Утром Баева разбудили толчки в плечо. Он лежал на постели в одежде, под двумя одеялами, не заперев входную дверь и не выключив свет в комнате. Возле кровати стояла жена. Присев, бизнесмен вспомнил события вечера, и его затошнило. Он положил ладони на голову и растрепал волосы.

– Ты что натворил, сволочь? – проговорила жена, кутаясь в шубу и вытирая слезы.

Баев поднялся и подошел к печи. Дом остывал, становилось холодно.

– Ты убил нашего сына. Ты понимаешь, что натворил? – Жена вцепилась ему в рукав, ее голос дрожал. Бизнесмен выдернул руку и, не ответив, вышел из дома, оставшись на крыльце, жадно вдохнув морозный воздух и проводив взглядом ворона, разрывавшего остроконечными крыльями звенящую тишину. Кончалась последняя неделя ноября, и река спряталась под снегом, местами оставив темные пятна промоин. Мужчина спустился с крыльца и тут же отлил накопившуюся за ночь жидкость, а после, пройдя по тропинке до сарая, зачерпнул руками снег и растер им лицо. Замерев в задумчивости с минуту возле дровяника, стал выбирать поленья, складывая на предплечье, но прозвучал выстрел. Баев вздрогнул и, уткнувшись головой в дрова, осел на ослабевших ногах, завалившись на спину. Поленья посыпались из рук, прокатившись по лицу. Жена, убив мужа, аккуратно, чтобы не упал, оставила карабин у стены сарая и, осторожно ступая по узкой, протоптанной мужем дорожке, шатаясь на высоких каблуках, вернулась к дому.

– Вы кто? – спросила она, повернув голову в сторону, словно услышав или увидев кого-то.

– Мой сын убит. Вы этого не знали? Где? – Женщина посмотрела в сторону реки. – Костя? – удивленно промолвила она и помахала рукой. – Костя-я! – Женщина кинулась на берег, пробежав мимо перевернутых рыбацких лодок, оказавшись на льду. – Костя, Костя-я! – повторяла она, убегая к противоположному берегу, не обращая на треск тонкого льда. Пробежав до середины реки, женщина провалилась, опрокинувшись на спину. У нее был шанс спастись, если бы она, перевернувшись на живот, отползла назад, по своим же следам, но вместо этого женщина кинулась вперед, соскочив в холодную воду. Какое-то время она карабкалась в полынье, цепляясь руками за острую кромку льда, ломая длинные ухоженные ногти, а потом наступила тишина, и ровная гладь полыньи стала затягиваться, сковывая открытую воду.

Над замерзающей полыньей пролетел ворон, равнодушно разнося отрывистым криком, еще продолжающим жить, словно вестник самой смерти, весть о неминуемой кончине. С западной стороны надвигалась снежная туча, тушуя плотным слоем чернил, утреннюю синеву пока еще свежего неба. Грубыми рывками подул влажный, пронизывающий все живое, ветер. Надвигался сильный снегопад. На берегу, между рыбацких лодок, сидел большой лохматый пес смоляного черного цвета. Ветер трепал шерсть на массивной широкой морде пса, не сводящего черных, по-человечески разумных глаз с полыньи – вмиг ставшей могилой.

Сергей Угрюмов выехал из города на своем бюджетном седане, оформленном под такси, в сторону малознакомого поселка, отвозя по заказу парня и девушку лет двадцати с небольшим, зачуханного и не внушающего доверия вида. Сергей злился на себя, жалея, что взял заказ. Подскочил обед, а он не завтракал. Повалил сильный снег, превращаясь на дороге в грязь, а омывающая жидкость почти закончилась.

Чем дальше отдалялось такси от города, тем тревожней становилось водителю. Напрягали пассажиры, с вонючей кислятиной многодневного перегара и тошнотворной гарью дешевых сигарет. Нет, Угрюмов не считался трусливым и слабым простачком. Это был рослый, в меру худой мужчина двадцати восьми лет, спортивного телосложения. Правда, не любивший больших компаний и с трудом идущий на контакт с незнакомыми. Не умевший поддерживать разговор, и поэтому чаще молчавший, вызывая заподозрить в высокомерии, хотя таким не являлся. По образованию физик, он за короткий срок в прошлом сумел создать перспективный бизнес, который бросил по не зависящим от него причинам.

На въезде в поселок повстречался кортеж из полицейских машин.

– Что у вас случилось? – спросил парень-пассажир девушку.

– Мужика важного завалили, – ответила она, щуря глаза в зеркало заднего вида.

– Важного, говоришь? Насколько важного, раз столько полиции? Останови у магазина, – потребовал пассажир от водителя, ткнув пальцем в одноэтажное каменное здание, построенное в позапрошлом веке и теперь требующее ремонта. – Затариться надо, подожди пять минут.

Парень вышел, и Сергей, чтобы заполнить тишину и не общаться с девушкой, прибавил радио.

– Ты на брата моего похож. Он в тюрьме сидит. – Девушка придвинулась ближе, положив руку на спинку водительского сиденья. – Сам-то не сидел?

Угрюмов не ответил и даже не повернулся. Он хотел поскорее убраться из поселка, мечтая о килограмме пельменей.

– Ты же не местный? Откуда? – Девушка продолжала спрашивать, раздражая затхлостью от одежды.

– Ошибаешься, я родился здесь. В роддоме по улице Чехова, – соврал мужчина, назвав роддом, куда недавно подвозил роженицу.

– По тебе заметно, что с улицы Чехова. Этот тебя кинет. Там еще такие же черти. Вали из поселка, пока не убили, – предупредила пассажирка, откинувшись на сиденье и отвернувшись в сторону магазина.

Пассажир появился с распухшим от бутылок с водкой пакетом. Он неосторожно распахнул дверь машины, суетливо, стряхнув грязь с ботинок на коврик, нисколько не беспокоясь о чистоте салона. – Еще жену этого мужика ищут. Машину нашли, а ее нет. – Парень пристраивал на коленях пакет, ища положение поудобней.

Такси остановилось у деревянного дома, почерневшего от времени и покосившегося с одной стороны. С улицы слышалась музыка, популярная лет двадцать назад. Девушка сразу поспешила скрыться за воротами, обшитыми из мятого зеленого профлиста, и парень, обняв руками пакет, направился за ней, делая вид, что ничего не должен.

– Ты про деньги не забыл? – спросил Угрюмов парня, выскочив из такси.

– Ах да. Возьми. – Парень поставил пакет на землю, сунув в руку таксиста мятую купюру.

– Я ценник озвучил, когда садились. Этого мало. – Сергей сморщился, понимая, что предчувствия сбываются.

– Больше нет, братан. Видишь, как затарился? Пошли со мной, выпьешь? Девка понравилась? Хочешь ее? Она ничья и не будет возражать.

– Ты лучше заплати. Я сейчас диспетчеру сообщу, сюда другие приедут, тебе невесело станет. – Угрюмов схватил парня за ворот грязного заношенного пуховика, притянув к себе. Через плечо пассажира, у края проезжей части, Сергей заметил, огромного черно-смоляного пса, с интересом наблюдавшего за перепалкой двуногих. «Опять этот пес», – подумал Сергей и тут же получил удар в спину, заставивший обернуться и получить удар в лицо. Таксиста свалили на землю, запинывая ногами, и тот, закрыв голову руками, приготовился к худшему. Пассажир и примкнувший к нему долговязый парень, прибежавший из дома, били второпях, скрепя от усердия зубами, особо не разбираясь, куда приходятся удары.

– Э-ээ, суки, завалю! – послышалось со стороны, и из ворот дома вывалился тощий словно скелет мужик лет за сорок, в шлепанцах на босу ногу, трико и майке. Открытые участки тела накрывали наколки, а в руках потряхивало двуствольное ружье, достойный экспонат краеведческого музея.

– Суки, от брата отошли. Я за Коляна завалю! – заорал мужик пьяным голосом, направив ружье на парней.

– Ты, Леха, чего? Это таксист, не Колька, – попытался объяснить долговязый.

– Маринка сказала, Коляна бьют. Я за брата убью, – хрипел уголовник, раскачиваясь, будто от ветра, с полузакрытыми от опьянения глазами.

– Маринка, сука, врет. Колька в доме спит. Леха, это же я Димон. Ты чего попутал? Слышь, Леха, убери ружье. – Долговязый шагнул навстречу, и Леха выстрелил в него. Пассажир попятился, но уйти не успел. Пуля в грудь уложила и его.

Уголовник, пошатываясь и скользя в шлепанцах по снегу, подошел к Угрюмову, лежащему вниз лицом, и попытавшись помочь, потянул за ворот куртки. Сил не хватило, и худой, едва не упав, пошлепал домой, матерясь и угрожая еще не приехавшим полицейским. Сергей, дождавшись его ухода, поднялся на ноги. Перед ним неподвижно лежал пассажир, а ближе к машине извивался долговязый, поскуливая, зажимая живот. Пес по-прежнему сидел возле дороги, не испугавшись выстрелов и не сдвинувшись с места. Он будто понимал, что происходит, с любопытством ожидая развязки. Угрюмов заскочил в машину и, вылетев на проезжую часть, погнал в город, не дожидаясь полиции. Кровь из носа, капала на любимую куртку, приводя в категорию непригодности.