Завуча – на мыло!

1

Быть начальником – значит обречь себя на вечные хлопоты. С другой стороны – почувствовать себя значительным человеком. Из женщин особенно рьяно занять должность повыше стремятся те, кто в полной мере не испытал головокружительный женский успех. Из любого правила (как правило) есть исключения, но все же пресловутое множество дам-руководителей – неудачницы.

Поверьте, завуч – это собачья работа! Сколько нервов, сколько времени требуется! Но конкурс на замещение столь обременительной должности на удивление всегда большой. Назначили завучем – значит, заметили, оценили. Пусть ты будешь самым плохим завучем в мире, но ведь за-ву-чем! Стоял, вроде как, на ступеньку выше других. И внуки с гордостью в голосе обронят потом: «А наша бабашка была завучем в школе».

Но в целом отношение к школьному повышению по службе созвучно армейской поговорке: «Лучше иметь дочь-проститутку, чем сына-ефрейтора».

Одна моя приятельница, химичка и на работе и в жизни, на педсовете обожала рисовать на тетрадном листке человечка с петлей на шее. Кульминацией ее художественного творчества становилось медленное пририсовывание на теле жертвы таблички, на которой злорадно выводились пять ненавистных букв – «завуч».

Если бы тогдашняя завуч Марина Леонидовна узнала об этом, то… Хм. То что? Трудно даже предположить ее реакцию.

Марина Леонидовна была женщиной хорошей, но – с придурью. Однажды первую смену – а это четыреста человек! – задержала возле центральных школьных дверей и пропускала по одному, властно вопрошая:

– Что читаешь?

Отвечали, кто во что горазд. Первоклашки испуганно лопотали про букварь. Другим было посложнее. Кто-то из старшеклассников брякнул: «Колобок!», и, ловко прошмыгнув в дверной проем, затрусил по школьному коридору.

– Ве-е-рни-ись! – истошно завопила Марина Леонидовна.

Самое интересное, что допросу подвергались и учителя. Но, побывав в стенах высших учебных заведений, они слышали о Набокове, Голсуорси, Жоржи Амаду, поэтому отвечали с великой легкостью. Правда, услышав в очередной «учительский» раз – «Лолита», Марина Александровна поморщилась: такое впечатление, что эту книгу читали коллективно – все вместе и в одном помещении.

На педсовете Марина Леонидовна подвела итоги своих исследований, поразглагольствовала на тему «Пища для ума», предположила, что теперь с ее помощью вся школа наконец-то задумается над собственным невежеством, и, прежде чем она произнесла долгожданное: «Все свободны», ее «повесили».

Трудно быть завучем. Никто не любит, все лишь злословят и боятся.

Организовывать людей, распутывая клубки сложных человеческих взаимоотношений, – особое искусство. Более того, это искусство сильных духом.

Если ты слабак, будешь болезненно реагировать на склоки за твоей спиной, бесконечное недовольство (руководством всегда недовольны), работа проедет по тебе как танк – раздавит и не заметит.

Отделять зерна от плевел, знать, где отступить, а где проявить холодную настойчивость – вот что важно, но это лишь удел избранных.

2

Случилось невероятное! Самое забитое существо в сто двадцать восьмой школе стало завучем.

Эту новость принесла на хвосте Лариска Стремянина, моя соседка по подъезду.

– Представляешь, Коровину командиром назначили!

Неоднократно я слышала тихие презрительные россказни про тихоню Коровушку, но сегодня – сверхпрезрительный восторг.

Я видела как-то эту учительницу, и, собственно говоря, обратила на нее внимание только потому, что Лариска толкнула меня в бок, смотри, мол, вон наша «ни рыба — ни мясо» катится.

Коровина выглядела лет на сорок (нам, двадцатилетним, этот возраст казался символом увядания). Она была довольно стройная, с бесконечной заботой на лице, мать троих детей как никак. Не составляло больших трудов предположить, насколько привлекательной она была в юности: нежной Ассоль с темно-русыми волосами и огромными прозрачными глазами. Но, как говорится, ничто не вечно.

