– Не помню. Наверное, дома осталась.
– Её никак не забрать оттуда?
– Скорее всего, нет.
– Покажешь рисунок?
– Конечно, вот, – она продемонстрировала своё творчество. Выглядело неплохо .
– Ты хорошо рисуешь.
– Спасибо. У меня просто рука уже набита на этих животных. Над моей кроватью сотни рисунков коал. Я всегда дарю по одному Николай Николаевичу, Олесе, Елене Ивановне, Алле Петровне… Могу и тебе подарить.
– Если можно.
– Только давай я этот дорисую. Сделаю лучше, – глаза заискрились, они были наполнены жизнью несмотря ни на что, – я просто ведь не знала, что у меня так неожиданно новые друзья появятся.
– И я не знал.
– А ты в курсе, что они в Австралии только живут?
– Мне казалось, что ещё где-то.
– Нет. Они прямо как кенгуру. Вообще все сумчатые только в Австралии обитают. Я это по телевизору услышала.
– Я знаю, что кенгуру очень драчливые.
– Правда?
– Да. Видел пару видео, где они дерутся, как настоящие рестлеры.
– Это кто?
– Дядьки, которые в клетке борются.
– А. Илья такое любит смотреть. Ты кстати бывал в Австралии?
– Нет. Но хотел бы.
– Я тоже, – улыбнулась она. – Работала бы в приюте для коал и панд. Перекладывала их бы с одного места на другое.
– Интересно.
– А ты почему?
– Там большой риф, – вспоминал Назар, – самый длинные по протяженности заросли подводных кораллов. Там много различных рыб, медуз, осьминогов. Хотелось бы там поплавать с маской и трубкой, поглядеть на них.
– А как бы ты туда добрался?
– Можно было бы нанять лодку. Или самому доплыть.
– Там есть акулы?
– Наверное.
– Хотя конечно они там есть. Везде, где красиво ,очень опасно.
– Точно. А еще там волны достигают самой большой высоты на планете. Почти как цунами.
– А как же тогда на кораллы смотрят?
– Там же волны не всегда, – заверил Назар, – только в какое-то особое время года.
– Зимой, наверное.
– Наверное.
– Может, когда-нибудь удастся съездить, – подбодрила Лиля.
Назар замолчал, ему стало не по себе. Мало людей он встречал, которым не мог смотреть долго в глаза, но эта девочка оказалась одной из тех.
– Хочешь я проведу тебе экскурсию? – пришла она сама ему же на помощь.
– Хотелось бы. А то я совсем тут ничего не знаю. Елена Ивановна меня бросила и убежала.
– Тогда возьму на себе на недолго её обязанности. Пойдём.
Она резко вскочила, но затем остепенилась и замедлила темп. Быстрые движения, видимо, ей были противопоказаны. Лиля совсем выглядела худой, её нога была толщиной с руку Назара . Но активности при всём этом ей было не занимать.
–Пойдём сначала к нашим бабушкам, – взяв роль гида, гордо заявила Лиля.
Они зашли в двухместную палату. На одной лежала женщина моложе, на другой старенькая маленькая старушка.
– Вот у неё Паркинсон и полная амнезия, – присела Лиля к женщине, – нашли на улице во время приступа судорог. Не знаю, может, в тот момент она ударилась головой или уже прежде ничего не помнила… Имени своего не знает, документов при себе не имела. Вначале ещё разговаривала, сейчас вообще ни на что практически не реагирует. Мы её прозвали Соня, потому что постоянно спит… Но с открытыми глазами.
Женщина лежала с открытым ртом буквой «о». Губы запали и по краям засохли слюни. Глаза смотрели в пустоту. Конечности выглядели хаотично перекрученными: руки в запястьях смахивали на куриные лапки, ноги в коленях были обращены в противоположные друг от друга стороны. Женщина почти сваливалась с кровати. Назар попробовал её передвинуть, но её тело оказалось каменным. Члены были словно загипсованы в одном положении. Пациентка никак не отреагировала на прикосновения. Она издавала слабый стонущий звук, который, кажется, являлся её единственной возможной речью.
– Она не подвижна, – подметила Лиля, но все равно своей хилой помощью посодействовала Назару. Вместе у них получилось передвинуть больную на середину.
