Мы часто ездили в Крым, папа с мамой очень любили этот курорт. Как правило, мы останавливались в маленьком городке Судак.
Основная достопримечательность города была старинная крепость, построенная ещё до нашей эры. Она возвышалась тёмно-серой каменной громадиной на высокой горе над морем.
Каждый раз, приезжая в Судак, мы обязательно ходили с папой в крепость. Было интересно рассматривать старинные башни и стены, стоять на крепостных стенах и воображать, как внизу бегут атакующие рыцари, а ты стреляешь в них из лука, а потом сражаешься с воинами на мечах.
Ещё в Судаке было красивое чистое море и пляж, плотно набитый разными людьми в купальниках и плавках. Чтобы пройти к морю и искупаться, нужно было аккуратно переступать через близко постеленные разноцветные покрывала.
В море вода кипела, от обилия отдыхающих и их детишек, резвящихся на мелководье. Папа обычно уплывал далеко к большому красному бую, плавно покачивающемуся на волнах. Он использовал ласты, маску и трубку, а я оставался на мелководье в окружении других детей и взрослых, которые плохо плавали.
Я очень любил море и много плавал, поначалу кое-как выучился по собачьи, это когда гребёшь ладошками под себя. Потом научился лягушачьему стилю. Вздыхал воздух носом, высоко задирал шею и разводил руки в стороны, как лягушка. Но главным моим достижением, стало уверенное плавание вольным стилем, это когда гребёшь то одной, то другой рукой через голову.
- Эй дельфинчик, вылезай уже! - звала с берега мама.
- Я ещё чуть-чуть?! - отзывался я.
- Ты уже час купаешься, вылезай - замёрзнешь! Вон посинел уже весь! - настаивала она.
- Ну, ещё пять минуточек? - упрашивал я, стоя в воде по пояс.
Мама смеялась:
- Хорошо, через пять минут, жду тебя. Во-о-он наше покрывало! Уговор дороже денег!
И я оставался в воде и плавал, размышляя, как же здорово, что ещё можно понырять. Я старался удалиться подальше от общего шума и нырял в тех местах, где еле мог дотянуться ногами дна, стоя на цыпочках.
Но рано или поздно нужно было действительно вылезать из моря, и я отправлялся к маме. Стоя у покрывала, я обычно ел арбуз, подставляя мокрое тело под солнечные лучи и смотрел, как дальше всех от пляжа плавает мой папа.
У красного судоходного буйка была еле заметна папина трубка для плавания. Она рассекала морскую поверхность и надолго исчезала под водой, потом снова появлялась и выпускала целый фонтан. Так папа, после ныряния, продувал свою трубку.
Иногда какая-нибудь женщина в воде начинала кричать:
- Потеряла! Люди, потеряла! Кольцо потеряла!
Она показывала место в море, где потеряла кольцо и множество мужчин ныряло в воду, чтобы отыскать пропажу.
Трубка для плаванья появлялась чуть дальше в море от общего места поисков и то скрывалась, то вновь появлялась над водой. Папа тоже нырял в поисках кольца и почти всегда находил утерянное.
Он возвращал найденные украшения и их владелицы сердечно его благодарили.
- В этой бухте вещи на дне всегда в море уносит и вправо. Я давно заметил, - говорил папа. - Характер подводного течения от приливов и отливов здесь такой.
Ещё было здорово прогуляться от пляжа на набережную за чем-нибудь вкусным. Идти, мимо других загорелых людей, к заветному белому ларьку с мороженным под огромными квадратными цифрами электронного табло, которое показывало температуру воды и воздуха.
А по вечерам можно было посмотреть кино или мультфильмы в летнем кинотеатре и заодно послушать громкое пение сверчков и цикад.
Кстати, однажды вечером папа сказал:
- Завтра, Денис, пойдём в заповедник на Царский пляж. Посмотрим, как там!
Мы вышли пораньше и направились к большой горе, на которой стояла крепость на фоне ещё красного от восхода неба.
Привычной дорогой, мы поднялись на гору и прошли мимо крепости к одиноко стоящей полуразрушенной сторожевой башне. Здесь начиналась узкая тропа, извилисто петлявшая вдоль горного склона.
- Эту тропу называли, когда-то тропой верности, - сказал папа. - Когда крепость принадлежала османам, у здешнего шаха было много жён - целый гарем. И вот, если шах подозревал, какую-нибудь из этих жён. Он отправлял её по тропе, если жена возвращалась живой, значит она была честной. А если разбивалась о камни, значит неверной шаху. Вот такие обычаи царили здесь в пятнадцатом веке, Дениска. Но ты не бойся теперь эта тропа намного шире, чем в то время!
- А я и не боюсь, вот нисколечко! - ответил я.
- Ну и молодец, всё равно стоит сохранять осторожность, смотри под ноги и ступай аккуратно. Будешь идти впереди, чтобы я тебя видел и смог поймать. Ну мало ли что?! - улыбаясь подмигнул мне папа.
Я пошёл по тропе, а отец сразу за мной. Справа возвышалась скала с изогнутой под разными углами, как мятая бумага, каменной поверхностью. Посередине, передо мной, была узкая дорожка тропы, усеянная мелкими камешками, осыпавшимися с горы. А слева тропа обрывалась отвесной пропастью, уходившей к далеко лежащим в воде огромным камням, о которые бились морские волны.
Идти по тропе было очень даже интересно, внизу на огромных камнях сидели большие морские чайки и внимательно наблюдали за мной. А дальше, на сколько можно было увидеть, простиралась водная гладь. Море становилось совсем невесомым на горизонте и переходило в голубое небо, незаметно для глаз, сливаясь с ним.
Тропа временами становилась совсем узкой, и папа говорил:
- Иди медленно, боком, и держись за скалы.
Однажды, камешки под ногами сильно заскользили на резком уклоне, и я неожиданно стал съезжать на подошвах кроссовок всё ниже по тропе. Тропинка оборвалась, резким поворотом скалы, и я вылетел ногами в пропасть. Дыхание резко замерло, а сердце приподнялось в груди, как будто я оказался в невесомости...