Спустя несколько мгновений в коридор выбежали все пятеро. Было тихо, и в этой тишине потрескивал жадно пожирающий всё вокруг огонь.

— Надо предупредить остальных! — прошептала Двадцатая, но Тринадцатый схватил её за руку:

— Не дури! Молчи. Никто не поверит, что это директриса подожгла дом, опять во всём обвинят нас, и тога нам уже не выбраться. Это наш шанс! Начнется переполох, и мы свалим! — а потом прошептал Четвёртой, мотнув головой на Двадцать вторую, слепо озирающуюся вокруг и моргающую, как попавшая на свет сова. — Усыпи её! Если что… она же сейчас…

Четвёртая поняла мигом, даже спорить не стала.

— Спи! — приказала она, вкладывая весь свой дар в это короткое слово, вглядываясь в тёмно-карие глаза подруги и отчаянно желая утереть капающую из её носа кровь. — Ты чувствуешь себя хорошо, просто хочешь спать. Спи! Ты очень хочешь спать!

Обмякшую девочку рослый Тринадцатый без особых усилий подхватил на плечо.

Запах дыма и гари уже вовсю тянулся по коридору, но тишину не нарушало ничего, кроме их шагов и их дыхания.

Джаксвилль спал, ещё мирно спал, а пламя, подпитанное горючей жидкостью, бесновалось пока что только в одной комнате. Или уже не в одной? Кто-то глухо заколотил в двери в другом конце коридора…. Не сговариваясь, пятёрка побежала к центральным воротам. Обернулись — дым валил из окна. Из нескольких окон…

У входных ворот отошли в тень дуба и стали ждать. Пожар брал своё, пламя перекинулось на крышу и соседние комнаты, раздались крики, наконец, ворота распахнулись, охранники кинулись в сторону горящего дома.

— Восьмой, Пятнадцатый, Первый, остаётесь на воротах! — прокричал мужской голос. У охраны, как и у питомцев Джаксвилля, вместо имен тоже были числа. Только в отличие от них, не навсегда…

Четвертая схватила Двадцатую за руку и обернулась к мальчикам:

— Подождите тут, мы сами…

Седьмой затравленно кивнул, Тринадцатый, поудобнее перехватив Двадцать вторую, собирался возразить, но не успел. Двадцатая встала прямо перед первым появившимся охранником, высокий плечистый мужчина в чёрном плаще смотрел на пожар поверх её головы и не сразу обнаружил появление ребёнка.

— Стой! — выдохнул он, и в его голосе растерянности было куда больше, чем страха: он был из новичков и постоянно дежурил за оградой, тощая большеглазая девчонка едва ли доходила ему до пояса, и, несмотря на полученный инструктаж, угрозы от неё он не чувствовал. — Ты откуда тут взялась, детка? Эй…

Он вдруг захрипел, негромко, но надсадно, согнулся пополам, хватаясь за сердце и отчего-то зажимая рот собственной рукой. Ещё двое мужчин моментально возникли из темноты. Четвертая посмотрела на Двадцатую: она вытирала текущую из носа кровь и выглядела паршиво. Ей ещё не приходилось убивать людей, и собственные силы она явно не рассчитала.

С двумя сразу Четвёртой было не справиться, и её взгляд заметался туда-сюда. С кого начать?

— Стальная космея! — совершенно не по-мужски взвизгнул один из мужчин. — Змеи! Кругом змеи! Убери! Убери их, Ройш!

Ройш вытаращился на обезумевшего напарника, а потом перевёл взгляд на упавшего третьего.

— Дяденька, миленький, помогите, мне больно! — тоненько закричала Четвёртая, подбегая и хватая его за рукав, и тогда растерявшийся охранник уставился на неё, всего миг, но ей хватило:

— Тебе нужно тушить пожар! — внятно проговорила она. — Иди тушить пожар! Быстро! Беги!

Ройш рванул в сторону вовсю полыхавшего дома. Четвёртая собиралась было подойти к тому, кто всё отбивался от несуществующих змей, всё-таки поддерживать иллюзию долго Седьмой бы не смог, но Двадцатая уже пришла в себя, и боящийся рептилий мужчина рухнул на землю со всё ещё перекошенным от ужаса лицом.

* * *

— Юнита скверны, — тихо сказала Двадцатая, когда они добрались до ближайшего города, названия которого они не знали, и присели у какой-то канавы умыться. Конечно, они не очень-то понимали, что им делать дальше, но понимали, что как минимум кровь с лиц девочек нужно смыть.

