Как-то недавно, а может и давно, в одной небольшой скромной семье кроликов, которая проживала на широкой лужайке в тихом далёком лесу, появился весьма нетипичный крольчонок. Вообще-то крольчат появилось несколько, как это обычно и бывает у кроликов, но вот этот крольчонок удался не очень типичным, можно даже сказать незаурядным крольчонком.

Все остальные крольчата, как им и положено, ведут себя сообразно кроличьей породе: снуют по норке, пищат меж собой, трутся боками друг о дружку, ушками шевелят, тычутся своими смешными носиками в мамино брюшко, ищут молочка, а этот малыш держится особняком ото всех, вроде как отщепенец. Присел в сторонке, навострил ушки, ни к кому не лезет, не снуёт, не пищит, а лишь ёжится да жмётся к полу, словно исчезнуть хочет или сквозь землю провалиться.

По нему видно, что он здесь чувствуется себя, как не в своей тарелке, будто он тут чужой или боится чего, остерегается своих братьев. А те так и льнут к матушке-крольчихе, молочка у неё выпрашивают да тут же кушают. А как наедятся, сразу спят, носиками сопят. Ну а тот одиночка так и продолжает сидеть в сторонке; не то стесняется, не то скромничает, вроде уже и боятся-то некого, никто ему не мешает, братья-то спят, а он по-прежнему к матери не движется. Тут уж крольчиха не выдержала и взяла на себя инициативу, подскочила к нему и по-своему, по-матерински говорит.

– Ты чего это малыш со всеми вместе не ешь?… может, сил у тебя нет? или просто болеешь?… – спрашивает она, а крольчонок бедняжка ей в ответ лишь носиком шевелит и ничего не говорит, маленький ещё, не умеет. Тогда крольчиха нежность проявила, сама его к себе под брюшко подложила. И вот только теперь крольчонок принялся кушать, учуял молочко и давай питаться. Ну, недаром же кроличий род называется – млекопитающие.

Впрочем, на свете ещё много всяких видов животных относящихся к этой классификации; разные белочки, бурундучки, лисы, медведи, слоны, львы, обезьяны и даже океанические киты с дельфинами, хотя многие несведущие принимают их за рыб, что большое заблуждение. Но сейчас не об этом, а о милом крохе крольчонке, который вдоволь наевшись маминого молочка, так же, как и его братья сразу задремал. В конечном итоге в норке наступила тишина и спокойствие.

Правда это длилось не очень-то и долго. Едва мама-крольчиха успела сама перекусить свежей травки снаружи, как крольчата начали просыпаться и просить добавки. Естественно кормление продолжилось. Однако тот одинокий крольчонок по-прежнему оставался на старом месте, и, не мешая другим крольчатам, смиренно ждал своей очереди. И вскоре она подошла, братья-кролики быстро наелись и снова завалились спать, а мама опять взялась кормить его одного.

Крольчиха уже ни о чём не спрашивала своего одинокого сыночка, а просто кормила. Ну, подумаешь, хочет он питаться отдельно ото всех, ну и пусть питается, лишь бы не плакал и был сыт. Полагаю, такого же мнения придерживалась бы любая мать-кормилица. А потому всё дальше так и пошло, такой приём питания стал повторяться каждый день: сначала ели старшие братья, а уже затем отдельно кроха малыш. При этом матушка-крольчиха несколько раз всё же пыталась приучить сыночка к общему столу, но тот никак не стремился к остальным, так и держался особняком.

Меж тем время шло, и крольчата стали неизбежно подрастать. Они уже начали достаточно хорошо видеть, слышать и двигаться, чтобы выходить из норки наружу: поразмяться, прогуляться. Честно говоря, дома им было уже тесновато. Да и ребячий азарт в них проснулся, крольчатам было любопытно посмотреть на белый свет, на всё то, что находится за порогом их дома, ведь это так интересно изучать окружающий мир.

И всё бы хорошо, да только тот одинокий малыш так и продолжал сторониться своих братьев. Ну а те в свою очередь дружно веселились, бегали, скакали по поляне, и не преминули придумать своему особенному братцу обидное прозвище. Назвали его «ромашка» в честь цветков, которые росли на поляне поодиночке и казались крольчатам такими же смешными и жалкими, как и их братик.

