— Не сейчас? А когда? Что ты хочешь сказать?

— Мичиган должен позаботиться о себе. Мы уже уклонились от абсурдных требований федерального правительства послать нашу Национальную гвардию сражаться за другие штаты, а не за наш собственный.

Он качнул бокал.

— Как долго, по-твоему, продержится федеральное правительство? С отключением связи они едва могут связаться со своими губернаторами, не говоря уже о том, чтобы руководить страной. Ты ведь видишь, что происходит?

Губернатор Даффилд уставился на него пустым взглядом, страх сделал его слепым дураком.

— Соглашение, подписанное Калифорнией, Орегоном и штатом Вашингтон, — продолжил Генерал с невероятным терпением, которого, впрочем, не чувствовал. — Они защищают друг друга, консолидируют власть. Думаешь, они захотят ее отдать? Нет, не захотят. Когда пыль осядет, страна, которая возникнет, будет совсем не похожа на ту, что была раньше. Я сомневаюсь, что федеральное правительство вообще будет существовать. А если и сохранится, то будет выхолощено. Власть будет начинаться и заканчиваться в штатах, которые выжили.

Покрутив кубики в бокале, он поднес напиток к губам и сделал большой глоток. Закрыв глаза, поставил бокал на стол и стал смаковать вкус, перекатывая жидкость на языке.

После продолжительной паузы Генерал открыл глаза и выдохнул, испытывая наслаждение. Губернатор Даффилд наблюдал за ним с тихой паникой.

Генерал отставил бокал.

— Немногие, если вообще кто-либо, из тех, кто обладал властью до ЭМИ, будут держать бразды правления, когда система вернется в строй. Вопрос в том, будешь ли ты и дальше подчиняться федералам, отчаявшейся и напуганной группе старых, дряхлых, изживших себя людей, хватающихся за прошлое, которое давно прошло? Или захочешь быть тем, кто восстанет из пепла?

Губернатор облизал губы, нервно вздрогнул и посмотрел в окно. Он потер руки, согреваясь.

— Я не знаю…

Для экономии энергии генераторы отключались на вечер. Сумерки окутали Лансинг, тени вторглись в углы кабинета генерала.

— Оставь своих солдат здесь. Пусть Иллинойс горит. Когда придет время, предложи свою помощь. За определенную плату.

— А что если хаос в Иллинойсе перекинется на Мичиган? Чикаго прямо за углом. Все, что им нужно сделать, это…

— Они этого не сделают.

— Откуда ты знаешь?

— Мы защитим Мичиган. А когда придет время — и только тогда — весь Средний Запад. Но только когда мы будем у власти.

Его цель заключалась в том, чтобы удержать беспорядки по ту сторону границы на уровне контролируемого кипения — кипения, не выходящего за пределы кастрюли. Беспорядок в Иллинойсе мог пойти только на пользу Мичигану.

Губернатор Иллинойса Джим Строун и новый губернатор Индианы Сьюзан Райт-Мэй оставались единственными игроками на Среднем Западе, представлявшими хоть какую-то угрозу. Мэр Чикаго проводил отпуск в Канкуне, когда произошел удар ЭМИ. Он считался мертвым — его город пылал.

Генералу не важны Огайо, Висконсин или Миссури; он сможет разобраться с ними позже.

— Иногда лучше подрывать своих врагов скрытно, чем бить их прямо.

Губернатор Даффилд почесал свои обвисшие щеки и нахмурился.

— А что думает Лорен?

Генерал с трудом сдерживал свое отвращение. Он представил, как голыми руками сжимает бледную шею секретаря штата. Вместо этого он улыбнулся, безмерно довольный тем, что женщина отсутствует и не может помешать его махинациям.

— У государственного секретаря много достоинств. Как ориентироваться в этом смелом новом мире и выйти на первое место — не одно из них.

— Бросить вызов федеральному правительству — это преступление. Это политическое самоубийство… разве нет?

Губернатор Даффилд хотел, чтобы его убедили. Чтобы Генерал его убедил.

— Белый дом не понимает ни местных сил, ни растущих угроз, стоящих перед нами. У них своя война за границей. Но этот прекрасный штат перестанет существовать, если мы не предпримем меры сейчас, чтобы спасти то, что можем.

— Как?

— Позволь мне прояснить, По придет. И он принесет с собой разрушения. Если мы выйдем ему навстречу под федеральной или иллинойской юрисдикцией, мы потеряем наших людей и преимущество. Тогда По обрушится на нас как цунами, и мы тоже падем перед ним.

— Однако я предлагаю другую тактику. Мы укрепим наши собственные ресурсы. Укрепим наши силы. Выберем, когда и как встретить его, как только он пересечет границу Мичигана.

Пусть Иллинойс тратит свои ресурсы на ослабление По и его Синдиката — тогда он и губернатор придут и уничтожат отставших и укрепят свой контроль над Средним Западом.

Генерал сделал шаг к губернатору Даффилду и положил благожелательно руку на его предплечье.

— Не беспокойся об этом. Тебе и так есть с чем разбираться. Предоставь это мне. Я обеспечу безопасность нашего штата. Дай мне власть, и ты не пожалеешь об этом.

— Я не могу этого сделать. Конгресс должен…

— Конгресс мертв. Старые способы ведения дел мертвы. У тебя есть власть. Тебе решать.

Намек на сомнение затаился в тонких морщинах лица Даффилда.

— Скажи, что у тебя есть план.

— Дай мне солдат, и я спасу Мичиган. Будь уверен, твое имя войдет в историю, и то, как будущие поколения запомнят его, на сто процентов зависит от того, что ты сделаешь сейчас.

Неохотно, губернатор Даффилд кивнул.

И тут все встало на свои места, его морщинистые губы растянулись в тонкую болезненную улыбку. Он был стар, но не дряхл. Он жаждал власти.

Генри Даффилд хотел воспользоваться обещанием, которое давал ему Генерал. В обмен он даст Генералу все, что тот пожелает.

— Скажи мне, что тебе нужно, — велел губернатор.

Генерал думал о своей погибшей дочери. Он думал о своем наследии. Еще немного, и он будет держать все карты в руках. Потом, и только потом, он расставит ловушку.

Он улыбнулся.

Глава 45

Квинн

Сотый день

Все складывалось иначе, чем думала Квинн.

Они ехали в караване из двадцати пяти машин, проникнув на окраины Сент-Джо, остановились у магазина светильников, чтобы разбить десятитысячедолларовые люстры булавами, начиненными лезвиями. Опрокидывали стеллажи с одеждой и разрывали шелковые платья копьями в бутике одежды. Раскалывали молотками компьютеры и ноутбуки в магазине электроники. Кромсали картины в художественной галерее.

С каждым новым магазином или предприятием группа доводила себя до исступления, впадая в неистовство. Их глаза остекленели, движения стали дергаными и несдержанными, они кричали и визжали в бешеном ликовании.

Похоже, им нравилось жестоко уничтожать все, что попадало в поле зрения, без всякой причины.

Может быть, в этом и заключалось очарование.

Нет причины, нет смысла, нет правильного или неправильного.

Это освобождает тебя, говорил ей Ксандер. Все, чему их учило общество, ложь — срывая эту ложь, они становились свободными и могли делать и быть теми, кем хотели.

Они проскочили через модную кофейню под названием «Жареные бобы» — из тех, что предлагают чаи-латте, пирожные без глютена, органические кексы и натуральный кофе, обжаренный вручную.

Они разрушали все, что попадалось им под руку, вырывая приборы из нержавеющей стали со стен и прилавков и бросая их в стеклянные окна, а затем оскверняя каждую стену граффити.

Надпись «Смерть власти» красовалась на каждой поверхности.

Наблюдая за ними, Квинн не могла не содрогнуться. Она вспомнила разграбленные особняки вдоль реки, тело, свисающее с дерева, те же слова, написанные на картонной табличке, приколотой к груди трупа.

Эта часть была глупой, дурацкой. Бессмысленной и нелепой.

Они способны на гораздо, гораздо худшее.

Квинн огляделась вокруг, чувствуя себя не в своей тарелке, нервы были на пределе. Она осмотрела вход в «Жареные бобы» и поискала Саттера, пока колотила кувалдой по стенду.

Последний раз она видела его, когда он вместе с Джеттом и Рокко спускался по улице, разбивая витрины магазина ковров и плитки.