А ещё очень хотелось есть. И спать. И придумать, что же делать дальше.

Все посмотрели на Двадцатую, и та пожала плечами, самую капельку смущенно.

— Давайте не забывать об этом, ладно? Мы, ну… мы вместе.

— Вместе, — пискнул Седьмой и поднял с земли камень. Наложил иллюзию большого куска пшеничного хлеба, с сожалением покачал на ладони.

— Нам надо быть осторожнее, — буркнул Тринадцатый и сглотнул. — Никто не должен знать о нас… Нельзя демонстрировать дар. Лучше говорить всем, что мы, ну, сироты бездомные. И дара никакого нет, усекли? Нельзя красть, нельзя убивать, нельзя рассказывать. Никто ни о чём не должен узнать. Надо давить на жалость, плакать, жаловаться, говорить, что ничего не помним, ну там родители били по голове в детстве и от этого память плохая.

— И не стоит ходить вместе, — добавила Четвёртая. — Ну, разве что по двое… Впятером мы привлечём слишком много внимания.

Прежде чем отправиться на разведку в город, они дождались ночи. Спали прямо на траве, оставляя часового, но усталость от пережитого давала о себе знать, так что спали и часовые, хотя в любом шорохе чувствовалась погоня. В итоге все проснулись примерно за час до рассвета.

— Давайте разойдёмся, — сказал Тринадцатый. — Надо добыть еды и попробовать попасть в какой-нибудь приют.

— Ты с ума сошел? — Четвёртая даже за ладонь себя укусила, чтобы убедиться, что ей не послышалось. — Опять?

— В нормальный приют для обычных детей. А как ты хотела? Выжить на улице трудно, работу нам не дадут.

— Я выживу! — фыркнула Четвёртая.

— Ты будешь применять дар, тебя быстро вычислят, и тогда тебя ждёт не Джаксвилль, а клетка, в которой даже стоять нельзя, только сидеть, такая тесная. Я слышал, есть места гораздо хуже Джаксвилля… Нельзя применять дар, слышите? Нам нужно попасть в приют, а потом в нормальную школу, и хорошо учиться, и быть паиньками, чтобы потом, когда мы вырастим, сделать всё, что захотим.

— Я хочу в нормальный приют, — подала вдруг голос Двадцать вторая.

— Ладно, — неохотно сказала Четвёртая и взяла её за руку. — Разделимся. Вечером встретимся у фонтана, хорошо?

Двадцатая кивнула. Ей всё ещё было плохо, периодически рвало и мутило.

— Я далеко отходить не буду. Ноги подгибаются.

…Вечером кроме неё к центральному городскому фонтану, где они договорились встретиться, не пришёл никто. И на следующий день тоже. А ещё через день загибающуюся от голода девчонку, пытавшуюся вытащить гнилые овощи из выгребной ямы овощной лавки, подобрал полицмейстер и действительно определил в Саркский приют — не в этом, а в соседнем городке, там, где были свободные места. В Сарксе тоже кормили не то что бы очень хорошо и учили спустя рукава, но это было лучше, куда лучше, чем в Джаксвилле. Двадцатая почувствовала себя нормальной, одной из многих, и это чувство было восхитительным, за него она готова была отдать передний зуб и все пальцы на ногах, но к счастью, получила его безо всяких жертв.

Но она не забыла юниту скверны и страшную, совсем не детскую тайну о скверном даре, с которым она родилась, о Джаксвилле, который оставил куда более весомый след, чем шрам в виде буквы «д» на её руке. И не оставила надежду когда-нибудь найти остальных.

Лишь бы они выжили, выкарабкались как-нибудь.

Они встретятся, обязательно встретятся.

Где-нибудь и когда-нибудь.

Глава 21. Новые знакомства

Из мягкой упругой темноты я вынырнула почти мгновенно — как мне показалось. И первое, что отметила, почти неосознанно: потолок был почему-то не стеклянным куполом, а самый обычным, ровным, белым… И вокруг пахло незнакомыми травами, запах был с горчинкой, но свежий.

А ещё голова неприятно гудела, особенно левая её часть. И, кажется, левый глаз открываться отказывался.

Стальная космея, что за ерунда-то со мной творится?

Я приподнялась, одновременно ощупывая лицо — на левой его половине лежал мягкий марлевый компресс. Боли не было, но кожа казалась онемевшей, потерявшей чувствительность.