И тут стоит заметить, что не только кролики страдают таким безобразием, как придумывать своим близким разные обидные клички, и среди людей тоже такое зачастую встречается. Бывает, держится особняком какой-нибудь робкий мальчуган от общей ватаги ребят, так его непременно назовут «маменькиным сынком», «очкариком» или «ботаником», хотя на самом деле он не тот и не другой, а просто ему больше по нраву одиночество. Есть такой тип людей, для них быть отшельником излюбленное дело. Им лишь бы сидеть где-нибудь в тиши в беседке, или на лужке в парке, либо в саду, да мечтать о чём-то светлом и прекрасном. И это нормально. Потом из таких одиночек вырастают либо поэты, либо учёные, либо просто хорошие, добрые романтики.

Вот и этот крольчонок тоже всё больше предпочитал уединённые прогулки и тихие вечера подальше от веселящихся, шумных братьев. Он вполне разумно и даже умиротворённо принял прозвище, которое дали ему братья. Более того, оно ему очень понравилось, он воспринял его как своё собственное имя, спокойно откликался на него и при этом не раз пошучивал.

– Ну и что такого в имени моём, подумаешь, меня зовут цветком, зато теперь никто ко мне не пристаёт и в поле бегать не зовёт!… – несколько рифмовано и даже поэтично радовался он своему одиночеству. Ему всё нравилось вокруг: и деревья с их зелёной кроной, и небо над ними, и густой кустарник по краям поляны, и сама поляна, и свежая трава на ней, которую можно было пощипать и сытно перекусить, или просто любоваться тем как её стебельки забавно колышутся на ветру. При этом случалось, он так увлекался и так далеко забегал, что маме-крольчихе приходилось неоднократно его искать.

Уж она и звала его, и кричала, и прыгала, и скакала по поляне, а он, устроившись где-нибудь в закутке, наблюдал, как стрекочет кузнечик, или как ползёт гусеница, или как муравей тащит груз, превосходящий его по весу в несколько раз. В общем, изучал природу. А со стороны всё это выглядело немножко смешно. Представьте себе картину – увлечённый сынишка-крольчонок зачарованно сидит где-то в кустах, а его мама скачет по поляне и зовёт его по имени.

– Ромашка!… Ромашка!… Ромашка!… – кричала она. И конечно незнакомые со всей подоплёкой обитатели леса могли бы подумать, что это какая-то впечатлительная крольчиха скачет по поляне и вдохновенно радуется цветам ромашкам, тут же растущим. Не правда ли, забавная картина, здесь есть над чем улыбнуться.

Однако самой маме-крольчихе в этот момент было не до улыбок, ведь, во-первых, это всё-таки лес и здесь полно всего страшного и опасного, взять хотя бы тех же хищников, они так и шныряют повсюду. А во-вторых, мама подчинялась инстинкту, и элементарно загоняла всех своих отпрысков на ночь домой. Вообще-то все мамы так делают вечером: и лосихи, и бобрихи, и слонихи, абсолютно все на ночь забирают своих детёнышей поближе к себе. И тут уж ничего не поделаешь, материнский инстинкт сильнее всех обстоятельств, и его следует уважать. Так что если вас мама зовёт домой, то это надо беспрекословно выполнять.

И, разумеется, маленький Ромашка, услышав, как мама зовёт его, тоже беспрекословно выполнял её требования, откликался и бежал скорей домой. Ну а когда вся семья собиралась вместе в норке, то тут же наступал мир и спокойствие. Никто уже не спорил, не ссорился, не обзывался, и все быстро засыпали до следующего утра. Правда Ромашка, как и прежде, держался чуть в сторонке, хотя тепла домашнего очага хватала и ему. Одним словом, всем было уютно и тепло. Таким образом, прошла ещё одна неделя.

За последние дни крольчата сильно подросли, похорошели и даже как-то возмужали. А надо заметить, что кролики вообще быстро растут и также скоро взрослеют. Впрочем, далеко не все одинаково, в этом есть свои нюансы, ведь порой недостаточно просто повзрослеть, надо ещё умудриться и поумнеть, а вот это не у каждого получается. Взрослеют многие, а ума набираются, к сожалению, единицы. И в этом случае всё было именно так. Старшие братья Ромашки держались все вместе. Вместе играли, безобразничали, шкодили, забавлялись, и конечно не очень-то старались получить хоть какие-то познания. Для них всякие там развлечения и игры были дороже опыта и обучения.