Этого только не хватало.

– Не надо со мной х-ходить! – она старалась звучать яростно, но голос предательски дрогнул, выдавая ее истинное внутреннее состояние сейчас.

– Либо с Митчем, либо прямо здесь, красавица, – хмыкнув, произнес Скабиор. – Выбирай.

Гермиона выдохнула через рот, нижняя губа задрожала.

– Вы… не можете… так. Это… бесчеловечно, – запинаясь, проговорила она.

Ответом ей были смешки, мерзкие ухмылки и холодные, с издевкой взгляды.

Это очень жестокая насмешка. Как у них только хватает наглости… Хотя… Эти егеря, наверное, совсем озверели за то время, что охотились по лесам за ни в чем не повинными волшебниками. Глупо ждать от них эмпатии, тем более по отношению к врагу. Однако, проблема оставалась в повешенном состоянии, и девушка не могла даже в страшном сне вообразить, как она будет реализовывать любой из двух предложенных ей сценариев. И от этого хотелось расплакаться. Но раздавшийся за спиной одного из егерей хрипловатый и какой-то уставший голос смутил ее еще сильнее.

– Я с ней схожу.

Гермиона была так удивлена его стремлением и одновременно напугана перспективой остаться с ним наедине, что, погрузившись в свои переживания, упустила тот момент, когда Долохов преодолел расстояние между ними и, оказавшись рядом, схватил ее за ворот куртки.

– Пошли, грязнокровка, – резко сказал он, дернув ее на себя, при этом не удостоив девушку и коротким взглядом.

– Н-нет, – попыталась отбиться Гермиона.

В тщетной надежде увеличить дистанцию между ними, гриффиндорка непроизвольно уперлась ладошкой мужчине в торс, и тогда впервые глаза цвета морозного шоколада впились в ее медовые. Почти рефлекторно девушка резко отдернула руку. Пальцы подрагивали от отчетливо видимого страха, и губы Долохова, до этого времени плотно сомкнутые, чуть растянулись в подобие улыбки, впрочем, лишь на пару секунд.

– Это не предложение, – произнес он тоном, не допускающим возращений.

Сказав это, мужчина сделал шаг вперед, потянув Гермиону за собой.

– А с нами не хочешь это обсудить? – все еще пребывая в уверенности, что он тут главный, чуть повысив голос, обратился к Долохову Скабиор.

– Нет, – бросил Антонин, ни на секунду не замедлившись и не обернувшись, а продолжая тащить девушку следом.

Видимо, не желая испытывать судьбу, Скабиор никак не прокомментировал ответ Долохова, лишь пробурчал себе что-то под нос, так тихо, что слышать мог только он сам.

***

Оказавшись на значительном расстоянии от места привала, там, откуда егерей уже не было видно, Долохов остановился и разжал пальцы руки, которой до этого сжимал ворот куртки Гермионы. Девушка тут же отступила на пару шагов и с тревогой покосилась на мужчину.

– Ну и что ты уставилась на меня? – спросил Долохов спустя несколько секунд молчаливых переглядываний. – Вон те кусты вполне тебе подойдут, – он кивнул в сторону густого кустарника, который рос в паре метров от места, где они стояли. – Или ты уже передумала? Тогда пошли обратно.

– Не передумала, – с толикой раздражения проговорила девушка, посмотрев на кусты, а потом обратно на мужчину. – Я… отойду подальше.

– Нет, не отойдешь, – последовал ответ, наполненный арктическим холодом. – Серьезно, грязнокровка, ты в самом деле думаешь, что мне есть до тебя дело? Мне вполне хватает проблем.

– Если Вам ничего от меня не надо, зачем Вы вызвались сопровождать меня?

– Считай это актом милосердия, – произнес мужчина. – И я уже начинаю об этом жалеть.

Неожиданно для самой себя, Гермиона тихо хмыкнула.

– И что это еще значит, грязнокровка? – с вызовом спросил Долохов, остановив на ней сосредоточенный взор.

Поняв, что играет с огнем, Гермиона вся поджалась, но гордость не позволила ей отступить. Она тихонько выдохнула, успокаивая бешено колотящееся сердце, а потом, стараясь звучать безразлично, произнесла:

– Весьма иронично, когда Пожиратель Смерти говорит о милосердии, учитывая все те ужасы, которые Вы и Ваши товарищи творите в Британии.

На пару секунд пристальный взгляд Долохова задержался на девушке, а потом он неожиданно отвернулся в сторону и будто задумался над чем-то.

