Они успели познакомиться ещё в аэропорту в Москве, в самолёте расположились рядом и успели подружиться. Оказалось, что у них обоих одинаковая мечта – увидеть полюс. Света находила общество Вячеслава приятным и совершенно безобидным. Ухаживать он даже не пытался, поспешно признавшись, как горячо любит свою жену и маленькую дочь, однако не уставал поддеть Свету в разговоре какой-либо колкостью или пошлой шуткой, так что про себя она называла его «добрый тролль» и быстро ставила на место.
Так и теперь, недолго думая, она парировала его новую шутку:
– Ну, это только я одна. Посмотри, сколько вокруг красивых девчонок – Катя, Лена, Люба. Все прямо так и мечтают о тебе.
– Неправда, я мечтаю о полюсе, – ответила Катя, восторженно глядя вдаль.
– А я люблю своего мужа, – сказала Лена, розовощёкая горнолыжница с Алтая. – И мечтаю к нему быстрее вернуться.
– А я мечтаю победить на Олимпийских играх, – вставила известная своей целеустремлённостью и чисто спортивным упрямством, биатлонистка Люба.
– Мечтать не вредно, – бесцеремонно встрял в разговор Царицын. – Девки, вам нужен серьёзный мужик, старый морской волк и полярник вроде меня, а не шпана, которая ещё не видела жизни.
– Ну, насчёт шпаны, думаю, это ты погорячился, – заметил Егор, вставая во весь рост.
Видимо, решив, что его вызывают на открытый бой, быстро вытянулся и Степан. Несколько секунд они смотрели в упор друг на друга, словно пытаясь свалить с ног одной силой взгляда. Первым сдался Царицын, быстро заморгав буквально остекленевшими на морозе глазами.
– Наша взяла, – расхохотавшись, сказал Шумилов. – Всё, с Егором я в «моргалки» не играю!
– Играйте сами, пацаньё! – беззлобно ухмыльнулся Степан. – Только помните, полюс не место для детских игр.
Миролюбиво махнув им рукой, Степан отделился от группы, отойдя шагов на десять и тайком хлебнул из своей фляги добрую порцию холодной водки.
– Вот он какой, одичавший старый морской волк, – сострил Вячек. – С такими шутки плохи!
Его комичная манера подняла настроение приунывшим было лыжникам, и они энергично начали снова собираться в путь.
– Наверно, через девять-десять часов нужно будет разбить лагерь на ночлег? – обратилась Катя Сметкина к Фридману, видимо, не совсем понимая, что эти самые девять-десять часов нужно будет ещё суметь преодолеть.
– Да, к этому времени мы обязательно остановимся, чтобы выспаться, – ответил учёный. – Кажется, я не сказал вам, что на полпути к полюсу нас будет ждать ещё одна вынужденная остановка – на дрейфующей научной станции. Это запланировано. В медчасти вас обследует наш врач, и затем мы продолжим тест.
Нацепив очки-светофильтры и став на лыжи, девять молодых участников экспедиции поспешили следом за Царицыным, который заметно прибавил ходу, видимо, разогретый дозой горячительного и быстро оторвался от всех метров на двадцать, чем заставил спортсменов двигаться быстрее, подстегнув их спортивное честолюбие. Последней в этой колонне оказалась Катя, замешкавшись в поисках своих тёмных очков. Видимо, она выронила их в снег, пока вся группа согревалась чаем вокруг примуса. Вернувшись к недавнему месту стоянки, лыжница прошла каждый метр вдоль и поперёк, внимательно осматривая поверхность «белого льда», но своих спасительных светофильтров так их и не нашла. Группа быстро удалялась, и девушка поспешила за ними.
– Надеть очки, – сердито приказал Фридман, когда она присоединилась к ним спустя десять минут довольно изнурительного бега.
– Потеряла, – призналась она, чувствуя себя провинившейся школьницей.
– Отлично! – выдохнул он, смерив её на редкость неодобрительным взглядом. – И что мне теперь с тобой делать?
Она ответила с дерзким смешком:
– Да ничего, прибавить скорость, а то отстанете, – и быстро обогнала полгруппы, продемонстрировав уникальную сноровку в спринте и ещё раз доказав себе, насколько она может быть успешной в этом виде лыжных гонок, если только сама того захочет.
В прежней спортивной жизни Катерине не удалось достичь олимпийских высот, как уверяли её наставники, только из-за того, что ей не хватало силы воли, хотя физически она была способна и на большее.
