– А вы можете прийти сегодня после обеда? – спросила женщина, взявшая трубку. Выговор у нее был очень благородный – не совсем британский акцент, но близко к тому.
Вскоре я, одетая в новый костюм, вручала наспех составленное резюме элегантной даме в таких же, как у меня, юбке и жакете.
– Вы только что закончили филологический? – нахмурилась она; темные прямые волосы упали на лицо.
– Да.
– Что ж… – Дама вздохнула и отложила мое резюме. – Это плюс для некоторых издателей, а для кого-то – минус. Но мы вам что-нибудь подыщем. – Она откинулась на спинку стула. – Позвоню ближе к Новому году. Накануне Рождества никто не ищет сотрудников.
Но она позвонила раньше: я только-только успела вернуться домой.
– Есть вакансия, – выпалила она. – Не хотите работать в литературном агентстве вместо издательства?
– Запросто, – ответила я, хотя понятия не имела, что такое литературное агентство.
– Прекрасно, это очень хорошее агентство. Старое и уважаемое. Мне кажется, даже самое старое в Нью-Йорке. Ассистентка требуется агенту, который очень давно в этом бизнесе. – Дама ненадолго замолчала. – Некоторые ассистентки признавались, что работать с ней трудно, но были и те, кто ее просто обожал. А вы, кажется, хорошо ей подходите. Она хочет нанять помощницу до Рождества.
Потом я узнала, что литературная агентесса, о которой идет речь, подбирала себе помощницу уже несколько месяцев. Но в тот холодный декабрьский день я об этом не подозревала, поэтому, зажав телефонную трубку ухом, повесила свой приличный костюм в душ, чтобы пар разгладил складочки.
На следующий день, застегнутая на все пуговицы, в приличном костюме, я села на поезд до угла Пятьдесят первой и Лексингтон-авеню, перешла Парк-авеню и оказалась на Мэдисон-авеню, где меня ждала вышеупомянутая агентесса.
– Итак, – сказала она и зажгла длинную коричневую сигарету – жест, напомнивший мне одновременно дона Корлеоне и Лорен Бэколл. Пальцы у агентессы были длинные, тонкие, белые, с невидимыми костяшками и ногтями идеальной овальной формы. – Печатать умеете?
– Умею, – подтвердила я и робко кивнула.
Я рассчитывала на более сложные вопросы, беседу на абстрактные темы, вроде моей профессиональной этики и привычек, или продуманные возражения центральным постулатам моей магистерской диссертации.
– На машинке? – уточнила агентесса, выпятив губы и выпуская клубочки легкого белого дыма. На губах ее играла едва заметная улыбка. – Это совсем не то, что на… на… – ее лицо скривилось от отвращения, – компьютере.
Я нервно кивнула:
– Вы правы.
Через час, когда стемнело и город опустел в преддверии праздника, я лежала на диване и перечитывала «Доводы рассудка»[3], надеясь, что мне никогда больше не придется надевать этот костюм и тем более колготки, без которых его нельзя было носить.
И тут зазвонил телефон. Меня взяли на работу.
Так и вышло, что в первый понедельник после Нового года я проснулась в семь утра, приняла душ, стараясь никого не разбудить, и спустилась по ветхой каменной лестнице нашего дома. А выйдя на улицу, обнаружила, что мир остановился: вся улица была в снегу. Я, разумеется, знала, что надвигался буран, а может, и не знала, ведь у меня не было телевизора и радио, а мои знакомые обычно не говорили о погоде. В моих кругах дискутировали по более важным, глобальным вопросам; погоду обсуждали наши бабушки и скучные соседи из пригорода. Будь у меня радиоприемник, я бы знала, что весь город перекрыли, Департамент образования впервые за почти двадцать лет отменил уроки в школах из-за снегопада, а по всему побережью много людей погибли или погибали в этот самый момент, запертые в машинах, необогреваемых домах, или, поскальзываясь на нерасчищенных улицах, ломали шеи. В агентстве, куда меня взяли на работу, в экстренных ситуациях вроде этой использовали систему оповещения «сверху вниз»: президент компании – моя начальница, хотя я поняла, что она президент, лишь проработав в компании несколько недель, так как в агентстве любую информацию приходилось считывать не явно, вслух никто ничего не говорил, – итак, моя начальница звонила следующему по званию, и известие передавалось далее вниз по иерархической лестнице от вышестоящего к нижестоящему, пока и секретарша Пэм, и все ассистенты агентов, и наш чудаковатый депрессивный курьер Иззи не узнавали, что приходить на работу не нужно. Поскольку снегопад случился в мой первый рабочий день, я еще не успела вникнуть в эту систему.
