– Чайник это хорошо

, я бы щас сама чайку выпила, – отрываясь от недорисованной лилии, – чайник, говоришь, – задумчиво, – чайник, чайник, чайник! Артур, идиот недоделанный, ты же газ не выключил под чайником!

– Бежим к машине

!

   Две пожарные машины

, разбитое стекло на четвёртом этаже, толпы зевак внизу и обгоревший чайник как улика рядом с капитаном полиции, составляющим протокол на обломке стула.

Эстафета потерянной связи

   Дождь буйно бился в окно

, рассыпаясь мутным бисером по стеклу. Юра Павлович с грустью смотрел во двор и думал, что дальше так продолжаться не может, за спиной звонко с переливами кричала жена. Наконец дождь приутих. Петляя между неровностями асфальта, новообразовавшийся ручеёк стремительно потёк по улице, вливаясь в свинцовые лужи с лопающимися пузырьками на поверхности.

   С годами у Тани начал меняться характер

, из когда-то весёлой сероглазой девчонки, которую Юра полюбил, будучи молодым югославским студентом, она постепенно превращалась в сварливую, но всё ещё приятную женщину. После стольких лет совместной жизни, когда был испит весь нектар любви, а сам цветок страсти стал увядать, осыпаясь лепестками лет, супружеская жизнь начала давать трещины. Если раньше они шли на уступки в своих ссорах, чтобы избежать конфликтной ситуации, залог брачной экзистенции, то сейчас малейший спор у них грозил перерасти в скандал.

   На диване рядом с Юрой сидел пёс породы бордер

–колли, уткнувшись влажным носом ему в ладонь, терпеливо сопя чёрным как деготь носом, он старался поймать взгляд хозяина каждый раз, когда тот начинал говорить.

   Новый сильный порыв ветра окатил окно густым дождём и с грозным воем обиженно отлетел

, растворяясь в худых макушках осиротевших от непогоды берёз. Юра Павлович наконец оторвал взгляд от окна и твёрдым голосом сказал:

– Таня

, с меня хватит, расходимся! – Крик сразу прекратился, наступило молчание.

– Я принял это решение

, оно окончательно и бесповоротно.

– Мне всё равно

, поступай как хочешь, это не жизнь, как мы живём, – с печалью в голосе отозвалась она.

– Первое время я поживу в деревне

, а потом продадим квартиру и разведёмся.

– Как скажешь

, мне безразлично, – с холодком ответила она, нервно поправляя волосы.

   Раннее утро

, скрип половых досок, шорохи, странные постукивания на чердаке, это те звуки, которыми всегда полон старый деревенский дом. Где-то рядом за окном хрипло, с надрывом, орёт обезумевший спросонья петух, жалуется сойка, бубнит горлица. Юра тихонько высунул нос из-под одеяла и невольно принюхался: пахло сыростью, дровами, мышами и ещё чем-то непонятным, похожим на смолу. Сбросив одеяло на пол, он поднялся с кровати, поёживаясь от сырости, в одном тапке на босу ногу покачиваясь поплёлся в туалет, скрипя половицами. В прихожей на стене в дешёвой рамке висела картина с примитивными сценками из жизни французских моряков. Два небольших чемодана лежали нераспакованные на столе. Есть в доме было нечего.

   Может

, выйти молока купить у соседки, подумал Юра, натягивая штаны. Нащупав в кармане заветный трёшник, он вышел во двор. Первые оранжевые лучики солнца из-под сосновых макушек. От леса шла утренняя дымка, где-то усердно бился дятел головой о больное дерево, куковала кукушка, зовя себе партнёра. Как миллионы лет назад, свет, источник жизни, пробуждал природу. Неожиданно на поляне появилась лиса среди зарослей дикого шиповника, она остановилась, повернув рыжую любопытную мордочку, и уставилась на Павловича, собака тут же привстала и угрожающе зарычала.

– Спокойно

, Джим, спокойно, не кипятись, дружище, – прошептал Юра, зевая.

