Попробуй, и узнаешь.

***

Сколько их еще осталось… четверо? После каждого удара ладонь до дрожи неприятно кололо множеством острых ледяных игл, побороть заставляющий безвольно разжаться пальцы пронзительный приступ слабости удавалось лишь поменяв руку. Что-то привычно темное, не забытое за долгие тысячелетия небытия, вопреки изнеможению все увереннее поднималось внутри, готовое выплеснуться из берегов, покрывая чернотой тусклую зелень клинка.

Отпустите ее, или…

Пожалуйста? Он готов произнести это? Да, и все, что угодно, только нет никакого смысла говорить с пустотой — они не могут или не желают его услышать. Или хотят наказать именно так. А вдруг это только начало? Что они в следующий раз пришлют ему в шкатулке, если перешли грань добра и зла, шагнув еще дальше?

— У вас получилось, хватит!

— Пока нет, но хотелось бы верить.

Перекрывший вой недобитых кольценосцев и крики храбрых воинов звук собственного голоса помог вернуться к реальности раньше, чем слишком внимательный братец. Злая из-за так и не полученного завтрака летающая тварь, недовольно шипя, легла на живот, ожидая команды. Биться против прежних хозяев ей хотелось намного меньше, чем, повинуясь своей природе, съесть парочку аданов.

— Обойдешься орками!

А потом они полетят искать его дочь. Олорин и эльфийка заплатят за все — гораздо дороже, чем они могут себе представить. Их ничто не спасет, даже она. Пока они не сделали с ней того, о чем нельзя думать, чтобы плотный красный туман не застил зрение и слух, лишая необходимых именно сейчас сил. Бывший некогда жалким аданом — это навсегда останется с ним, особенно после смерти — король-чародей передумал сражаться с ним, обрушившись на слабо отстреливающихся от наступающих орков воинов. Значит, ничтожный смертный колдун сделает это без желания, придётся его заставить, пока проклятые твари не сбросили со стены всех ни на что неспособных аданов. Только орать, как дети, причем не его. И почему он должен их защищать?

Даже крепость нормальную построить не смогли… проклятые нуменорцы. Ну что это такое? Обломки белого камня прискорбно легко разлетались, крошась не только под ударами снарядов из подступивших уже совсем близко катапульт, но и под когтями назгульских летающих тварей. Аданы беспомощно и испуганно приседали, зажимая уши руками от нестерпимого воя и вжимались в стену, пытаясь спастись от безжалостных когтей. А сотрясший даже скалу особенно мощный удар мог означать лишь одно — орки уже добрались до ворот. Явно не обошедшийся без магии железный таран с заполненной горящим внутри огнем волчьей мордой, «Гронд», смог бы разбить их с нескольких таких ударов. Но не разобьет — прислужники Майрона заплатят за несмешную шутку, сейчас.

Под радостно-испуганные (до этого они только боялись) крики гондорцев летающая тварь круто спикировала вниз, сминая и захватывая когтями дошедших до крепостных ворот воинов Мордора. Назгульский меч легко вошел в голову тянущей таран рогатой твари, почти не вызвав отдачи. Возможно, потому что стал уже наполовину черным, напитавшись магией нового хозяина. Лишенное опоры стенобитное орудие Майрона с грохотом покатилось по мосту назад, давя разбегающихся орков.

Убирайтесь к хозяину… пока еще.

Поднимать меч на собственные омерзительные (нельзя не признать) творения не понадобилось — уцелевшие орки попятились назад, злобно и испуганно воя в унисон назгулам. Все сильнее царапающие слух завывания грозили стать совсем невыносимыми из-за присоединившихся к гадкому хору неблагодарных аданов. Сказали бы спасибо, а не вопили в очередной раз, словно самого Майрона увидели… или его. Сколько можно, пора наконец привыкнуть, что их Боромир сильно изменился за лето.

Или он окончательно перестал быть подобным им, даже не заметив этого? Мелькор искоса взглянул на упавшие на плечи черные пряди. Раньше прежний облик самопроизвольно возвращался только когда… совсем неподходящий момент для таких воспоминаний, и очень нравился Силмэриэль, поэтому он не старался с этим бороться. Нельзя думать о ней, ненужная и опасная слабость помешает прикончить оставшихся кольценосцев, гася вспышку почти как прежде переполняющих сил. Тьма дрожала на кончиках пальцев, сжимающих уже полностью почерневший, как осколок ночи, бывший назгульский меч, желая излиться и поглотить тварей Майрона. И аданов, если они не перестанут напрашиваться.

— Узнаешь ли ты свою смерть?

Шипяще-шелестящий шепот проник прямо в сознание, пробирая до дрожи неестественными для живого существа интонациями. Орки остановились, словно натолкнувшись на выросшую сзади стену и вновь двинулись вперед, подняв щиты. Благо стрелять стало почти некому — голос короля-чародея на мгновение ввел в ступор даже его, что уж говорить об аданах. Заметно более крупная и свирепая, чем остальные, крылатая тварь, несущая на себе предводителя назгулов в ощетинившимся длинными шипами шлеме, снизилась, заставив зажмуриться от порыва ветра.

Фарамир, успокой их!

Придется аданам пока справляться самим с уже выпрыгнувшими на стену из осадных башен орками… проклятье! Раздвоиться не получится, как ни жаль. Его творения неизмеримо сильнее, смешно сомневаться.

— Это ты не узнал свою, жалкий адан!

Кем родился, тем и умрешь, как ни старайся убедить себя в обратном. По собственной воле выбравшая его новым хозяином летающая тварь застыла, прижимая шею к земле и жалобно шипя — что они могут бояться, почти как аданы, Мелькор раньше не знал, или не хотел знать. Ангмарский король обнажил запылавший желто-алым огнем меч, мгновенно сделав воздух вязким и враждебно плотным, сбивающим с ног как внезапно налетевший ураган. Даже его… так неожиданно и унизительно.

— Мир людей падет… — сводящее с ума шипение заполнило странно пустую голову, — ты проиграл!

Удар о уже политую орочьей и человеческой кровью землю вернул ясность мысли и пробудил готовый подняться, как воды Андуина, вал нарастающей злости. Мир людей не такая уж большая потеря, но проигрывать, тем более сгнившему заживо бывшему ангмарскому королю он не собирается. Оставшийся в судорожно сжатой руке меч — не мерзкому кольцепризраку выбить его из нее — дрогнул, до предела наливаясь чернотой.

Неужели?

Произнесенное гораздо более приятным и безусловно живым голосом разозлило еще сильнее — такие проскальзывающие сквозь раболепный тон издевательские интонации могут быть только у…

— Курумо!

Похожие издали на аданов полуорки заполнили горизонт сбоку от подошедших вплотную к Минас Тириту мордорских орков, столь же по звериному рыча. И, повинуясь команде всадника в отливающем радужными отсветами белом плаще, набросились на лишенных примеси человеческой крови собратьев.

— Я… не… проиграл! — с трудом протолкнув слова сквозь сжавшиеся от обжигающей ярости зубы, Мелькор почти без усилия поднялся, лишь слегка коснувшись ладонью бока по-прежнему жмущегося к земле недодракона. Переполнившее взгляд темное пламя без следа стерло усмешку с губ нервно схватившегося за уздцы лошади Сарумана и заставило замолчать короля-чародея. Летающая тварь предводителя назгулов шумно забила крыльями, поднимаясь выше.

— Куда же ты… — спокойно вкрадчивый тон нервировал пытающегося улететь кольценосца, и Сарумана почему-то тоже, гораздо больше ненависти и угроз. Встать на ноги на спине воспрявшего духом от мимолетного прикосновения к мыслям недодракона оказалось совсем нетрудно.

Я знаю где моя… твоя дочь. Нужно поспешить, пока они не убили ее, в твоем храме. Такая жертва достойна тебя?

— Что? — В глазах на миг потемнело, напугавшая ангмарского короля всепобеждающая Тьма отступила перед по-человечески болезненным потрясением, меч опустился, уткнувшись в чешуйчатую шею. Летающая тварь, словно желая поддержать, помогла устоять на ногах, отклонившись в сторону.

***

— Силмэриэль, что ты… — Скривившись от невыразимого словами отвращения, Гэндальф медленно, словно прожитые в теле исстари столетия или набравшее свежих сил древнее зло давили на плечи, отворил почти незаметную заднюю дверь храма.