Парень ничего не мог сказать. В носу стояла вонь от засохшей мочи и памперсов. Душа испытывала страх и жалость. Назар мог долго глядеть на неё и ужасаться. Конечно, он много читал и был знаком с такими формами болезни, но для того, чтобы вживую столкнуться с незавидной судьбой другого человека, никто не может быть до конца морально подготовлен.
–А это Никитишна, – перешла к другой койке Лиля, – она глухая, слепая и тоже не особо общительна. Вчера или позавчера прекратила есть и вот так вот теперь постоянно лежит.
Крохотная бабушка свернулась в позу эмбриона, подложив дряблые руки под длинные седые волосы. Иногда она поднимала тяжелые морщинистые веки, но затем вновь безразлично их опускала.
– С ней и до этого тяжело было беседовать. Она помнила только моменты из своего далекого прошлого. Как жила в деревне, доила корову, ухаживала за детьми и за мамой, пока муж работал в колхозе. Но в настоящем времени очень путается. К ней иногда заходят её сыновья, но она их даже не узнаёт или называет именами своих братьев.
– Сколько ей лет?
– 93.
Так выглядела угасающая жизнь. Жизнь, которая как и текла незаметно, так и исчезнет бесследно. Никто уже не вспомнит её детали, её яркие моменты, её воспоминания, даже сам хозяин этой жизни их окончательно позабыл. Всё стерлось, перемешалось и стало ничем.
– Здесь иногда понимаешь, как хорошо, что ты не доживешь до старости, – усмехнулась Лиля.
Назар подумал, что если бы захватил с собой сейчас дневник, то обязательно бы записал следующее:
«У тебя имеется всегда повод стараться быть счастливым. Ведь всегда есть жизни хуже, чем твоя».
– Пойдём дальше.
Девочка поднялась и направилась к выходу.
– Тут вот лежит наш Ворчун, – она не стала заходить в следующую палату, – дедушка очень злой и вредный. Я с ним никогда даже не разговаривала.
– А он может говорить?
– Да, но в основном, лишь бранится. Никого к себе не желает подпускать, всех отталкивает. Как мне известно, его Николай Николаевич нашел дождливой холодной осенью возле канализационных труб. Знаешь… Из которых пар выходит… На них ещё обычно кошки сидят…
Назар кивнул.
– Так вот он там лежал, завернутый в дубленку. А до этого он жил то в подвале, то в канализации. В общем, бездомный.
Парень заглянул в дверную щель и увидел бородатого старика. Тот сидел, свесив ноги с кровати, и смотрел через оконное стекло на улицу.
– А вот тут, – сменила девочка голос на более веселый, – живёт Алексеевна. Она хорошая. Стихи любит рассказывать наизусть. У неё такой же диагноз, как и у меня.
Ребята зашли в одноместную палату. Старушка лежала под капельницей. Особой массой тела, как и все, не обладала, но выглядела активной. Несмотря на морщины и седину было очевидно , что являлась красавицей в молодости.
– Ой, Лилечка, привет, – она хотела бы от радости говорить больше, но становилось тяжело, – как ты?
– Здрасте, – обняла девочка бабушку как родную, – у меня всё хорошо. Я к вам привела познакомиться нового врача.
– Ой, да ты что! Вот теперь заживем, как на самом настоящем курорте с таким обслуживанием, – пошутила Алексеевна, но затем с болью закашляла. Лицо вмиг сменилось на страдальческое.
– Меня Назар зовут.
– А по имени отчеству? А то я так не могу с врачами.
– Да я не врач.
– Но все же.
– Андреевич.
– А я Маргарита Алексеевна. Теперь будем знакомы, – она с трудом протянула руку и легонько, на сколько позволяли силы, пожала пальцы парня. -Ты бы предупредила, Лиль, я бы хоть в порядок себя привела…
– Вы и так что надо выглядите! – подбодрила Лиля.
– Скоро с тобой обязательно на танцы пойдём. Как я в свои молодые годы. Все кавалеры будут наши. Платье тебе подберем. Знаешь, какое?
– Какое?
– Такое вульгарное, экспрессивное! – В красках описывала старушка. – Как на лучших карнавал Рио! Возьмем с тобой дорогущее каберне и отправимся в кабак танцевать всю ночь танго.