Постепенно жгучий холод Арктики сделал свое дело, и скорость пришлось сбавить всем без исключения. Некоторые из бывалых лыжников начали задыхаться, однако Царицын и не думал останавливаться, напоминая свихнувшегося робота, бездумно рвущегося вперед. Он лишь немного сбавил шаг, но ни разу не обернулся посмотреть на своих спутников, которые брели на почтительном расстоянии от него, включая и Фридмана. Изредка он поглядывал на дисплей своего навигатора GPS, чтобы убедиться, что они двигаются в нужном направлении.
Холодное солнце всё так же высокомерно взирало на них с высоты чистых безоблачных синих небес, однако к нему оказалось столь же сложно привыкнуть, как и к сверхъестественно низкой температуре.
Один из мужчин, невысокий и жилистый Павел Лядов проклинал себя за то, что не сбрил усы и бороду перед полётом – растительность на лице на морозе обладала способностью обмерзать. Лишь один сибиряк Егор монотонно напевал себе под нос какую-то весёлую песенку, будто его и взаправду не мог прошибить даже лютый северный колотун.
Светлана, державшаяся в начале строя, оглянулась и увидела, что Катя снова отстаёт. Однако на этот раз, похоже, с ней было не всё в порядке. Девушка остановилась и обессиленно присела на сани, прикрыв лицо рукой. Чирковская, отцепив свою ношу, подошла к ней и в изумлении увидела, что та, быстро моргая ничем не защищёнными глазами, со всей силы растирает их рукой в перчатке. Катя подняла на Свету увлажнённые и раскрасневшиеся глаза и простонала:
– Я больше не могу!..
– Что с тобой?
– В глазах будто песок. Боже, я почти ничего не вижу!
Света склонилась над ней, приблизив руками её лицо. Расширенные зрачки Кати немного прояснили ситуацию. Больше всего это напоминало так называемую «снежную слепоту».
Громкий возглас Светы остановил всех, включая даже Царицына. Лыжники собрались вокруг хныкающей Кати, в которой теперь не осталось и следа от прежней беззаботности и задора.
– Ну вот, у нас теперь и первый потерпевший, – сухо констатировал Фридман.
– Что с ней? – спросил Шумилов.
– А ты как думаешь, Вячеслав? – недовольно отозвался учёный. – Я ведь наказал хранить при себе свои очки как зеницу ока. Здесь на полюсе, снежная болезнь – быстрое дело. Снег отражает солнечные лучи и мощнейший поток ультрафиолета и, как следствие, мгновенное поражение радужной оболочки. Она просто сожгла себе глаза, пока добрых четыре часа пялилась на снег.
– Повежливее, господин академик! – раздался рык сибиряка.
Он протянул Кате свои матовые светофильтры.
– Ей это уже не поможет, – хладнокровно сказал Герман. – Поэтому советую оставить очки при себе. И прошу, обойдёмся без лишних титулов. Я не академик, а всего лишь профессор.
– Профессор, – хмыкнул Вячек, – может, вы окажете ей посильную медицинскую помощь, чтобы она не мучилась.
– Помощь ей окажут на станции, – отрезал Фридман. – А до неё ещё около трёх часов пути. Всё, что мы можем сделать для Катерины – это наложить ей на глаза тёмную повязку и тащить дальше на санях. Егор, я думаю, ты справишься, – сказал он, смерив сибиряка взглядом из-под стёкол своих непроницаемых светофильтров.
– Справлюсь, – ругнувшись вполголоса, буркнул Егор.
– Похоже, вечер на полюсе перестает быть томным, – усмехнулся Шумилов.
Как ни странно, он не был лыжником, хотя получил такое же приглашение из научного института, как и остальные. Однако этот молодой, отчасти безалаберный, но, тем не менее, женатый и довольно успешный мужчина не переставал удивляться самому себе – он, вероятно, один из истинных фанатов дайвинга своего родного, прекрасного и сложного большого города, обожавший море, океан и песчаные пляжи и, мягко говоря, недолюбливавший зимние виды спорта, с удовольствием принял это странное предложение и, несмотря на дикий холод и связанный с этим известный дискомфорт и стресс, отнюдь не чувствовал себя в эти минуты погибающей в смертоносной ледяной пустыне песчинкой. Удивительно, но на данный момент Шумилов чувствовал себя довольно сносно, и объяснить это было нельзя ничем. Наверное, поэтому он сохранял оптимизм и продолжал шутить и острить над всем, что для других представлялось не самым весёлым.
