После эпичного представления всегда наступает темнота.

Но не всегда всё так радужно — ведь порой, когда под небосводом царствуют тучи — ночь приходит внезапно. И становится неважно, какие краски бурлят за темной бездной.

Лирика. Но тем не менее, всё перестаёт иметь значение, когда ты теряешь дорогого человека. Ни содержимое флешки, ни переживания о том, что это содержимое вскроется и станет достоянием общественности. Ни новости о каком-либо родстве.

Ничего не важно, когда ты теряешь.

По-настоящему теряешь.

Я испытываю леденящий ужас каждый раз, вспоминая тот день, когда контрастом на фоне того, что вновь обрела, почувствовала, что в один миг всё потеряла.

Тём там, на парковке у оврага, был уверен, что спасает мне жизнь, и возможно, не оттолкни он меня, всё закончилось бы иначе. Но Алекс точно знал, что не я, а Ларионов окажется жертвой.

И Артём предоставил Круту еще одну возможность снисходительно улыбаться и чувствовать приближение очередной победы. Этот чёртов стратег намеренно выждал удобный момент. Чтобы я всё видела, чтобы у Тёма не было возможности отскочить в сторону.

Он ехал на меня осозновая, что Ларионов бросится меня спасать, а сам… сам подставится.

От воспоминаний к горлу подкатила тошнота, я и сейчас, спустя время, слышу свой собственный крик. Я как будто переношусь в то утро. И снова чувствую, как за мгновение всё внутри обрывается, а тело охватывает парализующий страх.

Вот Алекс несётся на Ларионова, безжалостно сокращает расстояние, дополняя зловещую картину своим беззвучным смехом.

Я пытаюсь успеть к Тёму, неосознанно бросаюсь в его сторону, но секунды слишком коротки. Не снижая скорости, Крут будто ещё яростнее давит на газ, а дальше всё как в тумане — глухой удар, скрежет металла и отлетевший от толчка Ларионов. Гул в ушах, разрывающая тяжесть в груди, а затем по вискам начинает долбить сумасшедший пульс.

На ватных ногах я вмиг подбегаю к Ларионову и почти падаю рядом, чувствуя, как всё тело трясет от непринятия происходящего. Одно ясно — Крут не всё расчитывает, я замечаю причину смягчающего удара — в бок чёрной иномарки за мгновение до катастрофы, врезается тот самый серый джип, который совсем недавно стоял на парковке. Обе машины начинают кружить по мокрой трассе — крутой разворот на триста шестьдесят, скрежет тормозов, и снова рёв двигателя. Кажется, что перед глазами кадры какого-то боевика, а потом в какой-то момент всё исчезает.

Я настолько шокирована, что понимаю лишь отчасти — обе машины, не справившись с управлением, оказываются в кювете, а высота там немалая. Какое-то время слышатся звуки сминаемого от столкновений металла. Кто бы ни был за рулём джипа — я просто не успела рассмотреть, но этот безумец буквально столкнул иномарку Крута с обрыва.

Но на этом ничего не заканчивается — спустя мгновение оглушают звуки взрыва — и из оврага ввысь поднимается чёрное облако. Горло тут же сковывает приторным спазмом. Запах гари разносится по окрестности и забивает лёгкие — мне и так сложно дышать, и я в порыве прижимаю ладонь к губам.

Всё это время я мысленно прошу лишь одного — чтобы Тем пришёл в себя. Сейчас, когда я знаю, что он мне никакой не брат, когда я понимаю, как глупо я могу его потерять, когда так явно осознаю, что сильно люблю.

И пусть не знаю, что именно Тём чувствует ко мне.

Но он нужен мне. Нужен. И именно сейчас я совсем ничего не могу поделать.

Бессилие убивает — Ларионов не может меня оставить, не сейчас… Я не хочу его терять, не могу. Молю, чтобы он меня услышал и чувствую, как по щекам катятся слезы. Они обжигают, в горле стоит ком, хочется кричать, но у меня нет времени отвлекаться на эмоции — я глотаю страх и слабо выдыхаю, нащупывая пульс.

Некоторое время оказываю первую помощь, но Ларионов не двигается. Не двигается, черт его побери. Слезы без предупреждения застилают глаза, и всё вокруг смазывается, пока я обещаю Ларионову расправу в потустороннем мире, если он вот так безвременно меня оставит в этом.

