– Но ты сам понимаешь не хуже меня, что я не смогу заставить его отозвать законопроект.

– Если ты сумеешь вызвать сочувствие и симпатию к себе, его шансы могут резко упасть.

– А затем?

– Мы нанесем визит сенатору Ральфу Майгеллину.

– Еще один политик, замешанный в это дело?

– Ральф Майгеллин – один из тех редких людей… про которых можно сказать, что он честный и заслуживающий уважения политик. Его можно охарактеризовать как идеалиста. И если мы сумеем настроить его против Лонгуорта, наши шансы увеличатся вдвое. И тогда законопроект могут не принять.

Кейт покачала головой:

– Как много «если». И откуда ты столько знаешь про все, что творится в Вашингтоне, когда… – Она замолчала.

– Когда занимался совсем другими делами? Напрасно удивляешься. Ты даже не представляешь, насколько полезны знания о закулисных играх политиков в моем деле. – Сет повернулся лицом к ней. – Должен тебе сказать, что я не видел фамилию Ральфа Майгеллина ни в одном из списков кандидатов, у которых собирались вымогать деньги. – Сет направился к двери. – Переоденься. Постарайся выглядеть хорошим профессионалом, умной и к тому же сексуально привлекательной женщиной.

– Не слишком ли многого ты требуешь от меня?

– Нет. Не многого. Всего этого тебе не занимать. Если не станешь мешать самой себе. – Он обернулся. – Постарайся максимально раскрепоститься. В этой части Америки «синие чулки» не пользуются особым успехом.

Кейт замерла от неожиданности, когда час спустя, распахнув дверь своей спальной, вышла в гостиную. Сет к этому времени успел переодеться. На нем был хорошего покроя темно-коричневый пиджак, бежевая рубашка и шелковый галстук с едва заметным рисунком. Все вместе составляло впечатление строгой, дорогой одежды. Она никогда не видела Сета ни в чем, кроме джинсов и костюмов хаки полувоенного покроя.

– Что ты так смотришь на меня? – поморщился Сет. – Не мог же я одеться по-другому.

– Тебе так… идет костюм, – она сразу заметила, с какой неожиданной для нее элегантностью он носит цивильную одежду.

– Наверное, я похож в нем на адвоката, – буркнул Сет и оглядел ее с ног до головы. – Черный цвет тебе идет. Но, по-моему, ты выглядишь слишком строго. Нужно как-то смягчить это впечатление.

– Я же собираюсь не на демонстрацию костюмов в роли манекенщицы, – сухо отозвалась Кейт.

– Распахни костюмный пиджак так, чтобы была видна шелковая блузка, – Сет, не дожидаясь ее ответа, расстегнул пуговицы на костюме, потом чуть-чуть распушил волосы, придавая им более непринужденный вид. – Вот так.

Отлично. – Заметив, как на ее лицо начинает набегать тень, он быстро проговорил:

– Не сердись. Если ты захочешь отрубить мне голову за эти вольности, я сам подставлю шею. Но ты ведь знаешь, как много зависит от первого впечатления, которое оставляет человек.

– Даже пальцем не пошевельну, чтобы угодить им, – резко возразила она, но тем не менее не стала застегивать костюм. – С чего это ты вдруг стал беспокоиться о производимом впечатлении?

– Потому что газетчики сейчас разложат нас по тарелочкам и начнут тыкать вилками как в заливную рыбу. И вид блюда на них производит иной раз большее впечатление, чем его вкус. Фотографии действуют на читателя не меньше, чем рассказ о событии.

– RU-2 говорит сам за себя. Он не нуждается ни в каких… – Она замолчала. К сожалению, ничто не могло говорить само за себя в этом шторме, который они подняли. Все висело на волоске и зависело от малейшей случайности. – Хорошо. Я буду улыбаться в камеру, как кикимора.

– Не обязательно улыбаться. После того, что стряслось с тобой, ты имеешь право быть серьезной. Просто надо подчеркнуть ненавязчиво: ты не только ученый, но еще и женщина. Эта встреча полностью посвящена тебе. Я только прикрываю тыл. – Он обнял ее за плечи. – И постарайся держаться поближе к Лонгуорту. По сравнению с таким крупным мужчиной ты будешь выглядеть особенно хрупкой и уязвимой. Будет очень удачно, если у всех создастся впечатление, что такой бык нападает на тоненькую, но храбрую женщину.

