— Что это за хоромы такие? — восхитился Яромир, указывая пальцем на величественное строение.

— Дворец Бел-городского совета. У вас правит князь, там — совет. По-вашему — бояре. Избранные простым народом двенадцать лиц знатных родов. Добродетель, власть и закон, как говорили они и чем должны были являться…

Перед массивными воротами дворца стояла красивая черноволосая девушка, чертами сильно напоминавшую ту Ядвигу, что продолжала сжимать руку Яромира.

Девочка подбежала к девушке и та, гневно сведя брови, одернула её за руку, смочила палец слюной, нервно стерла грязь со щёк, после чего поволокла её вслед за людьми внутрь дворца.

— Мама. — жестко и холодно протянула Ядвига, на глазах которой заблестели слёзы.

Ядвига махнула рукой, дым заклубился, и обстановка вокруг сменилась.

Каменные избы сменились высоким сосняком, едва освещенным редкими, едва пробивающимися через кроны солнечными лучами.

Девочка, с венком ромашек на голове, прыгала по невысокой траве вокруг красивой женщины, собиравшей зверобой в кожаную сумку, на которой Яромир сразу же разглядел вышитое Черное солнце. Он признал и старуху, только ещё молодую и совсем не скрюченную:

— Твоя бабушка? — он склонился над ухом Ядвиги, опасаясь привлечь внимание женщины.

— Можешь говорить свободно, — улыбнулась она в ответ. — Быль-трава только показывает, так что они нас не видят и не слышат. Бабушка, бабушка… Не такой, наверное, ты её застал?

— Совсем не такой. Старая, морщинистая, с топорщащимися во все стороны волосами.

— Как видишь, в своё время бабушка отличалась необычайной красотой. Она тогда врачевала при городском совете и меня премудрости этой обучала, чему матушка страсть, как противилась. Сейчас, например, я в очередной раз тайком сбежала, чтобы с бабушкой походить по лесу и травки разные пособирать, да поучиться. Я всегда это сильно любила. — голос Ядвиги слегка задрожал. — Добрая она была. Никогда не бранилась, голос не повышала, пальцем не трогала, не то, что мать…

По щеке Ядвиги покатилась слеза, которую она быстро смахнула. Следом завертелось и всё вокруг.

Сейчас они стояли посреди большого зала, в котором, как понял Яромир по ломившемуся от питья и яств огромном столе в форме подковы, в самом разгаре проходил пир.

— В этот миг вся наша жизнь изменилась. — Ядвига указала пальцем на вошедшую в зал бабушку, одетую в черную облегающую тунику. — Рыбаки привезли с Западных рубежей неизвестную хворь, и бабушка хотела её изучить, но совет боялся, что эта зараза проникнет в город и настрого запретил ей любые попытки вмешиваться. Вот только люди и скот в деревнях умирали, и она просто не могла бездействовать. Сейчас, она в очередной пришла требовать разрешение, но в ответ получила вот это…

Всем своим видом излучающая серьезность намерений женщина проплыла по мощенному мозаикой полу и остановилась между частями столов, чтобы всем из присутствующих двенадцати членов совета было хорошо её видно и слышно.

— Как же она прекрасна… — едва слышно прошептал завороженный Яромир.

— В этом-то вся и беда. — мрачно продолжила Ядвига и ещё крепче сжала руку Яромира.

Женщина на повышенных тонах излагала требования и доводы, но, чтобы она не говорила, никто её не слушал.

Напряжение между присутствующими стремительно росло.

Среди запаха вина, пива и медовухи Яромир почувствовал исходившую от мужчин вонь злости, недовольства и животного желания.

Кто-то один грубо заткнул женщину. Другой кинул призыв.

Двое, что сидели по края, встали из-за стола и плотно затворили двери зала.

Напуганная женщина попыталась убежать, но высокий мужчина перепрыгнул через стол, поймал её за волосы и повалил на пол.

Она пыталась закричать, позвать на помощь, но увесистая пощечина заставила её замолчать.

Двое из членов совета сорвали с неё тунику. Кто-то затыкал ей рот. Остальные же под злорадствующий смех обступили её вокруг.

— Так выглядят настоящие добродетель, власть и закон! — Ядвига залилась слезами, прижалась к Яромиру и дым вновь завертелся, стараясь быстрее скрыть то, что следовало далее.

Яромир ощущал дрожь Ядвиги и всю её боль. Он обнял её и позволил выплакаться. Она сейчас в этом нуждалась.

— Спасибо… — тихо прошептала Ядвига и отёрла тыльной стороной ладони ещё влажные от слёз щеки. — Что может хрупкая женщина, против толпы мужчин? Вот тебе и сила красоты… Но, она не стерпела такое унижение!

Дым медленно перестал клубиться и сложился в небольшую мрачную комнату, обставленную шкафами, забитыми бутыльками, сушеными травами и ингредиентами для всевозможных эликсиров.

Бабушка Ядвиги стояла возле кипящего котла, заговаривала травы и бросала их в воду.

Яромир разглядел зверобой и пустырник, учуял душицу и ещё несколько запахов, которые не были ему известны.

— Она неистово желала им страданий… — продолжала Ядвига. — Этим отваром и наложенным проклятием она по очереди лишила их самого дорогого — мужской силы и возможности продолжения рода.

— Но ведь у них же были дети?

— Были, конечно, да что толку? Никто их них никогда больше не сможет породить что-то живое. Род каждого из двенадцати можно было считать изведенным. Представь, каково им было, когда в попытках возлежать с женщиной чресла каждого из них никак не отзывались…

Ядвига злорадно засмеялась.

— Она же явно знала, что за ней придут?

— Поэтому, — Ядвига махнула рукой. — не дожидаясь ответных действий, бабушка пришла к матушке.

Они перенеслись в каменную избу, где перед Яромиром, сидя на краю кровати, плакала мать Ядвиги, закрыв лицо руками. Бабушка же стояла перед ней на коленях, обнимала маленькую Ядвигу и пыталась успокоить дочь.

— Она предложила убежать с ней, на юго-восток, поселиться в отдаленной деревеньке и жить себе спокойно, где нас никто не будет знать и точно не станет искать. Начать всё сначала.

— Почему она не согласилась?

— Тогда мама призналась, что к ней ходил тот из совета, который сиганул через стол… Я всё помню! — Ядвига плюнула в сторону матери. — Он возлежал с ней, пока мать заставляла меня прятаться под одеялом за стенкой. Предлагал ей горы злата и моря роскоши, а она, дура, уши развесила и верила каждому слову. Матушка прекрасно понимала, что теперь нам всем прямая дорога на костер. В Бел-городе с ведьмами разбирались быстро, пусть даже до этого она спасёт хоть сотню жизней. Вот только мать оставалась непреклонной.

Девушка оттолкнула женщину и силой вырвала девочку из её объятий.

— Бабушка говорила, что у меня божий дар к целительству. Видно, не ошиблась… — Ядвига улыбнулась и вытерла очередную слезу.

Девушка бросила девочку на кровать и вытолкала заплаканную женщину на улицу, захлопнув дверь перед её лицом.

Ядвига закрутила дым.

— Матушка выставила её за дверь и, на следующее утро, мы уже бежали в сторону Темноводья, в Солнечногорск. В пути, на Синем перевале, нам встретились два бродячих купца, которые поведали, что в Бел-городе, на позорной площади, без какого-либо справедливого суда сожгли всех известных блудниц, объявив их ведьмами, а за бабушку назначили самую высочайшую награду. Ты уже, наверное, утомился?

— Утомился, но хочу увидеть всё, до самого конца.

— Тогда смотри.

Дым пожелтел и осыпался на пол, превратившись в песок, а над головой загорелся яркий, обжигающий солнечный диск.

На этот раз они стояли на безлюдной торговой площади с пустующими торговыми прилавками, расположившейся среди однотипных, невысоких, квадратных строений, которые, на вид, буквально вырезали в самой земле, а на горизонте виднелись высокие песчаные барханы, блестевшие в солнечных лучах.

Яромир привык к речному песку, но что его могут быть целые моря — для него оказалось в диковину.

— Солнечногорск, — уточнила Ядвига, — край соли и песка, дом солнца и звёзд. Ах, какие, всё-таки, здесь ночи…

Яромир обратил внимание, что и люди вокруг выглядели совершенно иначе: бронзовая кожа и неестественно яркие голубые глаза, выступающие из-под плотной светлой ткани, в которую с ног до головы заматывался каждый, от мала до велика.