Взмах волшебной палочки, и наложенное заклятье разнесло хлипкую деревянную дверь в щепки, попутно развеяв два Запирающих. Какая убогая попытка остановить его.

Долохов вошел в комнатку и осмотрелся. Пробежавшись глазами по периметру помещения, он обратил внимание на двустворчатый шкаф, стоящий у окна. Это было бы смешно, если бы не цель его прихода в этот дом. Антонин неспешно подошел к шкафу, но едва он вскинул древко, чтобы отпереть его, как дверь распахнулась сама под воздействием боевого заклинания. Отбить его было не сложно. И следующее Боевое тоже. А потом он невербально выбил палочку из руки худощавой девушки, и та отпрянула к стенке шкафа.

Такая юная…

Из-за ее плеча выглядывал мальчик лет пяти. Девушка пыталась закрыть его собой, расставив руки в стороны.

С минуту они просто смотрели друг на друга. Острый, как у хищника, взгляд Пожирателя и полный ужаса и безнадежности взгляд невинной девушки, которой не повезло оказаться дочерью высокопоставленного чиновника Министерства.

– Умоляю Вас! – дрожащий, сиплый от рыданий голосок.

До чего же наивно. Она и правда верит, что мольба ее спасет. А может, это что-то вроде рефлекса в ситуации абсолютного отчаяния?

– Моему брату всего четыре года. Прошу… Проявите милосердие!

Глупая маленькая девочка.

Он вздохнул, снова вскидывая палочку.

– Ты этого не понимаешь, но то, что я делаю, и есть милосердие.

За пару секунд до того, как она услышала последние в ее жизни слова, из глаз цвета незабудок исчез страх, и его место заняло осознание. Надежда на пощаду растаяла, скатившись одинокой слезой по ее щеке…

Долохов тряхнул головой, отгоняя неожиданно всплывшее болезненное воспоминание. Его снова накрыло. Последнее время это происходит все чаще. Это что, крики совести? Не вовремя. Очень не вовремя. Он не может сейчас проявлять слабость. Это вопрос выживания. Он прикрыл глаза всего на несколько секунд, чтобы собраться с мыслями.

– Знаешь, что действительно иронично, грязнокровка? – Долохов снова посмотрел на Гермиону. – Когда маленькая маггла, так старательно пытающаяся с момента перехода через барьер развенчать стереотипы о людях ее происхождения, сама полна предубеждений.

К ее удивлению, он хорошо изучил ее. И пусть даже в этот раз он оказался прав, она не станет терпеть подобное. Гермиона нахмурилась и скрестила руки на груди.

– Я вовсе не пыталась никому ничего доказать! – воскликнула она. – Я такая, какая есть.

Губы Долохова изогнулись в усмешке. Значит, его догадка оказалась верной. Впрочем, это было легко. Девочка все делает с таким рвением… Даже во время дуэли было очевидно, что она не только сразить противника пыталась, но и убедить окружающих, что способна на многое.

В его улыбке Гермиона видела лишь издевку. И это разозлило ее по-настоящему. А Долохов явно смаковал ту обиду, которая, она была уверена, отразилась на ее лице.

– Может, конечно, я иногда чересчур напориста и близко к сердцу принимаю многие вещи, – не желая сдаваться, продолжила она, – но… мне нечего стыдиться, потому что моя совесть чиста. Я знаю, что борюсь за то, за что действительно нужно бороться. За мир, за добро. А что насчет Вас? – гриффиндорская бесшабашность, сидящая глубоко в ней, в очередной раз дала о себе знать, как только Гермиона вспомнила о несчастных, пострадавших от рук Пожирателей, и самого Долохова. – Вы пытали и убивали невинных людей. Не только взрослых, но и детей. Совсем маленьких детей. У Вас нет права упрекать меня в чем-то. Это Вам должно быть стыдно. За все, что вы совершили.

Сказала и тут же пожалела. Но было уже поздно.

Гермиона сама не понимала, что на нее нашло. Казалось, ей просто нужно было скинуть с себя весь тот стресс, который накапливался за эти долгие месяцы странствий. Вероятно, это груз оказался слишком неподъёмным для ее хрупких плеч. Из-за Волдеморта и его приспешников она вынуждена была попрощаться с родителями, вся ее жизнь развалилась всего за пару минут. И Долохов пусть и не прямо, но тоже виноват в ее бедах.