Предпринятые мною попытки отыскать его закончились безрезультатно. И я, естественно, вскоре про него забыл.

И вот – спустя десять лет! – этот самый «Отчет о расследовании» вернулся сам по себе необъяснимым образом. Проснувшись ночью, я увидел светящийся экран компьютера: «Черт возьми, почему?!. Я же всегда на ночь выключаю!» – вслух произнес я и склонился над монитором. Мне показалось, что буквы мне улыбаются и приглашают незамедлительно приступить к чтению. При этом почему-то со второй страницы…

Начало артистической биографии МП было поистине сказочным, – писал автор. – Его – участника художественной самодеятельности, выходившего на большую сцену всего лишь несколько раз (подменял «захворавшего» конферансье), допустили до престижного конкурса профессиональных артистов эстрады.

Правда, сказка началась не сразу. Помурыжили парня основательно и чувствительно пощипали. Но в итоге все барьеры были преодолены, и МП увидел свою фамилию в списке подающих надежды, советских артистов. Некоторые из них стали звездами российского шоу-бизнеса.

С одной, признаюсь, не самой яркой, но весьма колоритной Звездой разговорного жанра удалось побеседовать. Несмотря на преклонный возраст и годы, отделяющие нас о тех событий, он легко вспомнил МП, назвал его «пронырливым белым вороненком, не освоившим даже азов карканья», и, поглаживая лоснящийся, второй подбородок, продолжил менторским тоном, словно выступает на ток-шоу среди тупых и невежественных придурков:

– В Советском Союзе такие кунстштюки не поощрялись, они наблюдались крайне редко и только при наличии исключительных обстоятельств. Например, когда обнаруживался взаправду феерический талант, либо у претендента, чаще претендентки, появлялся преданный покровитель из числа старших товарищей по цеху, удостоенных высоких званий, либо, если в дело вмешивался некто из всемогущей когорты партийных функционеров.

Вероятно, мне не удалось скрыть своего неудовольствия, и оратор мгновенно отреагировал. В его больших, округлых глазах ярко засверкали и зашевелились льдинки, величиной не больше крупинок соли, затем он всем грузным телом резко подался вперед, отчего дорогое, импортное, кожаное кресло издало пронзительный, жалобный стон, слившийся с голосом Звезды:

– Среди партноменклатуры тоже были люди! – произнес он с искренним пафосом, наводящим ужас: – Человеки с большой, можно сказать, большущей буквы, готовые страждущему протянуть руку помощи!..

Горячо поблагодарив Звезду и сославшись на дефицит времени, я выскочил за дверь. Но, спускаясь по лестнице, все еще слышал его трубный голос, напоминавший усиленный звук старинного граммофона.

Далее, согласно утвержденному плану мне предстояло ехать в Петербург, то есть на родину МП. Тогда я еще не предполагал, что географию расследования придется расширить, включив в нее Ленинградскую область и ряд других регионов.

В Питере выяснилось, что Звезда, говоря о функционерах, был близок к истине. МП продвигал к заветной цели чиновник средней руки из Смольного. В ленинградской цитадели партийной власти таких, как он насчитывалось не менее полусотни. Но это, если смотреть поверхностно. Наиболее проницательные товарищи давно догадывались, что приближаться к нему целесообразно на полусогнутых и кланяться ниже обычного, точно он завотделом или даже секретарь.

О том, что он был серым кардиналом, намекнула молодящаяся, игривая, всезнающая старушенция, внешне очень похожая на мультяшную Шапокляк. Отсидевшая в Смольном почти тридцать лет, она, язвительно посмеиваясь, так и назвала его: «Серый». А потом, пощелкав вставными челюстями, восторженно добавила:

– Ушлый, амбициозный, но предельно осторожный. Никогда себя не выпячивал, не гнушался прикидываться мелкой букашкой, а иногда и юродивым. Вероятно, чего-то побаивался. Но в Минкульт брякнул именно он, прошептал кодовые слова, объясняющие министерскому клерку: мол, паренек не с улицы, что, конечно же, было враньем. А потом туда же направил ходатайство за подписью завотделом культуры Обкома КПСС.

Невольно подумалось: старушка заговаривается. Серый в роли благодетеля-альтруиста, помогающий бедному студенту – выходцу из обыкновенной рабочей семьи, никак не монтировался с образом хитроумного чиновника.

Впрочем, мои тогдашние сомнения были вполне объяснимы. Начав расследование, я ведь еще многого не знал, включая самое главное.

Вдруг буквы стали увеличиваться в размерах и краснеть. Я боязливо отодвинулся от компьютера, но все-таки прочитал:

ПРЕЖДЕ, ЧЕМ ПРОДОЛЖИТЬ, ЗАЯВЛЯЮ: Я НЕ СУМАСШЕДШИЙ; СПРАВКА О МОЕМ ПСИХИЧЕСКОМ ЗДОРОВЬЕ ПРИЛАГАЕТСЯ; К МИСТИКЕ ОТНОШУСЬ КАК К МАЛОИЗУЧЕННЫМ ЯВЛЕНИЯМ ПРИРОДЫ; ВСЕ МОИ ЯКОБЫ ФАНТАЗИИ ПОДКРЕПЛЕНЫ ФАКТАМИ.

Тотчас буквы приняли нормальный вид. И я, решив, что мне это показалось спросонья, вернулся в кресло и продолжил чтение.

Как позже выяснилось, – сообщал автор, – у Серого была внебрачная дочь Нина, добрая Фея в обличии скромной, тихой, на вид ничем не примечательной студентки педагогического института, приехавшей на учебу из славного города Тихвина. Со временем и для Серого, и для МП она стала надежным поводырем, держащим в своих руках все фабульные рычаги и нити данной истории, похожей на сказку. Мысленно я нередко называл ее «ангелом-мотиватором».

Но поначалу ни сама Нина, ни окружающие даже не подозревали, что она наделена уникальным даром творить чудеса. Девушку осенило на третьем курсе, когда она отважилась на отчаянный поступок.

Тайно и, увы, безответно влюбленная в однокурсника МП, оказавшегося в сложной ситуации (заморочки с конкурсом), девушка вознамерилась позвонить своему отцу, которого вживую никогда не видела. Только – на фотографиях в районной и областных газетах, где Серый всегда был запечатлен в толпе. Притом, непременно, сбоку или сзади, частично спрятанный за спинами, знаменами, транспарантами. Попробуй, разгляди!..