   Лиса продолжала смотреть в глаза

, окаменев на мгновение, через пару минут из кустов вынырнули четыре лисёнка и бросились к матери, вместе они быстро побежали в лес. Природа, подумал Павлович, поёжившись от свежести, как только люди живут в городе, и, весело хихикнув неизвестно чему, пошёл в сторону соседского двора. Странно, но у него почему-то появился прилив сил и поднялось настроение.

– Петровна

, ты дома

?

– крикнул он в сторону раскрытого окна, встав на цыпочки, заглядывая через низкий забор.

– Дома

, где мне ещё быть, а это ты, милок, когда приехал, надолго

?

– Да так

, побуду чуток.

– Таня как поживает

?

– Всё нормально

, привет передавала.

– Вот спасибо ей

, если чего понадобится, ты это того, не стесняйся, заходи.

– Кстати

, Петровна, молока не осталось у тебя случайно, я заплачу.

   По возвращении от соседки у Юры на столе оказались два огурца

, огромный помидор «бычье сердце», бутылка с молоком и полбуханки свежевыпеченного, тёплого хлеба. Ну что, жить можно, подумал он, вздохнул, вспоминая жену, и принялся уплетать нехитрый завтрак.

   Этот деревенский домик остался им в наследство от Таниной бабушки

, которая умерла несколько лет назад от старости. Сначала супруги хотели продать его, но в последний момент раздумали, уж слишком низкую цену давали за него. Телевизор, который стоял на крашеной тумбочке, был облезлый и старый, работал по настроению, постоянно самопроизвольно меняя каналы, так что пришлось включить такое же старое радио и слушать Третью симфонию Бетховена.

   И всё

–таки есть какая-то изысканная прелесть в одиночестве, никто тебя не пилит, не тревожит, хочешь плюешь в потолок, хочешь нет, – размышлял он, приободряя себя. Кстати, надо попробовать, в натуре, никогда не пробовал. Приняв театральную позу он плюнул в потолок, слюна, не долетев, мелкими брызгами возвратилась на лицо. Плеваться тоже надо уметь, как и с женщиной жить, не всё так просто в жизни, как хотелось бы, прежде чем жениться, надо досконально изучить характер жены, чтобы не нарваться на сюрпризы, не быть вечно чему-то обязанным. И всё-таки судьба, либо счастлив, либо нет, середины не бывает, хоть и виноват я, конечно, ох как я виноват.

   Одолеваемый невесёлыми мыслями

, Юра взял сигарету, поджёг, глубоко затянувшись, пустил густые клубы дыма. Семейная жизнь – это бесконечные уступки, уважение, понимание друг друга при самых сложных ситуациях, вне зависимости от характера и интеллекта супруги, – продолжал размышлять он. Разморившись от еды и невесёлых мыслей, Юра прилёг на проваленный от старости диван, заснул тревожным сном. Несмотря на временную эйфорию, сомнения потихоньку одолевали его, он спал тревожным сном.

   Рядом с ним лежал верный Джим

, вздрагивая каждый раз, поднимал свою лохматую голову, смотрел, как Юра ворочался во сне, и приглушённо рычал. Убедившись, что Юра крепко спит, пёс потянулся, зевнул, зацепил передней лапой дверь, вышел во двор. Втягивая ноздрями деревенский воздух, он стал внимательно принюхиваться – полдень был наполнен самыми разными ароматами, и Джим принялся их распознавать – пахло молоком, где-то лисой, собакой, что живёт в соседнем дворе, козой, мышами. После осмысления всей информации он принялся метить свою территорию и только тогда, когда кончились неотложные собачьи дела, прилёг у порога и задремал. Ему снился сон, он всё время вздрагивал, а проснувшись, вспомнил Таню и заскулил, ему так захотелось прижаться к ней, не хватало её запаха, её ласковых рук, голоса. Дверь приоткрылась, в ней показалась заспанная голова Юры.