В городе объявили чрезвычайное положение, но поезда пришли вовремя – поезд L с Лоример-стрит и экспресс номер пять с Юнион-сквер. В восемь тридцать я прибыла на Центральный вокзал, где все киоски, торговавшие кофе, выпечкой и газетами, оказались зловеще закрыты. Я направилась на север и вошла в зал ожидания с его роскошным звездным пологом над головой; стук моих каблуков по мраморному полу разносился по залу звонким эхом. Я дошла до середины – до центральной стойки информации, где мы с друзьями часто назначали встречи в старших классах, – и только тогда поняла, почему от моих каблуков столько шума: я одна или почти одна стояла в зале, где обычно слышен стук сотен и тысяч каблуков. Я замерла в центре зала и не услышала вокруг ни звука. Я единственная производила шум.
Я толкнула тяжелую стеклянную дверь западного выхода и вышла на пронизывающий ледяной ветер. По глубокому снегу медленно побрела дальше на запад по Сорок третьей улице, и вскоре взгляду моему открылось нечто еще более странное, чем тихий, пустынный Центральный вокзал, – тихая, пустынная Мэдисон-авеню. Снегоуборщики сюда еще не добрались. Слышалось лишь завывание ветра. Нетронутый снежный покров тянулся ровно от дверей магазинов на востоке до дверей магазинов на западе: ни одного отпечатка ботинка, ни фантика, ни даже листика.
Ковыляя по сугробам дальше на север, я наткнулась на трех банкиров, бежавших – или пытавшихся бежать – по глубокому снегу с радостными криками; их пальто развевались за спиной, как супергеройские плащи.
– Эй! – окликнули они меня. – Мы играем в снежки! Идите к нам!
– Мне на работу надо, – ответила я и чуть не добавила: «Сегодня мой первый день», – но вовремя остановилась. Пусть думают, что я опытная, давно работаю здесь. Теперь я была одной из них.
– Так все закрыто же, – крикнули они. – Пойдемте поиграем!
– Хорошего вам дня!
Я помахала мужчинам рукой и медленно пошла дальше к Сорок девятой улице, где находилось ничем не примечательное здание агентства. Лобби представляло собой узкий коридор, ведущий к паре скрипучих лифтов. Помимо агентства в здании расположились страховые конторы, импортеры африканской резной мебели, пожилые семейные врачи, ведущие частную практику, и гештальт-терапевты. Агентство занимало целый этаж. Я вышла из лифта, подергала ручку двери и обнаружила, что та заперта. Но часы показывали без пятнадцати девять, а я знала, что офис открывается в девять. В пятницу, в канун Рождества, меня попросили прийти подписать документы и забрать кое-какие вещи, в том числе ключ от входной двери. Я еще подумала, что странно, что они предлагают ключ совершенно незнакомому человеку, но прикрепила его к брелоку к другим ключам в скрипучем лифте и вот сейчас достала и очутилась в темном, беззвучном офисе. Мне сразу захотелось порассматривать книги, стоящие на полках, но я боялась, что кто-нибудь придет и обнаружит меня за занятием, которое сразу выдаст во мне аспирантку филологического факультета, которой я совсем недавно была. Поэтому я заставила себя пройти мимо стойки в приемной, потом вдоль длинного коридора, уставленного стеллажами с книгами Росса Макдональда в мягкой обложке, свернуть направо в маленькую кухню, миновать бухгалтерию с линолеумом на полу и войти в восточное крыло офиса, где находились святая святых – кабинет моей новой начальницы – и комнатка, где предстояло сидеть мне.
Там я долго сидела, с прямой спиной и мерзнущими в промокшей обуви ногами, и изучала содержимое ящиков своего нового стола – скрепки, степлер, большие розовые картотечные листки с загадочными кодами и таблицами. Я боялась достать книгу и начать читать: вдруг новая начальница войдет и застанет меня за этим занятием? Я читала книги Джин Рис и воображала себя одной из ее героинь, нищих, вынужденных неделями питаться одними круассанами и кофе со сливками, что подавали на завтрак в меблированных комнатах, где несчастные девушки жили за счет бывших женатых любовников, оплачивающих им ренту в компенсацию за разрыв отношений. Я подозревала, что моя начальница не одобрит Джин Рис; на собеседовании она спросила, что я читаю сейчас и какие книги предпочитаю, на что я ответила:
