- Здравствуйте! - я первым вступаю в диалог, чувствую, как холодная струя пота бежит между лопаток, скатываясь через пояс брюк в трусы.
- Вы кто? - пальцем больно тыкают в удостоверение журналиста на груди. Палец грязен, ноготь обломан, а воняет от них! Как от козлов! Тот, который справа от нас, чешет у себя в промежности. Мыться надо! Козлы!
- Мы -журналисты! - продолжаю скороговоркой я.
Попутно взгляд на Андрея. Мне худо от того, что вот так, "голый", без оружия беседую с бандитами. А Андрею вообще худо. Весь бледный, пот катится по лицу, на лице застывший оскал, взгляд стеклянный.
Нас рассматривали молча, как потенциальных рабов, точно так же, как вы рассматриваете мясо на базаре. Молча прикидываете насколько оно хорошо, куда его лучше использовать - в суп или для котлет. А может, отбивные получатся?
С чувством собственного превосходства, уверенные в своей силе, безнаказанности, они обходили нас, трогали на ощупь ткань. И все это молча. Вот это молчание как-то больше всего и вселяло в души ужас, даже не ужас, а панику.
Рабинович тоже молчал. Но не от чувства превосходства, а из-за страха. В очередной раз до меня дошло, в какое дерьмо я вляпался. Но только сейчас я не просто это осознал, это дошло до самой последней клетки моего организма. Но надо как-то выбираться из этого положения - мяса на базаре. Нужно взять себя в руки, немедленно.
- Господа, мы журналисты, и имеем задание от нашей уважаемой газеты написать несколько статей о том, как федеральные войска творили здесь бесчинства, и как страдало мирное население.
Я старался говорить убедительно, сохраняя при этом достоинство, хотя это было крайне непросто. Страх смешивался с ненавистью. Теперь надо поторопить этих молчаливых мужиков с оружием.
- Итак, господа, вы проводите нас к вашему старшему командиру или будете просто стоять и рассматривать нас? - у меня прорезался "командный" голос.
Чеченцы наконец-то что-то сообразили и начали переговариваться между собой. Потом молча уставились на нас. Опять двадцать пять. Что делать? Что делать? Господи, что делать? И кто виноват? Сам, дурень, сам виноват, жадность тебя толкнула, теперь жри это дерьмо большой ложкой! Гражданин Мира! Сейчас ты станешь удобрением. Не сразу, сначала поработаешь на этих шакалов, а потом будешь компостом.
Тут наконец-то проснулся Андрей. Он что-то им сказал на ломаном чеченском языке, не знаю, что именно, но чеченский я не перепутаю. И то, что Андрей что-то сказал им с акцентом, я понял. Оба-на! "Чехи" активно заинтересовались этой короткой фразой. Посыпались вопросы, Андрей что-то отвечал. Потом перешел на арабский, потом на английский. Полиглот хренов. Если очень не повезет, то Андрея они оставят в живых, в качестве говорящей мартышки, вернее попугая, а меня в распыл.
Но, видно, русский еврей с английской фамилией "Коэн" говорил им что-то убедительное, и они его слушали. Не знаю, что именно, но после последней фразы Рабиновича они похлопали его по плечу, потом полезли к нему целоваться. Надеюсь, что он не сказал, что мы гастролирующие гомосексуалисты! Очень на это надеюсь!
Потом Андрей что-то сказал, и все вновь обратили внимание на меня. Я же стоял с идиотской усмешкой, даже не улыбкой, а оскалом, не умею я красиво улыбаться! Не умею! Что не дано, того и нет! Ну, морда еврейская, говори только то, что надо! Иногда лучше не договорить чего-то, чем ляпнуть лишнего! Очень надеюсь, что Андрей понимает это!
Спокойно, Леха, спокойно! Через оскал вдох и выдох, задержка дыхания, как перед выстрелом. Боковым зрением вижу, что дух вышел из-за моей спины, значит, в случае шухера можно будет его дернуть на себя и прикрыться этим вражьим телом. Есть шанс. Есть ли такой же шанс у Рабиновича - не знаю, ой, не знаю. Главное - веди игру, расслабляй их, Андрюха, расслабляй, притупляй внимание!
Стволы автоматов тем временем уже поползли вниз. Ежу понятно, что в случае оказания сопротивления нам живым не уйти, но, может, говорливому Рабиновичу удастся убедить местных духов, что мы хорошие.
А Андрей что-то продолжал говорить. Говорил по-прежнему на чеченском. Он даже не говорил, а заговаривал публику. Показывал на окружающий пейзаж, потом что-то спрашивал у них, они отвечали. Есть живой диалог, значит, есть надежда на мирный исход "переговоров".
И вот Рабиновичу что-то сказали, и мы двинулись толпой. Самое забавное, что на посту никого не осталось. Абсолютно никого! Даже мальчишки шли рядом с нами. М-да, служба у них!
В центре деревни стоял сельсовет, над ним гордо реял чеченский флаг, а посередине этого стяга, как мы говорили - "шакал под луной". Вокруг - грязь, горы мусора. Пацаны сбегали за местным предводителем команчей. Вышел местный командир.
Больше всего я боялся, что появится знакомое лицо, хоть и не был я в этих краях, но кто знает... Напрягся, постарался укрыться за спинами окружающих чеченцев, делая вид, что копаюсь в карманах. Искоса, поглядывал на вышедшего.
Мужичок-боевичок, обвешанный оружием, преисполненный собственного достоинства. Нет, не встречался он мне во время "Южного похода". Но, правда, это еще не говорит о том, что он меня никогда не видел.
Рабинович начал наглеть и стал чувствовать себя как рыба в воде. Он дружески похлопывал по плечам чеченских боевиков. Это мне очень не нравилось, нельзя, ой, нельзя с ними вот так, запанибрата.
Прошли внутрь бывшего сельсовета. Мусор повсюду. Ни деревня, ни само здание администрации не пострадали от войны, не видел я тут ни воронок от разрывов, ни останков сожженной бронетехники, ни даже следов от пуль на стенах домов, похоже, что не было тут боев вообще. Вот только мусора в здании этого "штаба" было много. Похоже, что они тут вообще не убираются. Ну, да ладно, я сюда не жить и не служить приехал.
Зато кабинет он свой оборудовал как надо! Во всю стену карта Чечни с надписанным грифом "Секретно". Там, где подпись командира, оторван кусок, а где должно быть написано "Утверждаю" - замазано чернилами или фломастером. Ну, понятно, где-то подобрали карту, самим сделать склейку, нанести обстановку - не царское это дело. Ну-ну.
