Зрелище наготы матери еще долго стояло перед глазами Владика. Теснились безумные мысли: она обычная грешная женщина, не надевающая трусов в жаркий день, у нее есть половые органы, мало чем отличающиеся от половых органов других женщин, значит, она должна быть так же сексуальна и жадна до наслаждений, как другие люди (ему невольно вспомнилось, как мать унизительно стыдила его, застав за мастурбированием в ванной, - теперь он лишь презрительно усмехнулся при воспоминании об этом бесславном для него случае). Странно - ему и в голову не пришло, что его мать и не может отличаться от других людей. И что, разве он продолжал бы ее бояться и уважать по-прежнему, если бы у нее были не развитые половые органы женщины, много и с удовольствием отдававшейся мужчинам, а инфантильные половые органы, как у девочки первоклассницы?

Невольно всплыло в памяти, как когда-то в детстве он разглядывал половые органы у девочки - первоклассницы, которая была года на три моложе его и ее звали Тая, - она ему позволила делать все, что ему хотелось, когда во время игр на заросшем кустарником деревенском пустыре он ловил ее, случайно поднял ее платье и обнаружил, что она без трусов. Владика как током ударило, он схватил ее за плечи, повернул лицом к себе и, повалив на песок, раздвинул ее загорелые худые ляжки и долго рассматривал и ощупывал то, что между ними было. А был там безволосое - еще бы, он и сам не подозревал, что там когда-нибудь со временем должны быть волосы! - девичье лоно, всего лишь сокровенный между ног бугорок с длинной бороздкой, которую Владик раздвинул большими пальцами обеих рук и в которой обнаружил еще одну кожную складку, еще более нежную, которую тоже раздвинул. Семилетней Тае это явно нравилось, потому что она не сопротивлялась этому "врачебному осмотру", и они оба не забыли о времени, пока их не начали звать другие дети, котрые уже начали их разыскивать.

Так вот, теперь, когда Владик вдруг увидел гениталии матери, ему как-то не пришло в голову, какое чувство он стал бы испытывать к Инне Семеновне, если вдруг увидел бы у нее такие же детские органы, какие были тогда у Таи. Разве мать не должна была быть тем, что она есть в самом деле - женщина в расцвете лет и сексуальных желаний? Занятый бурей мыслей, он лежал неподвижно, забыв обо всем, и обгорел бы на солнце, если бы его не вывел из блаженного оцепенения голос той, что так неосмотрительно дала ему возможность наслаждаться ее наготой: мать звала его обедать. Владик стряхнул с себя одолевавшие мысли и пошел в дом, где его уже дожидалась тарелка окрошки.

За обедом он украдкой взглядывал на ничего не подозревавшую мать и невольно ловил себя на том, что спрашивал себя, надела ли она теперь трусы или все еще нет? Конечно, под сарафаном он не мог ничего увидеть, но при взгляде на выглядывающее из-под подола загорелое колено воображение само дорисовывало остальное. Когда за обедом отец объявил, что намерен съездить со своим приятелем на расположенный неподалеку конный завод, чтобы договориться там о получении уроков верховой езды, а мать сказала, что после обеда собирается пойти купаться и загорать на реку, Владик уже знал, что он будет делать после обеда: ему хотелось тоже пойти на реку, но тайком, чтобы подсмотреть за купающеся матерью. Сказав для отвода глаз, что ему хочется после обеда поспать в гамаке на веранде, он весь погрузился в обумывание своего плана, который вскоре и осуществил.