И скорее, от отчаяния я твержу, выплескивая боль и безадресную обиду:

— Я ненавижу тебя, Ларионов! Ненавижу! Ты не можешь меня вот так оставить, слышишь?

Не надеюсь на ответ, и вздрагиваю, когда слышу вздох, а следом хриплый голос Тёма:

— Слышу, крошка. Не самое приятное, что мог бы, особенно после всего, что между нами было.

Я замираю, вообще дышать перестаю. Вытираю испачканными ладонями щеки, а Ларионов открывает глаза:

— Вот так стараешься, жизнь спасаешь, а тебя ненавидят в ответ.

Хочу в него чем-нибудь запустить, но вместо этого растягиваю улыбку:

— Ты жив.

— Скорее всего, так и есть.

Тём медленно играет бровями, по-видимому ещё не до конца придя в себя, и я всё-таки всхлипываю. А когда Тём садится, всё же набрасываюсь на него, обнимая.

— Я бы не оставил, — слышу шепот куда-то в шею и сильнее сжимаю пальцы на плечах Ларионова. — Я же говорил.

Так же быстро, как набрасываюсь в порыве, отстраняюсь — понимаю, что времени у нас нет. К тому же замечаю, что Ларионов теперь держится за голову. Пусть удар был не такой силы, какой наверняка планировался, но я всё равно беспокоюсь, пытаясь найти в карманах телефон:

— Тебе нужен врач.

Резко поднимаюсь, но Тём перехватает меня за запястье и качает головой, мрачно глядя исподлобья:

— Врач? Крошка, нам нужно срочно сваливать, иначе доктора окажутся бессильны.

— Хочешь сказать… — я перевожу взгляд на овраг. — Что он бессмертный?

— Хочу. И дело даже не в том, что Алекс сам сейчас способен на что-то.

Тём поднимается, жмурясь от боли, я пытаюсь ему помочь, но он стойко переносит испытания.

— До машины немного помоги, дальше я сам.

— Там, — киваю я в сторону охваченных пламенем машин, — наверняка нужна помощь, Тём. Нужно хотя бы вызвать скорую. Не знаю, кто второй, но…

— Скоро сюда и так прибудут те, с кем нам встречаться очень нежелательно.

Словно по указке раздается вой сирен, и Тем, не сводя с меня взгляда, словно предлагает самой додумать, указывает в сторону нашего джипа. И пока мы двигаемся к машине, в голове скачут мысли: этот чертов стратег Крут заранее прозвонил в службы или кто-то из местных увидел представление?

Я оглядываюсь, но людей на дороге абсолютно не наблюдаю. Как и камер. Ещё бы. В этом-то захолустье.

— У тебя ещё есть в области какие-то планы? — обращается ко мне Тём, когда мы усаживаемся в джип.

Я интуитивно тянусь к внутреннему карману, куда ранее затолкала конверт. Он жжет, напоминая о недавних сомнениях, к щекам приливает кровь. Конечно, Крут не останавливается на одном пункте, он бонусом оставляет ещё одно послание.

И если бы я очень хотела, могла бы узнать, кто мой отец спустя каких-то пару часов. Но на кону жизнь Тёма. И Крут наглядно это продемонстрировал.

— Нет. Никаких, — отвечаю твёрдо, точно зная, что отныне искать не стану.

— Тогда нужно поспешить. Если убираться из области, то сейчас самое время.

Наш джип действительно срывается с места и теперь резко набирает скорость, оставляя позади смазанные границы хрупкого прошлого.

* * *

Я вынырнула из воспоминаний внезапно. Именно в этот момент почувствовала прикосновение тёплой ладони к плечу и подняла взгляд, обернувшись:

— Аня пришла в себя, — произнес Тем, усаживаясь рядом.

Он ничего такого не сделал, но от его присутствия мне становится так тепло, словно минутой ранее я не обхватывала себя руками, растирая плечи.

Новости об Ане меня радуют. Да, я не испытывала к этой девушке симпатии — это ведь из-за неё Тем и я оказались в опасности. Именно она сдавала Дена, Мию, нас, но и она стала той, кто не дал Алексу завершить начатое. За рулем серого джипа была именно она, и как мы узнали из новостей — чудом выжила, но оказалась в реанимации.

Вряд ли бы она решилась на подобное, окажись я на месте Ларионова. И всё же я ей благодарна.

— А второй водитель, конечно, не обнаружен, — скептически усмехнулась, предугадывая ответ.