За что так недолюбливала Лариска эту Коровину, прояснилось лишь спустя годы. Дело в том, что Коровинский организм, в отличие от Ларискиного, работал бесперебойно и был готов к оплодотворению в любую минуту. И оплодотворялся! (Как свидетельствовали гинекологи).

Коровину звали Серафимой Ильиничной. По-видимому, она стеснялась своего несовременного имени, так как, представляясь, немного наклоняла голову на бок и надевала на лицо извинение.

Ее предмет числился в разряде самых важных – русский язык и литература. Предметником она считалась средним, а классным руководителем – просто никаким. Вальяжная, неповоротливая, Коровушка и есть.

Лариска бледнела и краснела при одном упоминании имени своей завучихи.

– А наша-то, – фыркала она, – на урок ко мне приперлась. Сидит, слушает с таким вниманием, будто я детей членов правительства обучаю! Можно подумать, что-то понимает.

Конфликт зрел. И настала минута, когда Лариска прибежала домой прямо с уроков и сообщила на весь подъезд, что «зарезала корову». Пенсионеры не замедлили осчастливить своим присутствием лестничные клетки. Не часто человек, причисленный по роду своей профессии к интеллигенции, собственноручно режет скот и открыто об этом заявляет.

Вечером, с трудом дождавшись меня с многочисленных мероприятий, необходимых в молодые годы, Лариска разразилась сбивчивыми речами.

– Она пришла и села. Могла бы предупредить! Что за облавы, я не понимаю? Что она себе позволяет? Я ей так и сказала, что сначала следует предупредить учителя, а раз она этого не сделала, то я не буду вести урок. У меня стресс! В классе хозяин – учитель. Я – главная! А она как давай выделываться! Так я ей тетради в лицо швырнула и сказала: «Да пошла ты…» В коридоре, конечно, сказала и не при детях. Что я, совсем, что ли? Вот скотина! Довела до слез. Сорвала мне урок. А ведь начальник призван облегчать жизнь подчиненным, а не усложнять.

Я слушала. Зная Лариску, не стоило трудов восстановить картину происшедшего. Все было совсем не так. Лариска любила преувеличивать. Никаких тетрадей никому в лицо не швыряла. Но с уроков убежала – это факт.

Мои размышления прервались звонком в квартиру. Я вышла в прихожую и распахнула дверь. На пороге стола Серафима Ильинична.

– Здравствуйте.

– Здрасте. А никого нет!

– Лариса Аркадьевна, будьте любезны, выйдите, пожалуйста.

– Я повторяю вам: я одна тут. Нет здесь Лариски!

– Лариса Аркадьевна, завтра у вас нет первого урока, второй – в седьмом «А», третий – в пятом «Б», четвертый – в седьмом «Г». И последний – классный час. Тема произвольная.

– Что такое?! Я…

– Лариса Аркадьевна, пожалуйста, приходите завтра в школу вовремя и со спокойной душой.

Лариска не выдержала, выбежала из комнаты и – с места в карьер:

– С чего это у меня душа должна быть неспокойная?

– Лариса Аркадьевна, не цепляйтесь к словам.

– Я не цепляюсь! – завизжала она.

– На работе случается всякое. Но отношения между людьми необходимо урегулировать. Не нужно лезть в бутылку. Нужно искать выход, приемлемый для обеих сторон.

– Враждующих сторон!

– Не нашедших взаимопонимания.

– И не найдем! Вот уйду в другую школу…

– Подумайте прежде. Но выбор всегда останется за сами.

– Разумеется! – все еще хорохорилась Лариска.

– Это вам, Лариса Аркадьевна, от меня подарок. В знак примирения.

– Я ни с кем не ссорилась!

– Тем лучше. Книга называется «Самообладание».

– Это намек? – Лариска картинно задрала свой конопатенький носишко.

– Это книга, – Серафима Ильинична впервые улыбнулась, но не сменила ровности тона.

Прощаясь, она старомодно поклонилась, и направилась к выходу. В дверях обернулась и спокойно произнесла:

– Конспекты урока нужно писать. Подготовитесь к уроку, вам же легче будет. Привыкнете готовиться, и работа не будет в тягость. До свидания.