О, Эру… мне уже совсем не хочется это познавать!
Силмэ редко упоминала Илуватара… позволительно ли это вообще создательнице темных тварей и дочери совсем уже не Белого Сарумана? Как бы, наоборот, хуже не стало. А кого ей тогда вспоминать в тяжелые моменты, Моргота?
Помоги мне тогда ты, пожалуйста, Темный Властелин, папа же обзывает меня твоей дочерью, когда сильно злится.
О нет, так еще хуже, надо просто запомнить наконец, что никому нет до нее дела, даже папе, не говоря уж об Эру и Морготе, и самой себе помогать, как уж получится.
Вмешиваться в сознание по-животному мерзко (настоящие животные совсем не так омерзительны) вошедшего в раж орка, чтобы он не разорвал несчастную девушку пополам, все же пришлось. Стены вновь тошнотворно повело в разные стороны, и Силмэриэль успела испугаться, что ей станет плохо, дотерпеть до конца не получится. Проклятая слабость сведет на нет все старания и опозорит перед отцом.
Запах гари, удушливых сернистых вулканических газов резко ударил в нос, возвращая на твердую почву реальности. В горле запершило. Наверное, в мастерских делают… что-то новое, чего раньше не было. Силмэ удивленно покосилась на невозмутимо наблюдающего за противной природе и Эру картиной отца — он даже не поморщился, словно странный запах почудился лишь ей.
Но задать вопрос не успела — мрачная крепость, смутно похожая на знакомый по отцовским мыслям Барад-дур, увенчанная трехрогой вершиной с клубящимися по склонам темными от вулканического пепла испарениями, четко встала перед глазами, через миг развеявшись вместе с непонятно откуда взявшимся только для нее дымом.
— Папа… ты знаешь, что это?
Глаза помимо воли начали слипаться… она потеряла слишком много сил и с удовольствием поспала бы, лучше всего на вершине башни. Пусть там небольшой пятачок твердого и холодного каменного пола, ничем не огороженный по бокам, свежее дыхание ночного ветра и живой свободный мир вокруг того стоят.
— Ты не могла его видеть… — удивился Саруман, забирая готовый вот-вот выпасть из разжавшихся пальцев пустой кубок.
— Ну так что же это?
— Ничего… тебе показалось. Слабость от растраты сил… ты слишком много израсходовала их сегодня. Тебе нужно отдохнуть… искупаться. Это тебя успокоит. Ты раньше любила, помнишь?
Силмэ, испытав смутный укол томительно неприятного чувства, благодарно кивнула, склоняясь к нему на плечо. Ей действительно нравилось плескаться в теплой воде и просто сидеть под струями пара, в раннем детстве, уже и забылось совсем, за множеством лет и неприятных моментов. Потом, правда, перестало, когда она подросла, а отец, наоборот, полюбил составлять ей компанию.
Ладно, пусть он опять будет смотреть на нее и касаться гораздо чаще, чем нужно… она так устала, что ей все равно, и не хочется оставаться одной.
========== Часть 4 ==========
Колеблющиеся огоньки трех свечей в небольшом подсвечнике лишь слегка разогнали полумрак, отражаясь красноватыми бликами в свободно рассыпавшихся по спине густых черных волосах. Необходимость их расчесывать и заботиться о девчонке, отвлекаясь от дел, еще не так давно безмерно раздражала, заставляя желать ее родителям вечных страданий в чертогах Мандоса, или где-то еще.
Но теперь она уже пару сотен лет причесывается сама, не рисует в магических книгах и радует взгляд, несмотря на нечистую кровь. В минуты, когда можно немного отвлечься и отдохнуть.
Это присущее лишь лицам смертных дев несовершенство по-своему завораживает — идеальность слишком холодна и скучна во множество раз повторенной безупречности. Эльфийские красавицы, радующие взгляд правильностью черт древних статуй, слишком похожи друг на друга, и на эти самые статуи.
Неприятное и нелегкое для девушки испытание сделало Силмэ необычно тихой и послушной — хорошо, если надолго — и кое-чему научило. Не пытаться спорить с ним, делать по-своему и показывать свои мнимые способности. Но все же она оказалась гораздо крепче, чем он думал: не позвала на помощь, не сорвалась и не начала лить слезы или резать орков.