Река была недалеко от их дачи, протекая неспешно под сенью раскидистых ив. Ее берега словно нарочно были приготовлены для засад: прямо к берегу с узкой полоской песчаного пляжа подступали густые кусты. При желании было нетрудно подобраться незамеченным и из кустов видеть все, что происходит на берегу. Владик выждал, пока Инна Семеновна закончила суету на кухне и ушла на реку. После ее ухода у него от нетерпения дрожали ноги - так ему хотелось тут же пойти следом! Однако он заставил себя выждать еще минут десять и только потом отправился по той же тропинке к реке. Он был предусмотрителен: надел разрисованную камуфляжными разводами и пятнами охотничью куртку отца и такую же закамуфлированную панаму, а также взял с собой сильный отцовский бинокль. Стараясь быть совершенно бесшумным, он прокрался в гущу кустов возле того места, где любила загорать мать. Ему не совсем удалась его затея, потому что пробираясь среди густых веток, он ненароком сломал одну из них. Ветка сломалась с громким треском, чем чуть не погубила весь замысел Владика. Замерев, он смотрел, как Инна Семеновна, лежавшая навзничь на расстеленной накидке, с накрытым широкополой соломенной шляпой лицом, сбросила с лица шляпу, приподнялась и стала испуганно всматриваться в темную гущу кустарника. Ничего там не разглядев, она вернулась в прежнюю позу, но Владик еще несколько минут не смел шелохнуться. Потом он очень осторожно переполз в то место, которое показалось ему с самого начала наиболее удобным для наблюдения, и стал наблюдать за Инной Семеновной. Она лежала ногами в сторону того куста, где притаился непрошеный соглядатай, и ему приходилось упираться взглядом в ее ступни, которые, впрочем, были слегка разведены в стороны, так что между бедер виднелась широкая зеленая полоска купальника, которой было скрыто от глаз то, что он недавно видел под материным сарафаном - густо заросшее волосами женское лоно. Такой же зеленой материей были обтянуты холмики грудей. Владик смотрел на мать и беззвучно шевеля губами, ругал ее за то, что она изменила своему обыкновению загорать без купальника и никак не давала ему полюбоваться своими сокровищами. Та, к кому были обращены эти беззвучные упреки, казалось, дремала, разнеженная под ласковыми солнечными лучами, и Владику опасался, что она будет дремать так еще долго. Он уже приготовился к тому, что придется понапрасну проскучать час - другой, но долго ждать ему не пришлось. Позагорав немного, Инна Семеновна вдруг встала и, осмотревшись - не видит ли кто? стала снимать с себя купальник. Решила позагорать всем телом, понял Владик. Неспешные движения Инны Семеновны поначалу ничего нового не предоставили его нетерпеливому взгляду: Инна Семеновна стояла повернувшись спиной, но минута ожидания была вознаграждена: раздеваясь, мать постепенно поворачивалась к Владику передом, и вот он увидел сначала ее большие груди, почти целиком потемневшие от загара, что резко контрастировало с белизной кожи там, где тело обычно было скрыто бюстгальтером; большие, с медный пятак, темно-красные околососковые кружки обрамляли выпуклие пуговки сосков того же цвета, которые смотрели чуть в стороны и вниз. Груди выглядели большими чуть продолговатыми дынями, их совсем не портило то, что они были немного отвисшие. Когда Инна Семеновна раздевшись легла загорать вновь, она лежала навзничь, и ее груди раскатились в стороны, оставив посредине широкую ложбину и дерзко задрав кверху и чуть в стороны острые навершия сосков - это было очень красиво. Впрочем, тогда вниманием Владика завладели уже не груди, а совсем иная часть тела Инны Семеновны. Это место он уже перед тем увидел в необычном для себя ракурсе, когда при раздевании мать наклонилась, снимая расстегнутый купальник через ноги. Владика поразила овальная поросшая русыми волосками выпуклость, которая вдруг стала видна под ягодицами между бедер. Это было самое сокровенное место Инны Семеновны - ее половые органы. Эта буйная поросль вьющихся волосков на женских гениталиях была хорошо видна, но Владику хотелось разглядеть ЭТО получше, и он взял в руки бинокль. Несколько секунд он любовался тайным достоянием своей матери, разглядывая светло-русые заросли, которые в окулярах выглядели на расстоянии вытянутой руки (казалось, до них можно дотянуться и потрогать), и срамные губы, которые проглядывали сквозь волосы, затем женщина выпрямилась. Купальник упал к ее ногам, и она стряхнула его, сначала с одной ноги, затем с другой. Половая щель при этом уже была не видна Владику, но он видел густую поросль волос на ней (так называемую киску), когда мать поднимала ноги. Сбросив с себя купальник, Инна Семеновна улеглась загорать снова в той же позе, что и раньше, навзничь, и снова накрыла лицо широкополой соломенной шляпой. Она лежала, как и ранее, ногами в сторону Владика, так что ему было хорошо видно то, что он так жаждал увидеть, когда на женщине еще был купальник. Теперь ему ничто не мешало со сладострастным замиранием сердца разглядывать обнаженное лоно. Инна Семеновна к тому же легла с широко раздвинутыми ногами, стараясь подставить солнечным лучам внутренние стороны бедер, так что Владик видел не только большой треугольник светло-русых волос, но и проглядывающие сквозь волосы срамные губы, эти две неровные розовые полоски. Над ними виднелся валик клитора, который слегка проглядывал сквозь завитки лобковых волос, увенчанный маленькой, с горошину, головкой. В бинокль Владик во всех подробностях рассмотрел гениталии Инны Семеновны, они были прямо перед глазами, казалось так близко, что можно потрогать рукой, он видел каждый волосок на лобке и на промежности, видел каждую неровность бахромы срамных губ, видел родинку на промежности, где волосы были тонкой полоской, видел молочно-белые шары ягодиц. . . Правая рука Инны Семеновны вдруг легла на лобок, и два пальца - большой и средний - раздвинули срамные губки, в то время как указательный принялся ласкать головку клитора. Она мастурбирует! - это открытие было самым потрясающим для Владика. Теперь он знал не только интимные тайны тела своей матери, но и стал свидетелем того же занятия, за которое она несколько раз унизительно стыдила его самого. Властная твердыня пала окончательно: теперь мать не имела в его глазах никакого авторитета, она словно стала для него девочкой - одноклассницей, которую можно уличить в мастурбации и у которой можно невзначай поднять юбку. Он с удовольствием наблюдал за пальцами Инны Семеновны, теребившими и поглаживавшими ее гениталии, за все более набухавшими от возбуждения валиками срамных губ, которые Инна Семеновна то растягивала в стороны, раскрывая перламутрово блестевшие внутренние стенки половых губ, между которыми виднелся темным отверстием вход во влагалище, за напрягшейся пуговкой клитора, за бесстыдно разведенными бедрами и белеющими внизу под гениталиями шарами ягодиц... Женщина, правой рукой лаская свое лоно, левой принялась пощипывать себя за соски, и скоро Владик увидел, как ее промежность увлажнилась и вслед за этим все тело Инны Семеновны напряглось, выгнулось вверх, словно лук, выпятив русоволосый островок на лобке, и обессиленно снова опустилось. Полностью расслабившись, с разведенными в стороны ногами и с обеими ладонями на гениталиях, женщина несколько минут лежала в сладостной истоме. Владик продолжая во все глаза смотреть на то место, которое прикрыли ее пальцы (указательный палец правой руки был слегка погружен в лоно, остальные, утопая во вьющихся волосках, бессильно лежали рядом с отверстой щелью), вздрогнул (а его мать вздрогнула куда сильнее!) от неожиданности, услышав чей-то голос: