И приносила пряжу. И толстую бечевку, потому что из пряжи без крючка кашпо получались некрасивыми. Она поверила истории о жестоком муже, который запер вовсе не безумную, но надоевшую жену в сумасшедшем доме. За что и поплатилась. Однажды во время прогулки к тому самому искусственному пруду, который едва не стал последним приютом для Эбони, плетеная петля захлестнула шею уже немолодой, но все еще слишком доверчивой мисс Пулман.

– Вы ведь знаете, что это он виноват? – любезно осведомилась миссис Эшби. – Он меня заставил отнять жизнь этой несчастной… она была хорошим человеком. И я уверена, что душа ее попадет к Богу.

Сиделка, стоявшая за инвалидным креслом, была широкоплеча и мускулиста. И форменное платье бледно-розового, какого-то на редкость тусклого цвета не скрывало квадратных очертаний ее фигуры.

– Наедине мы вас не оставим, – сказал мистер Пимброк, хмурясь. – Вы ведь понимаете…

Миссис Эшби еще трижды нападала на сопровождающих, всякий раз умудряясь ранить. А мистер Эшби извинялся и доставал чековую книжку. Любил ли он жену, сказать сложно. Но обходилась она ему недешево.

– Добрый день, – сказала Милдред, пытаясь зацепить эмоции женщины, которая смотрела на нее светлым и чистым взглядом истинного безумца. Впрочем, один взмах ресниц, и в светлых глазах ее появилась печаль.

– Добрый. – Голос тихий, нежный. И трясущаяся рука касается губ. – Вы кто?

Удивление. И легчайшая настороженность. Впрочем, насквозь фальшивая. Она – оболочка, под которой прячется что-то иного толка, мутное, тревожное.

– Меня зовут Милдред. И я хотела бы поговорить с вами.

– О чем?

– О вашем сыне.

Она и вправду научилась справляться с яростью. Вспышка была короткой и на лице Лукреции не отразилась. Напротив, губы ее растянулись в улыбке.

– Вы наконец-то поняли, да?

– Что?

– Кто истинно ненормальный… Не надо, Томми, она пришла ко мне. Пришла, чтобы выслушать мою историю. Всерьез. Без того, чтобы сказать, вот сидит ненормальная, словам которой нельзя верить.

Речь миссис Эшби была спокойна.

– Не обращайте на него внимания. Он привык, что его окружают безумцы.

– А вы не безумны?

– Все мы в какой-то мере безумны, – довольно уклончиво ответила миссис Эшби. – Камилла, девочка моя, ты будешь слушать? Конечно, будешь. Камилла здесь не так давно, всего пятый год. Еще не успела очерстветь душой.

– Но она знает, на что вы способны, – с неудовольствием заметил мистер Пимброк.

– Ах, никто из нас до конца не знает, на что способен… И да, я знаю, о чем вы… те женщины собирались меня убить.

– Зачем?

– Им приказали. Я не держу на них зла. Но мне пришлось защищаться. Это ведь нормально, защищать себя, правда? Вот я и пыталась. Как умела.

Последняя сестра милосердия вынуждена была восстанавливать лицо после того, как почтенная миссис Эшби вцепилась в щеку и не разжимала зубы, пока не выдрала кусок плоти.

– Кто осудит человека, спасающего свою жизнь? – Она прижала хрупкие полупрозрачные руки к груди. И нервно дернулась, будто левую половину ее тела свело судорогой.

А платье на ней было без пуговиц.

– Расскажите мне все, – попросила Милдред. – И может, я смогу вам помочь?

– Мне уже не поможешь. Но тем девочкам, которые умирают, вполне можно… вы знаете, он показался мне чудесным человеком.

– Кто?

– Станислав. Конечно, имя странноватое, есть в нем что-то такое, плебейское до крайности. Чуждое, я бы сказала. Как можно назвать ребенка Станиславом? Или Николасом? Я хотела дочь, но родился мальчик, и его назвали Николасом. Ужасно!

– Сочувствую.

– Не сочувствуешь. Не считай меня дурой. – Эта вспышка заставила миссис Эшби привстать, и молчаливая Камилла возложила руку на худенькое плечо безумицы. – Я прекрасно вижу, что ты мне не веришь… никто никогда не верил. Господи, да я сама до последнего не верила. Скажи, вы всех нашли? Знаешь, Драконий берег – это одно огромное древнее кладбище, где люди смешались с драконами.

Бред, но…

Место не просто закрыто от мира, оно изолировано. Тогда о каких девушках идет речь? Или… место местом, а люди людьми, даже столь молчаливые с виду. Могли ли сюда проникнуть сплетни внешнего мира?

Вполне.

– Мне было двадцать пять, когда мы познакомились. Не самый приятный возраст для женщины. Да и в положении я находилась непростом. Моя семья была не из простых. Вы что-то слышали о Локвудах?

– К сожалению…

– Слишком молоды и ограниченны. Бывает. Отцы города, первые из первых… К несчастью, мой дед был неосторожен в тратах, а отец сделал несколько крайне неудачных вложений, что поставило нас на грань краха. И в одночасье из завидной невесты я превратилась в отверженную. Мне пришлось искать работу. И работать, – это миссис Эшби произнесла с немалым отвращением. – Кто бы знал… конечно, я могла бы найти и покровителя, предложения поступали. Но боже, это было еще более унизительно, чем работать.

Мистер Пимброк отошел к клумбе, на которой яркими оранжевыми шарами поднимались бархатцы.

– Мой жених разорвал помолвку. И его поняли… это ничтожество… я же осознала, что одиночество – вот мой удел.

А она любит игру. И быть в центре внимания. И ожила – на бледных щеках появился румянец, глаза заблестели.

– Я не могла выйти за того, кто ниже меня по статусу, а для равных я перестала существовать. И тут появился Станислав.

Вздох. И ладони, прижатые к щекам.

– Я слышала про Эшби, старый достойный род. Моя матушка как-то сумела связаться с ним. И предложила меня. В жены, естественно. Станислав откликнулся. Он показался мне милым. Я ему тоже понравилась, поэтому Станислав и предложил сделку.

– Значит, о любви речи не шло?

– Помилуйте, какая любовь? Люди нашего положения стоят выше этого. Вам, конечно, не понять, но что есть любовь, если разобраться? Это эмоциональная привязанность к человеку, который зачастую того не стоит. Нет, люди, действительно серьезные, никогда не станут полагаться на эмоции.

А вот губы поджаты. И уголок рта подрагивает. И не только он, левая нога тоже дергается, мелко и часто, а миссис Эшби этого будто и не замечает.

– К слову, спросите моего сына о том, что случилось с первым из Эшби. Весьма, я вам скажу, показательная история. О любви, да… мы изначально договорились, что обойдемся без чувств.

Но кто-то нарушил договоренность.

Миссис Эшби оперлась на подлокотник кресла и поднялась. Оперлась на дрожащую ногу. Поморщилась.

– Не желаете ли прогуляться? – спросила она весьма светским тоном. И от медсестры отмахнулась: – Бросьте, Камилла. Кому я способна причинить вред?

Лукавый вопрос. И взгляд из-под ресниц тоже лукавый.

– Она пришла, чтобы узнать правду. Хоть кто-то, хоть когда-то… подайте руку.

Милдред подала.

Лука бы вот не стал. Он осторожен, порой совершенно излишне. И чутьем обладает звериным. Он бы в жизни не поверил в безобидность этой хрупкой леди.

И Милдред не поверила.

Пальцы миссис Эшби впились в руку, будто желая проткнуть ее насквозь.

– Ах, простите, я совсем здесь ослабела… чем они меня травят? Ума не приложу. На меня сейчас мало что способно подействовать. Результат, так сказать, экспериментов, которые ставил супруг.

Она ступала медленно, пытаясь притвориться слабой.

– Я прошла медицинское обследование. Станислав потребовал. И да, это было несколько неприятно, но я прекрасно осознавала, что мужчине его положения нужны наследники. И он не скрывал, что именно наследники – истинная причина его женитьбы.

Газон мягко пружинил под ногами. От миссис Эшби исходил тонкий аромат духов. Смутно знакомый, но… тетины? Нет, она не снизошла бы до «Последней страсти», которые тетушка обожала, но, кажется, лишь потому, что эти духи когда-то подарил ей муж.

– Обряд был скромным. Кольцо я ожидала получше, но на свадьбу супруг преподнес мне три миллиона долларов на именном счету. Это было… очаровательно. По условиям договора, еще столько же я бы получила, родив наследника. А с ними и право вернуться в Нью-Йорк. Или переехать туда, куда мне захочется. Мне полагалось бы неплохое содержание. Взамен я бы представляла интересы семьи там, где Эшби не мог постоянно присутствовать. В то время его стремление вернуться на Драконий берег казалось мне этаким капризом.