– Всю свою жизнь я сопротивлялась тому, чтобы меня считали «хрупкой, уязвимой женщиной». Этот образ вызывал у меня возмущение.

– А теперь обыграй это. Впрочем, поступай, как считаешь нужным. Но не забывай, что мы должны использовать любое оружие против них.

Типичный прием Сета: сделать вид, будто предоставляет ей свободу выбора, но представить ситуацию таким образом, что она вынуждена ступать на ту тропинку, на которую указал он.

– Ты уверен, что из тебя не получился бы настоящий политик?

– Самая высокая ступень, на которую мне удалось подняться в этой области, – это стать телохранителем одного колумбийского судьи. Что, к счастью, продолжалось не очень долго.

– Его тоже убили?

– Нет. Он все же решил взять взятку, которую ему предложила картель, так что необходимость во мне отпала. – Сет нажал на кнопку вызова лифта. – Но мне удавалось сохранять ему жизнь в течение восьми месяцев, прежде чем он все-таки уступил им. Что не так уж плохо.

С первого же взгляда Кейт поняла, что сенатор Уильям Лонгуорт чувствует себя не в своей тарелке. На лице его застыла улыбка, но сцепленные пальцы рук дрожали, а сам он заметно побледнел.

Очень странно. Судя по тем отзывам, которые ей были известны о нем, сенатор не относился к числу людей, которых легко можно вывести из себя и заставить трепетать. Репортеры, столпившиеся в комнате, – тоже не повод к тому. Он привык выступать на публике, привык к вниманию журналистов, умел и любил выступать перед камерами.

Но это интервью почему-то пугало его, удовлетворенно отметила Кейт. И это придало "и силы. У нее в руках – факты и доказательства. А у него только риторические восклицания.

– Если RU-2 в самом деле настолько чудодейственное лекарство, как утверждает доктор Денби, собираетесь ли вы отозвать свой законопроект о запрещении исследований в области генетики? – первой обратилась Мерил к сенатору.

– Нет, конечно. Генная инженерия представляет большую опасность. Она должна находиться в надежных руках. Мои избиратели никогда не простят мне, если я позволю выпустить джинна из бутылки. Если, как вы утверждаете, RU-2 и в самом деле обладает чудодейственным эффектом, – в чем я сильно сомневаюсь, – оно тем более должно быть тщательно проверено и опробовано, чтобы никаких сомнений в его безопасности не оставалось.

– Наше министерство всегда отличалось кропотливостью. Более, чем какое-либо другое в мире. Почему бы не оставить все, как было?

– Нам, естественно, понадобятся заключения экспертов министерства. Но решение должен принимать американский народ.

– То есть вы хотите сказать, что решение должны принимать вы, – заметила Кейт. – А конгресс печально знаменит тем, что умеет безнадежно похоронить любое дело. Тысячи людей умрут, пока вы будете спорить из-за всевозможных закорючек.

Лонгуорт посмотрел печальным взглядом на телевизионщиков:

– Вот видите? Безответственное нетерпение. Американский народ заслуживает более серьезного отношения. – Он улыбнулся Кейт. – Я уверен, юная леди, что вы хотите самого лучшего, но есть вопросы, в которых поспешность ни к чему хорошему не приведет. Общественность все больше и больше склоняется к мысли, что вмешательство генетиков противоречит воле Божьей. – Он поднялся и подошел к окну. – Посмотрите сами, и вы убедитесь в этом.

У Кейт не оставалось другого выхода, как встать и подойти к окну. Репортеры тоже ринулись к окнам, оттесняя ее в сторону. Сет сначала загородил ее, а потом помог протиснуться к окну.

Внизу на улице сосредоточилась масса людей. Кейт могла даже прочесть плакаты, которые они несли в руках:

«Остановите их!»

«Спасите наших детей».

«Мы не желаем пользоваться RU-2».

«Благослови вас Бог, сенатор Лонгуорт».

– Каким образом ему удалось так быстро организовать марш протеста? – пробормотала Кейт. – Мы созвонились с ним утром.