На последнее стоило посмотреть, картинка в ее мыслях была очень выразительной, одного орка ради такого не жалко, и вообще не жалко, но девчонка сумела взять себя в руки. Возможно, у нее что-то получилось бы и без его вмешательства.
Только отняло слишком много сил… и хорошо. Силмэриэль прислонилась к стене, полузакрыв глаза, как уставшая после долгого трудового дня крестьянская девушка, вяло пытаясь развязать затянувшийся узел завязки корсажа, словно совсем не желая этого.
— Давай же, Силмэ, я помогу…
Распутать слишком плотную шнуровку можно было и без помощи рук, Силмэ всегда пыталась отстраниться от неприятно холодящих ладоней, но сейчас молча кивнула, лишь еле заметно по-детски сморщив нос. Восхитительно упругая округлая грудь согревала и от мимолетного прикосновения сквозь платье.
Свободные от суетных человеческих страстей эльфы и воплощенные духи еще и слишком холодные… прожитые тысячелетия все больше истончают их, неумолимо превращая в тени. Оттого прекрасных эльфиек порой тянет на смертных, и не только эльфиек, некоторых майар тоже.
Прикосновения к Силмэриэль позволяли сполна утолить жажду упоительно живого тепла, а то, что девчонке это совсем не нравится, — не страшно, так даже лучше, помогает знать свое место. Невысокая плата за спасение жизни… совсем не высокая. Явно недостаточная.
Силмэриэль еще мало лет… до смешного мало по меркам айнур, хотя должно было быть намного больше, потому и внутренний жар не угас. Или кровь темного майа, разбавленная человеческой, и должна быть такой горячей?
— Присядь… — поглубже вдохнув насыщенный теплым водяным паром воздух, Саруман притянул ее к себе на колени. — Я расскажу тебе, что это была за крепость, если так хочешь. Ничего интересного, все давным-давно закончилось…
Почему она вдруг увидела Ангбанд, неужели из-за памяти предков? Не одно тысячелетие наводивший ужас на Средиземье оплот Зла подарил ей жизнь… как иронично. Даже жаль, что нельзя ни с кем обсудить забавный казус.
Именно там, незадолго до разрушившей цитадель Моргота последней битвы Войны Гнева, её мать приглянулась кому-то из тёмных майа. У смертной рабыни наверняка был вздернутый нос и веснушки, с первого взгляда выдающие в Силмэриэль полукровку.
Утолив мимолетную прихоть, помощник Моргота вскоре отдал бы жалкую смертную девку оркам или волколакам, чтобы не напоминала о постыдной слабости. Или просто забыл бы о ней, а пленники в Ангбанде долго не жили, особенно люди, гораздо менее выносливые, чем эльфы.
Поражение Темного Властелина в войне позволило ей избежать столь горькой участи, правда, совсем ненадолго. Бедняжке не повезло дважды — остальные выжившие пленники Ангбанда получили после освобождения возможность забыть его, как страшный сон, а матери Силмэриэль осталось на память дитя от прислужника Зла.
Испытывала ли глупая смертная к будущему ребенку теплые чувства или же ужас и отвращение — неизвестно и совершенно неважно. Бывшая рабыня умерла сразу после родов — из-за подорвавших здоровье трудностей выживания в разоренном войной Белерианде, или смертная в принципе не могла пережить рождение полуайнур — какая разница? Новорожденную полукровку неизбежно постигла бы участь родителей в готовом вот-вот уйти под воду краю, если бы не досадный случай, приведший его туда.
Ошибка в расчетах, давший неожиданный и казавшийся невозможным побочный эффект эксперимент. Саруман чудом избежал глупой и бесславной гибели, и единственной сомнительной наградой за многолетние труды стала лишь постоянно досаждавшая ему мелкая девчонка.
Он мог и не забирать ее — хлопот, проблем и беспокойства нежданное удочерение обещало гораздо больше, чем выгод, — но скрепя сердце все же решил попробовать воспитать помощницу. В основном из-за того, что не видел маленьких полуайнур еще никогда и любопытство возобладало над многочисленными доводами против.
Воспоминания о потраченных впустую времени и силах и обидной неудаче каждый раз портили настроение… еще один повод недолюбливать Силмэриэль, хотя она и стала их последствием, а не причиной. Получить возможность заглядывать в будущее, как Галадриэль, Саруман пытался не одну сотню лет: изучал ее зеркало, разыскивал древние книги, много дней подряд проводил за расчетами и экспериментами.
